неожиданно заявили, что для получения места в эшелоне необходимо быть не русским, а "украинцем". Я без всякого стеснения тут же попросил мне объяснить, что это значит? Оказалось, что согласно завоеваниям революции украинцами следует считать всех жителей южной России с половины Курской губернии до моря. Это сразу подняло во мне дух, и я на месте объявил себя украинцем»40. Генерал В.Н. фон Дрейер убедил в Москве консула Украинской державы в том, что он «украинец», спев народную песню (с. 57). Неудивительно, что отношение офицеров новоиспечённой украинской армии к государству, которое им предстояло защищать, было, по свидетельству С.В. Маркова, «явно пренебрежительное, как к стране опереточной, созданной немцами, так сказать, для собственных надобностей» (с. 74).
Александр Репников: Трагическая актуальность
Сугубо научная книга А.С. Пученкова гораздо сильнее, чем иная политически ангажированная статья, заставляет читателя задуматься о проблемах, которые вовсе не ушли в прошлое. «Распад Российской империи, - пишет автор, - породил мощнейшие национальные движения на окраинах: насаждение новой государственности на территории вчерашних генерал-губернаторств и краёв сопровождалось невиданным разгулом жестоких страстей... Украина и Крым стали объектом беззастенчивого интереса союзников, а перед этим -центральных держав. И те, и другие преследовали в первую очередь свои собственные интересы, рассматривая занятую территорию как великолепную сырьевую и геополитическую базу, а население - как обслуживающий персонал... Ужас и бессмысленность братоубийственной бойни легче чем где бы то ни было можно проследить на примере рассматриваемого региона. Особенность развития политического процесса на Украине и в Крыму заключалась в нарастающей силе хаоса и жестокости противоборствующих сил» (с. 3).
Попытка Пученкова реконструировать в одной монографии судьбу независимой Украины и Крыма в 1918 - начале 1919 г. свидетельствует о профессиональных амбициях историка, а подзаголовок «очерки политической истории» указывает на объективную оценку им собственных возможностей и вклада в историографию. Свою работу он рассматривает лишь «как первое приближение в решении сложной исторической проблемы» (с. 6). Очевидно, это не финальный, а скорее промежуточный итог научного поиска историка. Некоторые сюжеты, явно понравившиеся автору, прописаны излишне детально, но многое в его очерках намечено лишь пунктиром. Так, за рамками исследования остались Русский исход и красный террор в Крыму. Вместе с тем материала (прежде всего выявленного в российских и зарубежных архивах: РГАСПИ41, ГА РФ, РГВА, РГА ВМФ, ЦДАГО Украины, государственных архивах Киевской и Одесской областей и др.) у автора накоплено немало, и часть его ранее была уже успешно обобщена42.
40МарковА.Л. Записки о прошлом (1893-1920). [Б. м. и г.]. С. 373.
41 Освещая переговоры между Украиной и Советской Россией весной - осенью 1918 года (с. 58-67), автор, к сожалению, не использовал документы РГАСПИ, в большей степени обратив своё внимание на опубликованные источники.
42 Пученков А.С. Национальная политика генерала Деникина... Монография эта из-за небольшого тиража и повышенного интереса читателей стала уже библиографической редкостью.
Вопреки сложившейся традиции, Пученков не стал предварять работу подробным анализом историографии, сравнивая различные точки зрения историков (от И.И. Минца и Г.З. Иоффе до В.И. Голдина, Д.Я. Бондаренко, В.Ф. Солдатенко и др.) непосредственно на страницах монографии43. Сделано это профессионально, хотя иногда чувствуется увлечённость автора, опровергающего те заведомо необъективные и критически-пристрастные оценки, которые советские учёные раздавали своим политическим оппонентам. Справедливости ради следует отметить, что «белогвардейская» историография тоже не беспристрастна, о чём Пученков деликатно, но твёрдо напоминает. В целом же автор стремится стоять «над схваткой», и его спокойно-повествовательный тон производит гораздо более сильное впечатление (особенно там, где описываются трагические события), нежели эмоциональные комментарии, присущие некоторым «популярным работам». Это важно ещё и потому, что Гражданская война остаётся кровоточащей раной постсоветского пространства, и к ней тянутся корни многих сегодняшних конфликтов.
