УТВЕРЖДЕНИЕ СОГЛАШЕНИЙ О РАЗДЕЛЕ ПРОДУКЦИИ, ОТДЕЛЬНЫМ ФЕДЕРАЛЬНЫМ ЗАКОНОМ
А.Д. Невирко, адъюнкт Уральского юридического института МВД России
Статья посвящена исследованию процесса утверждения соглашений о разделе продукции Государственной думой. В юриспруденции впервые предпринята попытка изучить этот вопрос с точки зрения правосубъектности государства. Анализ работ посвященных воле и волеизъявлению, дает основание полагать о том, что Государственная дума, может быть участником частноправовых отношений. Выводы, содержащиеся в статье, дают основу дальнейшим исследованиям, изучающим соглашения о разделе продукции, а также переосмысления некоторых представлений о государстве.
Ключевые слова: недропользование, соглашения о разделе продукции, заключение договора.
Актуальным для науки гражданского права является вопрос утверждения соглашений о разделе продукции отдельными федеральными законами (ФЗ), связанными с использованием участков недр, расположенных на континентальном шельфе Российской Федерации и (или) в пределах исключительной экономической зоны Российской Федерации, а также изменения и дополнения, вносимые в указанные соглашения, утверждаемые отдельными федеральными законами (ст. 6 ФЗ «О соглашениях о разделе продукции»).
Юридическая техника утверждения гражданско-правового договора федеральным законом цивилистикой не изучена.
Утверждение договоров в публичном праве называется ратификацией. Но можно ли применять данное понятие к гражданско-правовому договору, и является ли оно по своей сути ратификацией? Для решения этого вопроса,
необходимо обратится к истории и нынешнему состоянию права.
Так, во французском гражданском праве лицо, ведущее чужие дела без поручения, обязано отдать отчет либо хозяину, либо его наследникам или представителям обо всех совершенных им действиях и обо всех суммах, находящихся у него на основании этих действий. Однако он их часто подтверждает после того, как они совершены, в качестве само собою разумеющегося действия. Такое подтверждение называют ратификацией.
Еще в дореволюционном гражданском праве К.П. Победоносцев использовал это понятие, описывая процедуру заключения договора подряда: «Ратификация или окончательное утверждение договора принадлежит, смотря по сумме его, тому или другому из органов высшего управления» [1, с. 138].
Однако на современном этапе развития законодательства и права под
ратификацией понимается утверждение верховным органом государственной власти данной страны международного договора, заключенного ее уполномоченным лицом. Конституция Российской Федерации определяет, что федеральные законы о ратификации и денонсации международных договоров включены в перечень принимаемых Государственной думой федеральных законов, подлежащих обязательному рассмотрению Советом Федерации (п. «г» ст. 106).
Субъектами договора о разделе продукции выступают Российская Федерация и предприниматель, т. е. частное лицо, поэтому говорить о том, что данный договор является международным нельзя. Напомним, что предпринимателем в данном гражданско-правовом договоре может быть и российское лицо. Следовательно данная процедура не является и не может считаться ратификацией.
Отождествлять процедуру утверждения ФЗ соглашений о разделе продукции с государственной регистрацией сделки, предусматриваемой ГК РФ в ст. 164, также невозможно.
Существует принципиальная особенность решения суда по удовлетворению иска, связанного с уклонением стороны от государственной регистрации. Такое решение не способно заменить собой регистрацию и самой сделки, и перехода на ее основе соответствующего права. Однако указанного решения достаточно (такая ситуация предусмотрена ст. 16 Закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество»), чтобы у соответствующего органа возникла обя-
занность осуществить регистрацию [2, с. 211].
Однако не понятен (и не предусмотрен действующим законодательством) способ воздействия суда на Государственную думу или Президента Российской Федерации.
На этом в юридической литературе заканчивается рассмотрение этого явления, делается заключение, что оно не имеет гражданско-правового характера, и обычно выносятся предложения об отмене процедуры утверждения соглашений о разделе продукции отдельным федеральным законом.
В проводимом нами исследовании мы пошли дальше. У нас есть обоснованные сомнения насчет выводов о несоответствии данной процедуры природе частных отношений.
Некоторые ученые утверждают, что, ставя возможность вступления в силу гражданско-правового договора в зависимость от принятия федерального закона, законодатель нарушает экономическую свободу сторон такого договора. Таким же образом нарушается и принцип свободы договора, закрепленный в п. 1 ст. 1 ГК РФ.
