ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, 2013, том 83, № 8, с. 711-719
ОБОЗРЕНИЕ
Б01: 10.7868/80869587313050095
В статье проводится подробный научный анализ теории общественного прогресса: выявляется её структура, скрытая за различными частными концепциями, и на этой основе решаются вопросы об истоках, имеющихся недостатках и возможных направлениях модернизации этой теории, а также её месте в современном гуманитарном познании.
ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО ПРОГРЕССА: ДОСТИЖЕНИЯ И ПРЕДЕЛЫ
В.А. Нехамкин
Оценка любой концепции социального развития, отношение к ней со стороны научного сообщества и обычных людей сильнейшим образом зависят от времени. Одна и та же теория в один исторический период всесторонне поддерживается учёными и превозносится на уровне обыденного сознания, в другие — не менее горячо отвергается. Подобным образом сложилась судьба и теории общественного прогресса. В ХУ111—Х1Х вв. она являлась не просто популярным, но основополагающим средством объяснения прошлого и предвидения будущего для столь различных мыслителей, как И. Кант, Ж. Кондорсе, Г. Гегель, О. Конт, К. Маркс, Г. Спенсер и многих других. В ХХ в. ситуация изменилась на противоположную: теория общественного прогресса стала в массовом порядке терять сторонников. На настроение и учёных-гуманитариев, и обычных людей повлияли такие события, как две кровавые, унёсшие миллионы жизней мировые войны, ядерные бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки, перманентная угроза ядерной войны, "висевшая" над человечеством с 1945 по 1985 г., социальные эксперименты в рамках тоталитарных государств (СССР, нацистской Германии, фашистской Италии, франкистской Испании и др.), многочисленные экологические и тех-
ногенные катастрофы, порождённые успехами науки и техники (например, авария на Чернобыльской АЭС в 1986 г.). Уже перечисленных фактов оказалось достаточно, чтобы не только подвергнуть сомнению существование прогресса, но и задуматься, не сама ли его идея привела человечество в глубокий тупик.
Суть негативного отношения к прогрессу наиболее точно формулирует И.А. Василенко: "Убеждения прогрессизма были сильно подорваны опытом нынешнего столетия. Научно-техническая революция обернулась глубоким экологическим кризисом во всех измерениях, политическими революциями и мировыми войнами... которые казались давно пройденным этапом*. ХХ век ознаменовался. таким количеством невиданных прежде катастроф — военных, политических и моральных, что разочарование в идее прогресса стало повсеместным. Неудивительно, что лейтмотивом ХХ в. становится не идея прогресса, а идея кризиса" [2, с. 368—369].
Кроме того, в ХХ в. любая социальная сила стремилась представить себя как единственного носителя, "поборника" прогресса. Ещё в 1914 г. П. Сорокин отмечал: «Кто только не говорит теперь о прогрессе и кто не ссылается на прогресс! Государственный муж, посылающий на виселицу десятки людей, гражданин, протестующий против подобных актов, защитник существующих устоев и революционер, разрушающий их, — все они в конце концов ссылаются на прогресс и
НЕХАМКИН Валерий Аркадьевич — доктор философских наук, профессор кафедры философии МГТУ им. Н.Э. Баумана.
* Действительно, Л. Гумплович утверждал в 1906 г.: "Кровопролитная и разорительная война, какую в 1870—1871 гг. вели по культуре и расе столь родственные между собой нации, как немцы и французы, по всей вероятности так же является последней в этом роде; очень уж печально было бы, если бы дело обстояло не так" [1, с. 44]. И вот через восемь лет после того, как были написаны эти слова, началась Первая мировая война, которая по степени жестокости и "одичания" людей оставила далеко позади франко-прусскую войну 1870—1871 гг.
оправдывают свои действия "требованиями и интересами прогресса"» [3, с. 117]. В итоге создаётся впечатление, что идея прогресса к концу ХХ столетия просто девальвировалась.
На уровне обыденного сознания наученные горьким опытом первой половины ХХ в. (вспомним наших бабушек и дедушек, повторявших "лишь бы не было войны") люди второй половины столетия стали с большой осторожностью относиться к будущему, не спеша заранее окрашивать его в светлые тона. В 1980-е годы эту сверхнастороженность чётко выразил поэт Н. Глазков [цит. по: 4, с. 60]:
Я на мир взираю из-под столика Век двадцатый, век необычайный. Чем эпоха интересней для историка, Тем она для современников печальней.
Однако если будущее не обещает человеку ничего хорошего, то может ли оно называться прогрессивным? Другой поэт — А. Вознесенский — дал на этот вопрос резко отрицательный ответ [5, с. 411]:
Все прогрессы — реакционны, Если рушится человек.
Заметим: речь у Вознесенского идёт о "про-грессах" во множественном числе, то есть не только об "общественном", но и о "научном", "техническом" и др.
