Славяноведение, № 2
© 2004 г. Вяч.Вс. ИВАНОВ
ТИПОЛОГИЯ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО ПОУЧЕНИЯ ЦАРЯ
КАК ЖАНРА
Предметом настоящей статьи является типологическая характеристика "Поучения" Владимира Мономаха как принадлежавшего к жанру автобиографического царского текста, который включает указания и инструкции детям (согласно другой возможной интерпретации "Поучения" оно, как и некоторые другие тексты рассматриваемого жанра, образовано соединением двух разных произведений, из которых первое содержит указания детям, а второе автобиографию [1. Р. 64, 65]1). При таком подходе открываются по меньшей мере две возможности. Одна состоит в обнаружении и исследовании многочисленных аналогий, которые можно найти, сопоставляя "Поучение" Владимира Мономаха с другими текстами такого же или близкого жанра, представленными в особенности в древневосточных традициях. Соответственно в контексте данного исследования "(священный) царь" выступает в качестве общего этнологического термина, в семиотическом плане объединяющего все эти традиции независимо от таких специальных исторических условий, которые отличали, в частности, древнерусского князя от его типологических соответствий в текстах цивилизаций Древнего Востока. Поскольку многие из этих текстов в Европе (в том числе и Восточной) стали известны только в относительно недавнее время, эти аналогии могут быть чисто типологическими. В отличие от них, влияние раннего текста, в конечном счете примыкающего к древневосточной традиции или к ней восходящего, может быть по меньшей мере в некоторых местах обосновано интертекстуальным анализом, и в этом случае типологические сходства могут иметь генетическое объяснение2. В этом и состоит второе возможное истолкование наблюдаемых аналогий.
Иванов Вячеслав Всеволодович - академик РАН, профессор Университета штата Калифорния, Лос-Анджелес (США).
1 Наряду с (не так часто встречающимся в литературе) разделением двух частей как отдельных произведений Чижевский допускал в качестве альтернативной интерпретации и их единство. В последнем случае, как часто полагают и другие исследователи, примеры из личного опыта князя во второй части иллюстрируют предписания первой части.
2 Внимание автора на такую возможность обратил А. Гиппиус, которому я выражаю живейшую благодарность.
С этой последней точки зрения особенно показательны параллели "Поучению" Владимира Мономаха, которые давно уже были предположены в апокрифическом тексте "Заветов двенадцати патриархов", особенно в "Завете Иуды". Как было замечено уже почти полтораста лет тому назад, в этом апокрифическом тексте рассказ о подвигах патриарха Иуды, "отличаясь весьма замечательной свежестью изображения патриархального быта, в то же время сильно напоминает вторую половину "Поучения" Вл. Мономаха" [2. С. 347]. Развивая эту мысль, И. Порфирьев заключал: "Рассказ Мономаха о своих военных походах, о битвах со врагами и борьбе с дикими зверями на охоте сильно напоминает изображение таких же подвигов патриарха Иуды в заветах двенадцати патриархов. Очень может быть, что эти заветы были известны Мономаху" [3. С. 415-417]3. Многократно отмечалось и значение для Мономаха других древнерусских поучений-заветов (в особенности тех, которые входили в состав "Изборника Святослава 1076 г.", повлиявшего на "Поучение" Мономаха и в других отношениях [6. С. 85-88]) и их византийских образцов или подлинников, но аналогии с "Заветом Иуды" особенно разительны. Заметим, что предположение о воздействии "Завета Иуды" на вторую (собственно автобиографическую) часть "Поучения" Мономаха способствует пониманию книжного характера всего текста, а не только его первой части, в которой просматриваются многочисленные церковные и литературные источники, такие как покаянные псалмы, читаемые Великим Постом и перед ним, "Слово" (Поучение) [6. С. 8588] и "Беседы на Шестоднев" Василия Великого [7] (ссылка на которого есть в самом тексте "Поучения" Мономаха) и другие поучения, входящие в состав раннедревнерусских прологов, пророчества Исайи, молитвословия, читаемые в Триодях, "Шестоднев" Иоанна Экзарха [8. С. 137-139]4, быть может, "Октавий" Минуция Феликса [11. С. 97-107] и ряд других средневековых византийских и западноевропейских (латинских и древнеанглийских) текстов (монтаж из них приближает первую часть к центонному типу, характерному для литературы Средних веков, но при этом в ней обнаруживаются и яркие образцы оригинальных политических указаний и лирических отступлений Мономаха).
"Завет Иуды" был достаточно давно известен на Руси. Можно думать, что в числе ранних славянских переводов апокрифических книг в Россию попадают "Заветы двенадцати патриархов", куда входил и "Завет Иуды". В "Изборнике Святослава 1073 г." (внутри раздела "От Исидора. О 60 книгах") перечисляются СЬКРОВЬНЬПЕ (отреченные) апокрифические книги [12. Л. 253Ь]; среди 25 таких книг четвертое место занимают ПАТРИАРХИ (см. также: [13. С. 34; 14. С. 389]; ср. [15. С. 27]). Славянский перевод "Заветов двенадцати патриархов" в древнерусской традиции известен в середине (по Шахматову) или конце XIV в. в рукописи Толковой Палеи Александро-Невской Лавры (Государственная Публичная Библиотека в Санкт-Петербурге, собрание библиотеки Санкт-Петербургской Духовной Академии, А 1/119 [16. С. 96-145; 17. С. 763]; пер. [18]), но скорее всего он представляет собой копию значительно более раннего текста. По отношению к Владимиру Мономаху, с детства вла-
3 Эта точка зрения много раз повторялась в последующих работах начала XX в., в частности, см. [4. С. 13-20, 123] (ср. обзор: [5. С. 118-126]).
