© 2011 г.
В. Б. АКСЕНОВ*
«СУХОЙ ЗАКОН» 1914 года: от придворной интриги до революции
«Сухой закон» 1914 г. законодательно так и не успел оформиться до начавшейся в феврале 1917 г. революции. Судьба его была тесно связана с придворными и ведомственными интригами, с отношениями министров и Думы, с борьбой органов местного самоуправления за расширение своей компетенции и желанием правительства подыграть им в условиях начавшейся войны. Вместе с тем история «сухого закона» не стала самостоятельной темой в историографии, несмотря на ряд исследований, выходивших в свет с первых же лет проведения антиалкогольных мероприятий1. В настоящее время «сухой закон» и «пьяный вопрос» все чаще рассматриваются не только в контексте экономической политики, но и в свете социально-психологических процессов периода Первой мировой войны и революции в России2. Тем не менее пока еще не выяснено, как менялось отношение общества к антиалкогольным мероприятиям, привела ли реформа к снижению пьянства, какую позицию занимали во время ее подготовки и реализации отдельные министры, делались ли попытки смягчить негативные экономические последствия принятых мер? Что именно заставило Николая II в условиях войны пойти на отмену статьи доходов, обеспечивавшей более четверти всех поступлений в бюджет? Официальные заявления о намерении искоренить пьянство звучали несколько наивно, учитывая предшествовавший период господства винной монополии, а также то, что трезвенническое движение, бывшее ровесником виттевской реформы, не встречало сколько-нибудь серьезной правительственной поддержки. Наоборот, Первый всероссийский съезд по борьбе с пьянством завершился в январе 1910 г. арестами отдельных «заговорившихся» «трезвенников». Учитывая, что борьба за трезвость в начале XX в. велась преимущественно органами местного самоуправления, в действиях императора можно усмотреть попытку сплотить власть и общество в военное время с помощью уступок в «пьяном вопросе». Но почему тогда поворот к «трезвому бюджету» царь наметил еще в рескрипте П.Л. Барку в январе 1914 г., когда особых поводов для заигрывания с обществом не было? Недоумение вызывает и спешное увольнение прежнего министра финансов и председателя Совета министров В.Н. Коковцова. Говорить о личной неприязни к нему императора не приходится, экономическое развитие России также было успешным (увеличивался банковский капитал, бюджет сводился без дефицита). Однако Коковцов устраивал далеко не всех, как внутри Совета министров, так и при Дворе и в Государственной думе.
Интрига
Протекции, связи, близость к тем или иным кружкам и влиятельным персонам играли в Российской империи решающую роль при назначении или увольнении сановников. В.Н. Коковцов стал в феврале 1904 г. министром финансов благодаря поддержке со стороны председателя Государственного совета графа Д.М. Сольского и министра внутренних дел В.К. Плеве3. И хотя из-за сложных отношений с графом С.Ю. Витте он вынужден был в октябре 1905 г. покинуть правительство, уже в апреле 1906 г. император вернул ему министерский портфель. При И.Л. Горемыкине и П.А. Столыпине положение Коковцова только усиливалось, и в сентябре 1911 г. именно он был назначен председателем Совета министров, оставшись при этом во главе финансового ведомства. Однако к середине 1913 г. позиции премьера серьезно пошатнулись. К этому
* Аксенов Владислав Бэнович, кандидат исторических наук, доцент Московского государственного института радиотехники, электроники и автоматики.
времени его покровители были уже мертвы, а искать опору в новых кружках и партиях Коковцов не желал. Между тем с 1912 г. заметно усилилось влияние скандально известного кн. В.П. Мещерского и притчей во языцех являлся Г. Распутин. Председатель Государственного совета М.Г. Акимов, «пессимистично» оценивавший личность монарха, резко отзывался тогда о его «новом окружении» и рассказывал своим знакомым, что «среди столичных государственных деятелей не раз возникал вопрос о том, как обезопасить трон от случайных закулисных влияний и образовать вокруг него особый Верховный совет, или учредить при особе Николая II должность личного секретаря»4.
Главным врагом Коковцова был кн. Мещерский, издававший журнал «Гражданин», который читал император. Первое заочное столкновение между ними произошло в 1909 г., когда Мещерский собирался отметить 50-летие своей публицистической деятельности и обратился к Столыпину с просьбой выдать ему на празднование юбилея 200 тыс. руб. Столыпин готов был оказать князю такую услугу, однако Коковцов отговорил его, и князь получил лишь негласную пенсию в размере 6 тыс. руб. в год5. Тем не менее до весны 1913 г. на страницах «Гражданина» в адрес Коковцова часто звучали хвалебные эпитеты, отмечались его «ум и большой служебный опыт», а также блестящее красноречие, позволявшие влиять на Государственную думу6. Более того, когда на главу правительства обрушилась критика националистов, Мещерский занял сторону Коковцова.
