B.C. Ярных
СВЯТЫЕ ПРЕДКИ И ПРЕДКИ СВЯТЫХ: ПРОБЛЕМА ПРОИСХОЖДЕНИЯ В ЮЖНОГАЛЛЬСКОЙ АГИОГРАФИИ Х-Х1 ВЕКОВ
На протяжении всего раннего Средневековья в западной агиографии господствовало убеждение о добродетели и святости как наследственном свойстве уважаемого рода1. Классической стала формула, употребляемая в житиях для указания на происхождение святого: "Благороден рождением, но еще более благороден добродетелью души"2. Как показал Ж.-Л. Пулен, это парафраз слов блаженного Иеронима3. Автор указывал на происхождение святого и выдвигал на первый план его добродетель - достоинство, неизмеримо большее, чем мирские почести и слава.
Святой в роду поднимал престиж и авторитет знатных семейств. Но верно и обратное: славные и почтенные предки - неотъемлемый атрибут большинства святых персонажей. Хотя знатность святого была общим местом западной агиографии еще с меровингской эпохи4, ряд житийных сочинений Х-Х1 вв. отме-
1 Сопоставление представлений о связи знатности и святости в житийной традиции разных регионов Европы см.: Парамонова М.Ю. Культы святых королей в Западной и Центральной Европе // Другие Средние века: к 75-летию А.Я. Гу-ревича. Москва; Санкт-Петербург, 2000. С. 267-287. О значенииpotentia святого при формировании культа святых в Западной Европе см.: Браун П. Культ святых: его становление и роль в латинском христианстве. М., 2004. С. 93-113.
2 С некоторыми вариациями мы находим эту формулу в целом ряде житий корпуса. См.: Vita sancti Sigiramni, 1 // AASS OSB. II. P. 432; Vita sancti Isarni, I. 3 // AASS. Septembris T. VI. P. 737; Vita sancti Tillonis, 1 // AASS OSB. II. P. 994; Vita sancte Fidis antiqua, 1 // Labbe P. Novae bibliothecae manuscriptorum librorum. P., 1653. Vol. II. P. 528; Vita sancte Fidis nova, 2 // AASS. Octobris T. VIII. P. 823; Vita sancte Fidis remaniée, 1 // AASS. Octobris T. III. P. 288; Vita sancti Martialis antiqua // Arbellot F. Documents inédits sur l'apostolat de Saint Martial. Limoges, 1860. P. 38-39; Letaldus Miciacensis. Vita et Miracula sancti Martini Vertovensis, 3 // AASS. Octobris T. X. P. 806; Vulfinus Boetius. Acta sancti Juniani, I. 5 // AASS. Augusti T. III. P. 39; Vita sancti Martiani, 1 // AASS. Augusti T. V. P. 271.
3 Poulin J.-Cl. L'idéal de sainteté dans l'Aquitaine сarolingienne d'après les sources hagiographiques (750-950). Québec, 1975. P. 46. Cf.: Hieronymus Stridonensis. Epistula CVIII // CCL. Turnhout, 1983. T. 55. P. 1. P. 306: Nobilis genere, sed multo nobilior sanctitate, potens quondam divitiis, sed nunc Christi pauperitate insignior...
4 См.: Bosl K. Il 'santo nobile' // Agiogafia altomedievale / a cura di S. Boesch Gajano. Bologna, 1976. P. 161-190; Graus F. Sozialgeschichtliche Aspekte der Hagiographie der Merowinger- und Karolingerzeit // Mönchtum, Episkopat und Adel zur Grundungszeit des Klosters Reichenau / Ed. A. Borst. Sigmaringen, 1974. S. 59-175.
чен небывалым вниманием к происхождению протагониста. Трактовка связанных с происхождением сюжетов в агиографической литературе отдельно взятого региона на конкретном этапе его развития позволяет разглядеть ряд нюансов в природе региональной аристократии. Выбор Южной Галлии Х-Х1 вв. продиктован как интенсивностью происходивших здесь в это время социальных изменений, так и особым вниманием местных агиографов к вопросу о благородном происхождении и его моральной оценке.
За основу данной статьи взят корпус из 102 агиографических сочинений конца VIII - конца XI вв., из которых 65 датируется Х-Х1 вв., а 37 концом VIII - началом X в. Среди них 62,2% житий, 24,3% чудес, 13,7% перенесений и обретений мощей. При отборе источников критерием служило наличие в историографии четкой датировки и локализации текстов. Очерченный круг источников позволяет сопоставить данные Х-Х! вв. с предшествующей эпохой и выявить динамику восприятия происхождения агиографами.
В целом агиография Южной Галлии X-XI вв. представляет собой довольно пестрый и разнородный конгломерат текстов, в котором тем не менее угадывается единство ряда важных тенденций в становлении жанра и в проблематике. Житийная литература становится более злободневной и публицистичной, чем в предшествовавшую эпоху. Теперь она живее и непосредственнее откликается на реалии общественной жизни. К XI в. постепенно формируется иной, чем прежде, тип агиографического сочинения -более беллетристичный, драматичный, увлекательный, предназначенный более широкому кругу читателей и слушателей5.