4 О других сближениях см.: [8. С. 137-139; 9]; о композиционной роли гадания по псалтыри: [10. С. 292].
девшего греческим языком (родным языком его матери - византийской принцессы - и, следовательно, одним из двух его родных языков5), нельзя полностью исключать и возможность его знакомства с греческим переводом "Заветов двенадцати патриархов".
Существенность этого текста для восточно-христианской традиции, связанной позднее с Русью, иллюстрируется двумя греческими фрагментами XI в. с горы Афон. То, что этот апокриф был важен для всего восточного раннего ареала распространения христианства, видно из наличия полных переводов его на греческий, старославянский и древнеармянский языки и фрагментов сирийского перевода [21]. Древнеармянский перевод имеет особое значение для идеологической истории текста, потому что в нем нет тех христианских элементов, на основании которых предполагались христианские интерполяции, наличные в других переводах [22. С. 62; 23]. Исходный арамейский и древнееврейский текст теперь может быть реконструирован благодаря находкам в Кумране [22. С. 61; 24. Р. 526 ГЦ частей "Заветов двенадцати патриархов", отчасти соответствующих ранее известным текстам на этих семитских языках [25. Р. 767-781]. В четвертой пещере Кумрана найден относящийся по палеографическим данным ко II в. до н.э. фрагмент "Завета Леви" 4 О 537 из арамейских "Заветов двенадцати патриархов", а также арамейские фрагменты того же текста 4 О 541, Гг. 9; Гг. 24; в них речь идет об эсхатологической дивной фигуре жреца, несущего свет земле, но терпящего поношение от злых людей его поколения [26. Р. 449-501; 24. Р. 424-525] (см. там же о сопоставлении с псевдоэпиграфическим Заветом Леви ХУ11-ХУ111 вв. [27; 28. Р. 194-205]); фрагменты соотносятся с ранее известным оксфордским арамейским фрагментом текста [21. Р. 246-252; 29. Р. 566-583]. В соотносящихся с этими фрагментами частях того текста, с которого был сделан славянский перевод (соответственно главы 18, 4 и 13 "Заветов двенадцати патриархов" [30. С. 178, 170 и 175]), некоторые места претерпели изменения, связанные с христианским редактированием и интерполяциями. При них эсхатологическая фигура становится Сыном Бога и Всевышним, но в таких риторических оборотах, как в сравнении с солнцем, светящем в Иакове [30. С. 170], текст близок ко второму из перечисленных фрагментов. К этому сочинению примыкают и найденные в первой пещере арамейские фрагменты Леви 1 О 21, упоминающие "царство высокого священства" [31. Р. 87-91; 24. Р. 524] и обнаруженный в четвертой пещере Кумрана арамейский текст молитвы Леви 4 О 213 [32. 8. 183-184; 33. Р. 247-266; 24. Р. 524-525], в значи-
5 Ср. по поводу его возможного знакомства не только со славяно-русским переводом Слова Василия Великого, влияние которого сказалось на "Поучении", в "Изборнике" 1076 г., но и с греческим оригиналом: [6. С. 88]. Кажется вероятным, что, говоря об образованности своего отца Всеволода Ярославича, знавшего пять языков, Мономах, нигде не хвастающийся (о себе в качестве примера он говорит только по поводу преодоления трудностей, в частности, на охоте и в походах), молчаливо предполагает, что он следовал и в знании языков своему отцу. Кроме греческого и древнерусского разговорного (к которому близко "Поучение" во многих местах [19]) и старославянского (уже церковнославянского в русском его изводе, на котором написана часть текстов Мономаха), он должен был знать родной язык своей жены - среднеанглийский. Степень его вероятного знакомства с древнееврейским зависит от той меры интереса к этому языку, которая могла быть свойственна образованным верхам древнерусского общества в пору, когда возможно делались или копировались переводы с него [6; 20], и в то же время велась ожесточенная полемика с иудаизмом.
тельной степени совпадающий с греческой рукописью из Афона XI в. (монастырь Кутлумус, кодекс 39).
Для сопоставления кумранских фрагментов "Заветов двенадцати патриархов" с позднейшими переводами и вариантами, в том числе и славянскими, едва ли не наибольший интерес представляет сравнительно недавно впервые изданный "Завет Нафтали" (Неффалима в русской церковной традиции) 4 О 215 [34. Р. 528; 24. Р. 528-529]6. Два отрывка из его древнееврейского текста были найдены в четвертой пещере. Первый в части, описывающей рождение матери Нафтали Валлы и наречение ей имени (НЕСП^ШЬНАЯ в славянском переводе), близок к греческому тексту и почти дословно совпадает со славянским, который, как и греческий, содержит небольшие вариации м
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.