Под влиянием негативного "багажа" ХХ в. — массовых фактов бесчеловечности — от прогресса стремятся отречься разные учёные. Р. Виппер под впечатлением ужасов Первой мировой войны и Гражданской войны в России писал: "Если до сих пор мы руководствовались построениями в духе теории исторического прогресса, то теперь есть основание вспомнить о другом забытом историческом мировоззрении, которое зовётся... теорией исторического круговорота" [6, с. 37]. Казалось бы, к концу ХХ в. к концепции общественного прогресса уже можно было подойти с "холодной головой" — как к одной из теоретических конструкций. Однако в 1999 г. А.С. Панарин, увы, утверждал следующее: "В сфере исторического познания мы шли. от коперников античной исторической классики к птолемеям провинциально-самоуверенного прогрессизма" [7, с. 3]. Следуя такой логике, всякого сторонника теории прогресса в истории следует воспринимать как ретрограда, "самоуверенного провинциала", находящегося на обочине научного познания.
Подобное отношение к теории общественного прогресса ставит ряд вопросов. Стоит ли, образно говоря, с водой выплёскивать и ребёнка, то есть должно ли негативное отношение к отдельным проявлениям технического прогресса (например,
оружию массового поражения, авариям на техногенных объектах и т.д.), а также проявлениям антигуманизма рассматриваться как достаточное основание для вывода о необходимости вообще отказаться от данной теории при объяснении прошлого и прогнозировании будущего? Устарела ли она полностью или следует ставить вопрос лишь о её модернизации, совершенствовании отдельных её элементов? Чтобы ответить на эти вопросы, надо прибегнуть к научному анализу теории общественного прогресса. Главной предпосылкой продуктивного исследования является отказ от предвзятого отношения: ни мнения отдельных учёных, ни настроения, превалирующие в обществе, не должны мешать объективной оценке теоретического объекта (конструкции). Нельзя подменять одно другим.
Анализ теории общественного прогресса предполагает решение нескольких проблем. Прежде всего следует обратиться к генезису данной теории. По этому поводу существуют диаметрально противоположные точки зрения. Одни учёные (А.А. Столяров) ищут её истоки у Аврелия Августина, который впервые ввёл в философский обиход идею "морального прогресса" [8, с. 275]. Другие (В.М. Хвостов) — в эпохе Возрождения, поскольку она, "похоронив (религиозный. — В.Н.) авторитет, расчистила почву для создания учения о прогрессе" [9, с. 340]. Третьи отодвигают дату "рождения" теории общественного прогресса ещё ближе к современному периоду. Например, И.А. Василенко полагает, что идея прогресса стала активно использоваться "со времён эпохи Просвещения" [2, с. 361], то есть с XVIII в. Таким образом, не существует единой позиции относительно времени возникновения теории, как и того, что можно рассматривать в качестве её предтечи.
Вторым предметом анализа должна стать структура теории общественного прогресса. Уже в начале ХХ в. П. Сорокин указал на интересную тенденцию, отметив, что «число "теорий" прогресса возросло до невероятности» [3, с. 117]. Такая ситуация порождает вопрос: обладает ли это множество каким-то концептуальным единством? Другими словами, существует ли теория общественного прогресса как целое или она представляет собой отдельные "осколки" концепций прогресса Кондорсе, Гегеля, Конта и других мыслителей?
Если теория общественного прогресса действительно выступает как некая целостность, тотальность, тогда возникает третья существенная проблема, а именно: как определить, принадлежит ли та или иная частная концепция к данной теории? Для иллюстрации приведём следующее высказывание Ю. Семёнова: "Вряд ли можно согласиться с теми, кто считает Августина основоположником концепции общественного прогрес-
са. Разумеется, он рассматривал всемирную историю как движение по единой прямой линии. Но идеи прогресса в точном смысле слова у него не было" [4, с. 61]. В данном случае Семёнов считает, что у Августина отсутствовала "идея прогресса", поскольку в его представлении движущие силы истории носили сверхъестественный характер. Но достаточно ли одного этого для категорического вывода о том, что Августин не является "основоположником концепции исторического прогресса", тем более с учётом признания средневековым мыслителем линейности исторического развития? Думаю, устранить эту трудность невозможно, не выявив структуру рассматриваемой теории.
Наконец, в-четвёртых, при наличии теории общественного прогресса как концептуального ядра, общего для всех частных построений, требуется установить, какие её элементы устарели, а какие — пригодны для современного научного анализа.
На мой взгляд, главная из перечисленных проблем — проблема структуры теории общественного прогресса. Решив её, можно будет обоснованно ответить на вопросы о времени появления данной теории, степени адекватности отдельных её положений (элементов) современному уровню развития науки, отношении к ней различных концепций. В результате это позволит на рациональной, научной, а не эмоциональной основе решить, стоит ли полностью отказываться от теории прогресса или всё-таки нет.
Попытки выделения "общих положений" теории общественного прогресса имели место и раньше. Например, В.М. Хвостов утверждал: "Основные элементы
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.