Филологические науки Литературоведение Русская. литература
Нененко А.А., аспирант
ТЕМАТИЗАЦИЯ ДЕСТРУКТИВНОСТИ В ЛИРИКЕ МОСКОВСКИХ ПОЭТОВ-«ЭКСПРЕССИОНИСТОВ»
Анализ лирики «экспрессионистов» с точки зрения названия стихов позволяет сделать предположение о том, что центральной темой их лирики является деструктивность во всех ее проявлениях. Например, таковы названия стихотворений у И. Соколова: «О смерти», «Сыпняк», «Апокалиптическое чудовище»; «Стеарин с проседью: Военные стихи экспрессиониста» - Б. Земенкова; «Расколотое солнце» - Гурия Сидорова.
На материале стихов И. Соколова, Б. Земенкова, Г. Сидорова проследим некоторые особенности поэтики «экспрессионистов». В первую очередь, в поэтике «экспрессионистов» обращает на себя внимание такая специфическая черта, как деструктивность. Так, в картине мира русских экспрессионистов можно наблюдать слом, искажение, сдвиг реальности к трагическому центру. Состояние мира показано в момент катастрофы, гибели. Связи между жизнью и смертью становятся зыбкими, эфемерными. Граница смерти и сна как варианта смерти пропадает и приводит к парадоксальному бытию-небытию.
В немецком поэтическом экспрессионизме подобное взаимопроникновение двух форм бытия мы можем встретить в названии стихотворения Георга Гейма «Краткие биографии гибели». Образы, связанные с творчеством, в стихах «экспрессионистов» наделяются деструктивной семантикой. Так стихи могут быть орудиями убийства; у Гурия Сидорова появляются метафоры «клинки слов», «из ножен стихи», у Бориса Земенкова - «строк лезвие кроет ржа»; создается гротескный образ творчества: «волчьи ягоды крови на кишках этих строк».
В изображении мира «экспрессионисты» опираются на преимущественно негативные экзистенциальные состояния. Они преподносят ситуации как бы в последней, финальной их стадии. Их интересует прежде всего отрицательное переживание или, можно сказать, сама суть этого переживания. Растиражированная в большинстве стихов деструктивность образует своего рода эффект статики, переполненности.
Особое звучание в стихах «экспрессионистов» получает тема безумия. Центральным образом сборника стихов Б. Земенкова «Хохоты» (1920) является образ безумного смеха; основными темами являются безумие, кошмар, бред. Диссоциация личности провоцирует появление подобных стихов: «Ресниц бечевками, подтягивая кверху / синеватые мешки. / Прыгает на стол для отдельного / танца. Десна это» [2. С. 7].
Актуальным становится изображение галлюцинаций, при этом галлюцинаторная тематика получает свою особую значимость: «И если высосется сейчас электричество, / Лучше заранее очи режь, / Потому - что галлюцинаций такое количество, / Что они становятся в очередь» [Там же С. 8]. Реальность превращается в кошмар, во многом напоминающий больничные зарисовки немецких поэтов - экспрессионистов, таких, как Георг Гейм, Гот-фрид Бенн. Такое изображение, по нашему мнению, адекватно деструктивному видению мира в экспрессионизме: «В голове от газет.... Деникин, Махно... / А шкап на живот надвинет твой зад; / А дальше. дальше между моих ног / Выплыли твои удушливые глаза» [Там же С. 7].
Трактовка жизни как напрасного страдания, внимание к ее темным сторонам актуализируют тему смерти, важную для экспрессионизма. Как известно, экспрессионизм использует
натуралистические детали с совершенно другими целями, нежели натурализм. Для экспрессионизма характерно стремление выделить сущность эмоции, экзистенциальную боль выразить через внешнюю знаковость, через образы смерти подчеркнуть неистовую эмоциональность. Поэтому повышенный интерес к уродливому, физиологическому является инструментом деструкции окружающего мира.