Позволим себе напомнить, что соглашение о разделе продукции это гражданско-правовой договор, согласно которому Российская Федерация обязуется предоставить инвестору на определенный срок исключительные права на поиск, разведку и добычу минерального сырья на участке недр, указанном в соглашении, и на ведение связанных с этим работ, а инвестор обязуется осуществлять их проведение за свой счет и на свой риск и в счет оплаты за недропользование передать
Российской Федерации часть добытого минерального сырья.
Государственная дума, уполномоченная утверждать такие соглашения, является законодательным органом Российской Федерации. Получается, что лицо (РФ), участник соглашения о разделе продукции нарушает свою же свободу? Этот вопрос, на наш взгляд, был изучен слишком поверхностно, и сделанные выводы противоречивы.
Мы предлагаем совершенно иной подход, которому ранее в науке не уделялось должного внимания, скорее всего по объективным причинам. Данная процедура, помимо соглашений о разделе продукции, предусматривается в немногих случаях.
Также мы предлагаем рассмотреть утверждение соглашений о разделе продукции с точки зрения правосубъектности государства, его воли и волеизъявления.
То, что Российская Федерация может быть субъектом гражданско-правовых отношений, ни у кого не вызывает сомнения (такая возможность закреплена в ст. 2 ГК РФ). Как известно, любой участник таких отношений должен обладать правосубъектностью.
Гражданская правоспособность государства, как и любого другого субъекта, означает способность иметь гражданские права и нести обязанности. В данном исследовании мы не будем останавливаться на проблемах государственной правоспособности, которой в цивилистике посвящено достаточно много внимания, так как нас интересует вопрос государственной дееспособности, а именно выражения воли государства и отдельных его органов.
Под дееспособностью российское гражданское право понимает способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять (ст. 21). Как видно из данного определения, категория «дееспособность» принимается по отношению к гражданам, т. е. физическим лицам. Но можем ли мы применять данное понятие к государству?
На этот вопрос следует ответить положительно, так как государство способно к правомерным волевым действиям, которые являются основаниями возникновения, изменения и прекращения прав и обязанностей. На этом мы остановимся чуть более подробно.
Первым, кто наиболее основательно и подробно рассмотрел проблемы воли и волеизъявления в отечественном гражданско-правовом учении, был О.А. Красавчиков, который сделал вывод, что юридическим фактом, поскольку речь идет о действиях лица, является не воля сама по себе, не ее изъявление — «действие» само по себе. Единство воли и ее изъявления — основа для правовой оценки поведения субъекта и признания этого поведения имеющим юридическое значение [3, с. 98].
Отмечая необходимость волевых актов со стороны определенных лиц для движения большинства гражданских правоотношений, мы не хотим навязать мысли о тождественности реального существования правоотношения и психического состояния субъектов в период существования юридического отношения, участниками которого они являются. Этот момент был уже отмечен проф. М.М. Агарковым, кото-
рый совершенно правильно указал, что правоотношение «...не прекращается от того, что участники его спят, о нем не думают или даже не знают о нем. Должник не перестает быть должником от того, что он забыл о своем долге или не знал о нем (например, оказавшись должником в качестве наследника)» [4, с. 144].
Сложным является вопрос о категории «воля». Воля в гражданском праве традиционно изучалась как явление психологическое. С.Н. Братусь выдвигал идеи о том, что допустимо рассматривать волю, в социальном аспекте. Однако впоследствии это исследование подверглось критике со стороны О.С. Иоффе [5, с. 575], который утверждал, что волевой акт является единым актом и лишь при известной степени теоретической абстракции можно говорить раздельно о воле в психологическом и воле в социальном смысле. В действительности же там, где протекает волевой процесс, воля всегда в своем социальном содержании выступает в то же время и как определенный психологический акт.
Обоснованно ставит под сомнение рассмотрение воли в гражданском праве только как психологической категории для гражданско-правового института юридических лиц А.В. Кашанин [6, с. 43]. Действительно, что же будет выступать волей юридического лица, да и государства? Бесспорно, что в гражданском праве носителями воли юридического лица считаются его органы, которых волей как психологической категорией обладают физические лица. Но является ли воля физических лиц, участников юридического лица тож-
дественной воле самого юридического лица? Ю.К. Толстой выдвинул теорию, согласно которой воля юридического лица является волей его руководителя. Мы не согласны с данными выводами, так как решения руководителя может быть ограничено волей коллегиальных органов.
Н.В. Козлова пишет, что волей, в ее биологическом, психологическом понимании, может обладать только человек, но не юридическое лицо, имеющее искусственную природу. Понятие «воля юридического лица» есть исключительно правовое явление, как и сама ка
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.