В Аквитании на это время приходится небывалый всплеск почитания святых, сопровождающийся подлинным расцветом агиографической литературы. Отныне святые воспринимаются не только как заступники перед лицом Господа. Ключевая роль культа святых, процессий и присяги на мощах в движении за Божий мир и в репрезентации власти территориальных князей превращает их в мощную общественную силу. Здесь также разворачивается процесс, получивший в современной историографии название
5 Cm.: Gaiffier de, B. L'hagiographe et son public au Xle siècle // Gaiffier de, B. Études critiques d'hagiographie et d'iconologie. Bruxelles, 1967. P. 475-499; Heen K. Merovingian and Carolingian Hagiography: Continuity or Change in Public and Aims // Analecta Bollandiana. T. 107. 1989. P. 421-422; Van Egmond W.S. The Audience of Early Medieval Hagiographical Texts: Some Questions Revisited // New Approaches to Medieval Communication / Ed. by M. Mostert. Turnhout, 1999. P. 42-45.
"поиск истоков" - составление истории первых миссионеров, принесших христианство жителям провинции. Правда, временами эта бурная агиофилия приобретает привкус языческого идолопоклонства. В Бургундии тогда же рождается несколько иная агиография - "ученая" монашеская, с акцентом на созерцательно-моралистическом аспекте. Уже с первой четверти Х в. начинает складываться клюнийская агиографическая традиция, которая сочетает сосредоточенность на воспитании монашеских добродетелей со стремлением задать моральные и социальные ориентиры мирянам. В результате, хотя и иным путем, социальная проблематика и бытовые детали проникают и в эти отвлеченные монашеские сочинения. В житийной литературе Юго-Восточной Галлии в данный период не происходит столь бурного всплеска. В то же время здесь значительное развитие получают жизнеописания "новых" святых6. При этом в ней заметны влияния и клю-нийской реформы, и зародившегося в Аквитании движения за Божий мир7.
На протяжении каролингской эпохи львиная доля агиографических текстов, составлявшихся в Южной Галлии, была посвящена меровингским святым. Их преобладание сохраняется и в XI в. Однако с конца Х в. (а в Бургундии, под влиянием Клюнийской обители, на добрых полстолетия раньше) все чаще появляются жития недавно умерших святых, по сути современников авторов. Тогда же составляются детальные и конкретные жития меро-вингских святых, о которых ничего или почти ничего не сообщалось в более ранних источниках. Именно в этих текстах, где ни традиция, ни четкие и однозначные рассказы живых свидетелей не сковывают агиографа, происходит подлинное рождение генеалогической легенды.
6 В частности, составляются жития святых Гильома Желонского |f 812), Теодар-да Нарбоннского (f 893), Фулькрана Лодевского (f 1006), Изарна Марсельско-го (f 1043), Стефана Аптского (f 1046), Теобальда Вьеннского (f 1001/1006).
7 Из источниковедческих работ см.: Bonnassie P., Sigal P.-A., Iogna-Prat D. La Gallia du Sud, 930-1130 // Hagiographies / sous la dir. de G. Philippart. Turnhout, 1994. Vol. 1. P. 290-344, а также: Barone G. Une hagiographie sans miracles: Observations en marges de quelques vies du X-e siècles // Les fonctions des saints dans le monde occidental. Rome, 1991. P. 435-446; Iogna-Prat D. Panorama de l'hagiographie abbatiale clunisienne (940-1140) // Hagiographie, cultures et sociétés, IV-XII siècles: Actes du Colloque organisé à Nanterre et Paris (2-5 mai 1979). P., 1981. P. 72-118; Poulin J.-Cl. L'idéal de sainteté dans l'Aquitaine carolingienne... P. 166-180; Vregille de B. Hugues de Salins. Archeveque de Besancon 1031-1066. Besancon, 1981. P. 377-402.
В большинстве случаев попытки буквального прочтения родословий святых обречены на провал. Агиографы не стремились докопаться до настоящих предков героев, но лишь из раза в раз подчеркивали связь между святостью и благородством крови. Вопрос поэтому скорее в том, как традиционный топос знатного происхождения святого звучал в Южной Галлии Х-Х1 вв. Какое место заняла родословная легенда в структуре повествования? Какие веянья времени облекли ядро, неизменное еще с меровинг-ской эпохи? Какие критерии главенствовали при выборе "почетных предков"? Какое родство воспринималось как "престижное"? Не забудем, что перед нами регион со стойкими римскими традициями. Поэтому любопытно, насколько жизненным для авторов Х-Х1 вв. оставался вопрос об этническом происхождении.
Самоочевидно, что агиография смотрит на события земной жизни с точки зрения вечности и спасения души. Вдобавок она укоренена в традиции и склонна к типизации, строится по строгим и четким сюжетным и стилистическим канонам, почти не меняющимся на протяжении столетий. Агиографическое сочинение, даже откликаясь на социальные метаморфозы эпохи, "впускает" в повествование лишь то, в чем есть идейная и сюжетная необходимость, причем и эти крупицы событийности подвержены типизации и обобщению. И все же, отдавая себе отчет в топическом характере жанра, небесполезно обратить внимание на неотступное напоминание о благородном происхождении протагониста и прочувствовать нюансы восприятия и оценки социального статуса святого на протяжении указанного временного отрезка в каждом из трех регионов Южной Галлии.
Сам по себе аристократический характер святости в западной агиографии раннего Средневековья не вызывает сомнений. Дискуссии возникают скорее по поводу социальной группы, которая разделяет эту идеологическую посылку. На одном полюсе те исследователи, для которых с концом меровингской эпохи канули в Лету времена благоговения перед древностью рода. В их глазах знатность святого - архаический, лишенный позитивного смысла топос,
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.