Страницы книги насыщены «голосами» российских и в меньшей степени украинских политиков, большевиков и их оппонентов, красных и белых. Все они предлагают читателю своё виденье и оценку событий. Цитат в книге очень много, но это тот самый случай, когда лучше дать большую цитату (с. 27-28, 75-76, 91, 96-97 и т.д.), чем её пёресказывать. Иногда автор приводит фразы, передающие драматизм времени. «Мы дали залпы из винтовок по тем, кто этого заслужил» - так главный комиссар Черноморского флота В.В. Роменец, оправдываясь, характеризовал расстрелы офицеров в Севастополе 23 февраля 1918 г. Число невинных жертв составило тогда от 250 до 300 человек (с. 125-126). При этом, как отмечает историк, «само население Крыма по сути своей никакого сопротивления террору не оказало» (с. 128). Пассивность масс, идущих на заклание, требует ещё специального изучения. «Кто и как произведёт свержение большевизма - об этом массы не думали, - вспоминал генерал В.А. Кис-лицин. - Они просто верили, что разразившийся коммунистический кошмар недолговечен и "кто-то" обязательно и скоро покончит с ним. А пока, в ожидании этого "кого-то", позорно бездействовали» (с. 89). Но можно ли упрекать людей, сформированных в основном «старым», дореволюционным временем, когда борьба всё же велась «по правилам», в том, что они не хотели психологически «приспосабливаться» к ситуации Гражданской войны? Радикализм, экстремизм, разгул преступности (на который обращает внимание и автор книги) лучше вписывались в изменившуюся реальность. Искушённые в интригах, но нерешительные в поступках проигрывали менее опытным в политике и дипломатии, но скорым на решительные действия. В переломные эпохи приходится действовать так, как будто создаваемое должно существовать вечно, и когда мыслишь категориями вечности (прекрасно понимая при этом, что всё может рухнуть в один момент), политика становится искусством невозможного.
Политики и военные, противостоявшие большевизму, тоже старались действовать решительно, но у них не всегда это получалось. Наиболее энергичен был В.В. Шульгин, который по числу упоминаний в книге может соперничать с П.П. Скоропадским и А.И. Деникиным. Высказывания и оценки Василия Витальевича постоянно используются Пученковым в качестве своеобразной «лакмусовой бумажки» при характеристике людей и событий. Даже мнения
43 Автору стоило внимательнее отнестись к работе О.С. Федюшина «Украинская революция. 1917-1918» (М., 2007), несмотря на отсутствие в ней научного аппарата.
П.Н. Милюкова, чей дневник 1918-1921 гг.44 автор часто цитирует, приводятся в монографии гораздо реже. Не последнюю роль здесь играет чёткость шуль-гинской позиции в рассматриваемый период: «1. Против немцев. 2. Против ук-раинцев-мазепинцев. 3. Против большевиков. 4. За Добровольческую армию»45. Шульгин и в 1918 г. продолжал воспринимать Германию как противника и ориентировался на страны Антанты, от которых ожидал помощи Белому движению. Вскоре после вступления германских войск в Киев в феврале 1918 г. он в знак протеста отказался издавать «Киевлянин» (с. 27-28). Брестский мир его возмущал46. Но от «агентов кайзера» их противники иного и не ожидали, союз же ан-тантофила Милюкова с немцами его современникам понятен не был (с. 92-97). Как пишет Пученков, «добровольческое офицерство видело в немцах не только внешнего врага, но и ту силу, которая породила большевизм, и любой альянс с немцами казался армейской массе недопустимым» (с. 101). Можно ли создавать государственную власть на «силе вражеских штыков»? «Народ нам этого не простит», - заявил, размышляя над этим вопросом, кн. В.А. Оболенский. «Народ? - возразил ему Павел Николаевич. - Бывают исторические моменты, когда с волей народа не приходится считаться» (с. 97).
Из книги Пученкова видно, что практически все противоборствующие силы были заинтересованы в некоем подобии порядка. Даже анархиствующая матросская вольница имела свои (правда, весьма своеобразные) понятия о справедливости. Но лидеры как революции, так и контрреволюции в равной мере не понимали и не хотели понять народ. Они «конструировали» собственный образ «государства», «народа», «трудяшихся» и «светлого будущего» для России и Украины47. По словам историка Е.М. Мягковой, Гражданская война показала, что «отношение к народу на протяжении веков оставалось двойственным»: «Обожествляя идеальное, вымышленное, по сути, крестьянство, правые и левые относились одинаково скептически к крестьянству реальному - переменчивому, ненадёжному, податливому на крайности. Их пугало невежество простолюдинов, оборачивавшееся в годину социальных потрясений "бессмысленным, беспощадным и кровавым" бунтом»48. Пугало и принимающее формы кровавых расправ стремление к «воле» во всей её хлещущей через край безграничности.
Пренебрежительное отношение к народу и «взбунтовавшейся черни» высказывали и государственные чиновники, и либерал-западник Милюков, и консервативно настроенные офицеры и интеллигенты (достаточно вспомнить «Окаянные дни» И.А. Бунина или дневник М.О. Меньшикова 1918 г.). Да и сами большевики при всём их «народолюбии» не собирались потакать недовольству
44 Дневник П.Н. Милюкова. 1918-1921 / Публ., коммент. Н.И. Канищевой. М., 2004.
45 Тюремная одиссея Василия Шульгина: Материалы следственного дела и дела заключенного / Сост., вступ. ст. В.Г. Макарова, А.В. Репникова, В.С. Христофорова; коммент. В.Г. Макарова, А.В. Репникова. М., 2010. С. 163.
46 Найти точки соприкосновения с Германией (и гитлеровским режимом) Шульгин пытался позже: Тюремная одиссея Василия Шульгина... С. 223-226; Спор о России: В.А. Маклаков -
B.В. Шульгин. Переписка 1919-1939 гг. / Сост., вступ. ст. и примеч. О.В. Будницкого. М., 2012.
C. 423-426.
47 См.: МягковаЕ.М., РепниковА.В. Образы Французской революции в общественной
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.