Тени зарытых предков
Андрей Юрьевич Журавлев, доктор биологических наук, специалист в области палеонтологии кембрия. Был ведущим научным сотрудником Палеонтологического института РАН, сейчас сотрудничает с Университетом Сарагосы (Испания). Монографии: «The Ecology of the Cambrian Radiation» (в соавторстве с Р.Райдингом; N.Y., 2000), «Atlas of the Evolving Earth» (Detroit, 2001), «До и после динозавров» (Москва, 2006). Неоднократно публиковался в «Природе».
А.Ю.Журавлев
Водной вроде бы научной книге достаточно знающий автор отмечает, что креационисты «указывают на факты, неверно описанные другими» [1]. Пример подобных «фактов» — триасовый (не менее 200 млн лет) «отпечаток подошвы обуви», на котором «виден след крученой нити прошивки, уходящей в отверстие» [1. С.551]. По счастью, изображение данного образца приводится в книге двух американских шарлатанов, на чью удочку и попался профессиональный биолог. А потому можно с уверенностью добавить, что «след» оставлен на вертикальной поверхности, поскольку представляет собой скол конкреции, образовавшейся в косослоистом песчанике (слоистость позволяет сориентировать образец) и имевшей форму каравая, а отнюдь не башмака. «В триасе человек жить мог, но ему не из кого было произойти», — продолжает цитируемый автор и, опираясь на безграмотный опус означенных жуликов-креационистов, подобных коим ныне несть числа, заявляет, что сей «факт» «обычная наука почти не заметила».
«Обычная наука», в отличие от креационизма, не занимается изучением «собакитов» (артефактов, взятых неизвестно кем и неизвестно откуда). Но зато она заметила, что в триасовом периоде содержание кислорода в атмосфере было почти в два раза ниже, чем ныне, и «человек жить мог» разве что в самых низменных областях суши, при© Журавлев А.Ю., 2009
чем передвигаясь очень медленно, а лучше — ползком [2].
Данная статья не случайно начата с отсылки к книге, претендующей на представление нового опыта теории эволюции, поскольку ее автор считает креационизм, наглеющий на фоне стремительно прогрессирующего невежества общества, «вовсе не противником дарвинизму, а его оборотной стороной» [1. С.16]. Приведу еще две цитаты, отрицающие важные положения «Происхождения видов» Чарлза Дарвина [3]: «Аккуратные примеры эволюции суть примеры видообразования. Из этого вовсе не следует, что род и прочие таксоны образуются путем серии видообразований» [1. С.382]. «Напомню, что поиск промежуточных состояний был главной установкой Дарвина, более важной для него, чем даже отбор. С данной установкой можно расстаться: эволюция шла иначе. Вместо постепенных переходов мы повсюду видим блочность эволюции» [1. С.480].
Да, Дарвин считал, что «согласно теории естественного отбора, все существующие виды были связаны с предковым видом каждого рода отличительными признаками, не большими, чем те, что мы наблюдаем ныне между дикими и домашними разновидностями одного и того же вида; и эти предковые виды, теперь в основном вымершие, в свою очередь, были так же связаны с более древними формами; и так далее обратным курсом, всегда сходящимся на общем предке каждого большого класса» [3. С.289]. Именно эту мысль английского ученого и иллюстрирует палеонтологическая летопись, но никак не появление родов и прочих таксонов за счет неких сверхпроцессов, минуя видообразование и переходные формы. Дарвин хорошо понимал, что непрерывные седиментационные, тектонические, метаморфические и экзогенные преобразования оставляют подавляющему большинству вымерших видов
немного шансов «дожить» до наших дней, но подчеркивал, что геологическая летопись с очевидностью указывает на большее сходство ископаемых форм, разделенных маломощными слоями, чем тех, что отделены значительными толщами отложений. И говорить нужно об общих закономерностях эволюции, о вытеснении старых форм жизни «новыми и более совершенными — результатами изменчивости и выживания наиболее приспособленных», поскольку геологические исследования не в состоянии выявить то бесконечное множество переходных форм, что связывает вместе почти все существующие и вымершие виды.
150 лет назад Дарвин мог сетовать на «неполноту геологической летописи», обсуждению которой он отвел целых две главы (X и XI) своего замечательного, как в научном, так и в литературном смысле, труда: ведь палеонтология и седиментоло-гия как науки пребывали в зачаточном состоянии (Дарвин и стал одним из тех, кто начал их из этого состояния выводить). А такой дисциплины, как тафономия, объясняющей закономерности влияния седимен-тационных процессов на палеонтологическую летопись, вообще не существовало. (Ее основы заложит И.А.Ефремов много позже — в середине прошлого века.) Однако Дарвин настаивал на том, что факт внезапного появления целых групп видов в определенных геологических слоях совсем не отрицает ни превращения одних видов в другие, ни крайне малых темпов этого процесса, ни значительной временной удаленности предка от изменившихся потомков. Так, кембрийским слоям Европы, которые содержат первых представителей многих современных типов, причем в значительном разнообразии, несомненно предшествовали периоды, «столь же продолжительные или, вероятно, более длительные, чем весь интервал от кемб-
рийских времен до наших дней» [3. С.309]. По современным радиометрическим меркам не менее 540 млн лет; при жизни Дарвина эта оценка не превышала 60 млн лет, но сам он полагал ее минимально возможной.