Однако князь поддерживал только тех, кто был ему полезен и до тех пор, пока считал это выгодным. В правительстве наиболее «полезен» ему был его протеже, министр внутренних дел Н.А. Маклаков. Узнав о намерении Николая II заменить Маклаковым уволенного А.А. Макарова, рекомендованного в 1911 г. самим Коковцовым, премьер попытался отговорить императора. Когда же он понял, что вопрос о назначении Мак-лакова предрешен, то не придумал ничего лучше, как вызвать будущего министра к себе на дачу и откровенно выразить свое недовольство его близостью к кружку кн. Ме-щерского7. Со своей стороны, Мещерский, воспользовавшись произошедшим в Думе столкновением между премьером и Н.Е. Марковым поместил в «Гражданине» сравнительный психологический портрет Маклакова и Коковцова. По мнению князя, министра внутренних дел характеризовало «спокойное и незлобное отношение к критике», тогда как для главы правительства были типичны истеричность и «безмерно злобная» реакция на оппонентов8.
Коковцов обвинялся князем и «в потворстве евреям в ущерб государству», в частности, в финансовой поддержке оказавшегося на грани банкротства Л.С. Полякова9. Решив воспользоваться «еврейским вопросом», Мещерский принялся разоблачать на страницах «Гражданина» «жидо-масонский заговор», ссылаясь летом 1913 г. на снижение котировок российской биржи во время конфликта на Балканах: «Это несомненно является осуществлением какого-то ужасного замысла масонов, евреев и анархистов -посредством эволюции на бирже разрушать Россию вернее, чем войною или революцией... С ведома и благодаря бездействию министра финансов Россия делается жертвою, именно теперь, адского замысла ее разорить, во что бы то ни стало»10. Все это, разумеется, не мешало самому Мещерскому вести дела с известным «биржевым королем» И.П. Манусом, происходившим из еврейской семьи, проживавшей в Бессарабской губ. Манус к тому же сочинял финансовые заметки для «Гражданина» под псевдонимом Зеленый и частично финансировал издание журнала. Вероятно, противостояние нечистоплотным биржевым спекулянтам со стороны Коковцова, имевшее отрицательные финансовые последствия для Мещерского, стало еще одной причиной их столкновения. Так, в мае 1912 г. при содействии Мещерского Манус был избран действительным членом совета Фондового отдела биржи, но Коковцов, зная о махинациях Мануса, отказался его утвердить. Трижды Манус пытался получить данный пост, но ничего не добился. Между тем близкие отношения связывали его не только с Мещерским, но и с Распутиным.
Оставляли желать лучшего и отношения главы Совета министров с Распутиным. В феврале 1912 г., когда в прессе и в Думе разгорался скандал относительно близости этой
фигуры к царской семье, Коковцов вызвал его к себе и предложил покинуть Петербург. Вскоре во время аудиенции император неожиданно спросил у министра финансов о том, какое мнение сложилось у него о Распутине. Коковцов признался, что тот оставил «самое неприятное впечатление», и охарактеризовал его как «типичного представителя сибирского бродяжничества», встречающегося «в пересыльных тюрьмах, на этапах и среди так называемых не помнящих родства»11. Николай II никак не отреагировал на эту характеристику, однако с тех пор Александра Федоровна при встречах демонстративно перестала замечать главу правительства.
Помимо Маклакова оппонентами Коковцова являлись министр земледелия и землеустройства А.В. Кривошеин, министр юстиции И.Г. Щегловитов, военный министр
B.А. Сухомлинов. В Думе против Коковцова выступали не только либеральная оппозиция, но и представители правых партий, недовольные тем, что новый премьер-министр, в отличие от Столыпина, считал их финансовую поддержку со стороны казны «нецелесообразной»12. В результате, к концу 1913 г. противникам Коковцова не хватало лишь удобного повода, чтобы ускорить его отставку. Как вспоминал депутат Государственной думы Н.В. Савич: «Против последнего уже давно шла глухая борьба, вели подкоп приближенные императрицы. Но убедить государя расстаться с этим верным слугой трона, опытным министром финансов и председателем Совета министров, было трудно. Чтобы сломить это сопротивление воспользовались "пьяным вопросом". Прежде всего подготовили государя к мысли, что запрещение продажи вина есть священная задача его царствования, завещанная ему от Господа... В то время государь уже начал впадать в некоторый мистицизм, эта идея ему понравилась»13. Сам Коковцов также писал, будто Распутин постоянно повторял императору, что «негоже царю торговать водкой и спаивать честной народ»14.
В конце 1913 г. в Думе был разработан очередной проект борьбы с пьянством, предусматривавший расширение полномочий земств и городских дум относительно открытия трактирных заведений. Министерство финансов доработало законопроект, и в декабре он был передан на рассмотрение Государственного совета. Учитывая, что расширение полномочий местного самоуправления в вопросе, непосредственно касавшемся бюджета страны не могло не вызвать противодействия справа, проект этот был обречен, по крайней мере, в своем первоначальном виде. Однако совершенно неожиданно на слушаниях в Совете против
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.