В стихах московских «экспрессионистов» повсеместно встречаются натуралистические образы, характерные и для творчества немецких экспрессионистов. Читаем у Георга Тракля: «Кровью жадная трава/....кровью дышат ложь и губы» [7. С. 49]. У Августа Штрамма: «В половодье моей крови/. камни кровожадны» [Там же С. 97]. В стихах Гурия Сидорова-Окского: «руками, заплаканными кровью» [4. С. 13], «Но как все в эту ночь /На заре окровавим» [5. С. 3]. Фиксация внимания поэта на болезненной эмоциональности обусловливает повышенный интерес к теме насилия: «Вот уже в топи зеркала самому себе зрачки / Кажутся только костей обрубками, Торчащими из коричневого гниющего мяса» [1].
Физиологичность призвана усилить впечатление от ужаса происходящего: «Как циферблат секунд последних дула / Мостовая от крови жирна, как глаза у грузина [Там же].
Данные образы напоминают больничные наблюдения немецких экспрессионистов; для сравнения - у Г. Гейма: «Они до корня изгрызают ногти / Кровавые морщины вырыл бред / Жужжат москиты. Спекся небосвод» [7. С. 24].
Специфическую оценку в стихах «экспрессионистов» получает любовная тематика. Между тем она не особо существенна для московских «экспрессионистов». В деформированном мире нет места для любви. В этом мире любовь невозможна и в то же время отчаянно желанна. Любовь уступает место грубой эротике, сведенной к телесному низу: «Кустарник, кустарник на седых холмах, /Как волосы у мужчины живота пониже» [1]. Часто любовь смешивается с ненавистью: «В любимую руки врежу/ Вмиг растерзаю! А перья крылышек/ Слезами, как клеем, сладким и терпким/ Сращивать стану дрожа, крича» [5. С. 12]. Любовь может быть деструктивна: «Голову от туловища/ Руками, заплаканными кровью/ Свою с мозгами своими/ Заверчу/ Наверчу/ Взверчу» [Там же С. 13]. Но вместе с тем, возникают надрывные строки о потребности в любви: «Синяя, синяя в газе луны!/ В строки плененные язвы./ Не можно, не можно по теплу/ ныть/ В провинцию скрыты/ раз/ Вы» [2. С. 12].
Любовь в этом мире не нужна, она пропитана отчаянием.
Но чьих то бедер жесткие нары
Родили, как ничего не было [1].
Когда автор обращается к теме любви, звучит нарочито циничная интонация:
Кто давит подокоником губ ваших грудей
Абажуры [1]?
Однако подчас данная интонация сменяется подлинно романтичными восклицаниями: «тело, разубранное в шатер черкески, никем не/ любимо» [1].
Мы полагаем, что все это призвано создать эффект диссонанса, придать данной тематике трагическое звучание.
В тематике «экспрессионистов» чувствуется «трагический нерв эпохи». Большинство тем в лирике московских «экспрессионистов» объединяются рамками деструктивности: это смерть, безумие, одиночество.
Это подтверждает и Н.В. Пестова, которая как бы резюмирует: «Экспрессионистская лирика - это сознательное да всем темным и разрушительным силам жизни» [3. С. 385].
Список литературы
1. Земенков Б. Стеарин с проседью: Военные стихи экспрессиониста / Борис Земенков -М., 1920.
2. Земенков Б. Хохоты / Земенков Б., Краевский А., Шершеневич В.// От мамы на пять минут. - М., 1920.
3. Пестова Н.В. Лирика немецкого экспрессионизма: профили чужести / Н.В. Пестова. -Екатеринбург, Урал. гос. пед. ун-т. 1999.
4. Сидоров Г. Стебли / Г. Сидоров - М., 1922.
5. Сидоров Г. Ходули. - М., 1922.
6. Соколов И. Апокалиптическое чудовище // Перелешин Б., Ракитников А., Соколов И. -А. 0,21 XX в. Р.С.Ф.С.Р.С.
7. Сумерки человечества: лирика немецкого экспрессионизма. - М.: Московский рабочий, 1996.
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.