Данные молекулярной биологии, так называемые «молекулярные часы», в основном подтверждают, что расхождение современных типов животных действительно должно было начаться задолго до того рубежа (540 млн лет назад), когда в ископаемой летописи появились представители этих типов — например, 1 млрд лет назад. Сам феномен внезапного появления животных практически всех типов в течение короткого начального промежутка кембрийского периода и ныне не отрицается. Правда, остатки многочисленных и разнообразных животных обнаружены, в основном за последние 50 лет, в отложениях эдиакарской (вендской) системы (635—540 млн лет назад). Но многие ученые полагают, что эдиакарский животный мир хотя и предшествовал кембрийскому, не был по отношению к нему предковым. Кстати, известны эти остатки не с самых низов эдиакарских отложений, а примерно с уровня 550 млн лет назад, на котором присутствуют и странная эдиа-карская макрофауна (вендоби-онты), и первые скелетные ископаемые, и ископаемые следы. Лишь находки возможных фос-фатизированных эмбрионов и кораллов предшествуют этому рубежу (580—560 млн лет назад). Однако интерпретация и тех, и других вызывает большие сомнения: «эмбрионы», в отличие от кембрийских, не выстраиваются в последовательные онтогенетические ряды, но являют все черты вторичной фосфатизации, вероятно, растительных клеток [4], тогда как «кораллы» и размером, и формой во всех подробностях строения соответствуют колониальным цианобактериям, но не каким-либо книдариям.
А вендобионты похожи на моллюсков, иглокожих или представителей любого другого типа животных не более, чем отдельно взятое фигурное облако на корову, хотя в это самое облако могли попасть и некоторые коровьи эманации. Тип роста вен-добионтов иной, симметрия — совершенно отличная, а в тех условиях, где происходило их захоронение, от обычных многоклеточных животных вообще ничего не остается.
Получается, что, кроме некоторых немногочисленных ископаемых следов и скелетных остатков, в эдиакарских отложениях нет предшественников тех многочисленных и разнообразных многоклеточных животных, которые в массе появились в кембрии. Неслучайно этот феномен именуется в науке «кембрийским взрывом»: всего за каких-то 20 млн лет (срок, по геологическим меркам, ничтожный) на свет явилось более 1500 родов (это сейчас их столько известно, а ежегодно описываются десятки новых), представляющих практически все ныне существующие типы животных от губок до хордовых. Разве что мшанки не обнаружены, да достоверные плоские и круглые черви, эхиуриды и сипункули-ды, хотя их отсутствие компенсируется наличием десятков форм с планом строения, ныне не встречающимся.
Может быть, с «молекулярными часами» что-то не так? Завести забыли? Или «виды, принадлежащие разным родам и классам, не изменялись с одной и той же скоростью или в одинаковой степени»? (Это опять Дарвин [3. С.313].) Дальнейшая отладка механизма «молекулярных часов» привела к тому, что они пошли почти в унисон с палеонтологической летописью. И стало ясно, что главные черты (синапоморфии), объединяющие многоклеточных животных, такие как тканевое строение, нервная система, кишечник, появились между 634 и 604 млн лет назад, т.е. в тече-
Кембрийский «океанариум». В толще воды слева и в центре — различные аномалокаридиды, на дне справа — головохоботный червь.
ние эдиакарского периода [5]. А может быть, в эдиакарском периоде и даже ранее все эти группы животных уже существовали, но только маленькие-маленькие? Многие специалисты считают, что предковые многоклеточные животные были либо планктонными микроскопическими формами, напоминавшими некоторых современных личинок, либо мельчайшими мейобентосными организмами,
подобными тихоходкам (если речь идет о предках членистоногих) или беспанцирным моллюскам (если рассматриваются основатели этого типа).
«Кембрийский взрыв» действительно явил на свет практически все многообразие существующих ныне типов многоклеточных. И представлены они как раз теми самыми постепенными переходными формами, существование которых замалчивается
креационистами. (По причине невежества, конечно, если эту причину кто-нибудь сочтет извинительной.) Более того, отличаются эти представители разных типов «признаками, не большими, чем те, что мы наблюдаем ныне между дикими и домашними разновидностями одного и того же вида». Впрочем, необходимо отметить, что переходные формы эти оказались совсем не такими, какими их представляли, изучая современных животных. Именно предполагаемое сходство привело к тому, что, например, членистоногих выводили от кольчатых червей, брахиопод и прочих щупальцевых располагали вблизи вторичноротых, а в основании этих двух ветве
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.