ш
АНАЛИЗ
ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
Н. А. НИКОЛИНА
Москва
«Увертюра» или «ключ» романа
(«Сон Обломова» в структуре романа И. А. Гончарова)
Какова роль «Сна Обломова» в композиции романа? В статье рассматриваются жанровые и стилистические особенности этой главы.
Ключевые слова: жанр идиллии; циклическая модель времени; повторы; оппозиции; интертекст.
]П) 1849 г. в «Литературном сборнике» 13 был напечатан «эпизод» под названием «Сон Обломова», который затем в качестве самостоятельной - IX - главы вошел в окончательный текст романа И. А. Гончарова «Обломов» (1859). Современники увидели в этом фрагменте «этюд», «очерк», воспоминания детства, зарисовку русского быта; ср., например, рецензию Н. А. Некрасова: «В этом эпизоде снова является во всем своем художественном совершенстве перо-кисть г. Гончарова, столь замечательная в отделке мельчайших подробностей русского быта, картин природы и разнообразных живых сцен» [Современник 1849: 4; 97-98]. Сам же Гончаров позднее назвал «Сон Обломова» «ключом или увертюрой» всего романа.
Являясь органичной частью произведения, «Сон...» в то же время заметно отличается от других его глав и выделяется особенностями стиля, в частности характером повествования (господством прямого авторского слова, часто полемичного), интонацией, тональностью текста. Иссле-
Николина Наталия Анатольевна, кандидат филол. наук, профессор МПГУ. E-mail: admin@riash.ru
дователи до сих пор спорят о жанре «Сна.» и его роли в композиции романа, об авторской оценке изображаемого и типе нарративной структуры IX главы, предлагают разные трактовки мира Обло-мовки.
В «Сне Обломова», с нашей точки зрения, взаимодействуют элементы разных жанров, что отражается в особенностях речевой организации главы. Перед нами не столько сон героя (характерно, что в тексте IX главы почти нет языковых примет этого жанра, кроме временных смещений и формул типа видится ему), сколько во многом мифологизированное и одновременно ироничное описание «чудного края» и детства Обломова. Гончаров «описывает мир, в который переносит нас сон Обломова, а не самый сон» [Лихачев 1979: 302]. Изображая «благословенный край», Гончаров открыто полемизирует с романтическими штампами. Писатель смело обновляет традиционные метафоры и сравнения. Ср.:
А в этом краю никто и не знал, что за луна такая, - все называли ее месяцем. Она как-то добродушно, во все глаза смотрела на деревни и поле - и очень походила на медный вычищенный таз.
68
При этом текст насыщен олицетворениями и антропоморфными метафорами, в тропеических структурах подчеркивается неразрывная связь Обломовки с миром природы: небо здесь сравнивается с надежной кровлей, звезды приветливо и... дружески мигают с неба, солнце сушит поля с ясной улыбкой любви.
Сама Обломовка метафорически именуется мирным уголком. Слово уголок с присущей ему семантикой уменьшительности, с одной стороны, указывает на ограниченность описываемого пространства, с другой - на его отделенность от окружающего мира. Мотив отъединенно-сти Обломовки неоднократно варьируется в тексте. Ср.:
Обитатели этого края далеко жили от других людей; Уголок их был почти непроезжий', Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была «губерния», то есть губернский город, но редкие езжали туда...
На этом фоне в слове край, которое также используется для обозначения Обломовки, актуализируется значение «предельная часть чего либо». В представлении обломовцев дальше «уже начинался... темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами. , там следовал мрак.».
Изображение Обломовки, хронотоп «Сна.» близки идиллии, где «пространственный мирок. ограничен и довлеет себе, не связан существенно с другими местами, с остальным миром» [Бахтин 1975: 374]. Как и в идиллии, такой характер пространства приводит к «смягчению всех граней времени», к его «циклической ритмичности» [Бахтин 1975: 375]. Модель циклического времени в этой главе романа создается доминирующими формами настоящего несовершенного, реализующими значения обычности, повторяемости, типичности, и лексическими темпоральными сигналами с той же семантикой {опять, всякий раз, по очереди, повторение, однообразный, круг и др.) При этом весь текст пронизан лексическими повторами. Ср.:
Опять настает эпоха обрядов, пиров, наконец, свадьба; на этом и сосредоточивался весь пафос жизни. Потом уже начинались
повторения: рождение детей, обряды, пиры, пока похороны не изменят декорации; но не надолго: одни лица уступают место другим, дети становятся юношами и вместе с тем женихами, женятся, производят подобных себе - и так жизнь по этой программе тянется беспрерывной однообразной тканью. [Гончаров 1953: 128].
Формы настоящего несовершенного, преобладающие в тексте главы, дополняются другими формами времени, имеющими сходную функцию, прежде всего формами будущего совершенного в наглядно-примерном значении и формами прошедшего несовершенного с семантикой повторяющегося и обычного действий. Ср., например:
Илья Иванович иногда возьмет и книгу в руки - ему все равно, какую-нибудь; Посмотришь, Илья Ильич и отгуляется в полгода, и как вырастет он в это время!; Они вели счет времени по праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям.
Часто «разные грамматические формы и виды соединены в одной фразе: переходы от прошедшего к настоящему и от будущего к прошедшему подчеркивают, что время в Обломовке не имеет особого значения» [Лихачев 1979: 302].
Жизнь в Обломовке получает в тексте ряд метафорических обозначений: ткань, норма, программа, покойная река. Каждое из них выделяет определенный аспект изображаемого мира: горизонтальность, следование установленным правилам, текучесть, однонаправленность течения, гладкость, покой. Как и предполагается в жанре идиллии, изображаемая жизнь ограничена «немногочисленными реальностями. Любовь, рождение, смерть, брак, труд, еда и питье, возраст» [Бахтин 1975: 375]. Из этих «реальностей» на первый план в IX главе выдвигается еда. Описания ее гиперболичны (см., например, исполинский пирог - результат муравьиного труда обломовцев). При этом текст «Сна.» содержит явные отсылки к произведениям Н. В. Гоголя и элементы стилизации, в которых используются характерные для подобных контекстов у Гоголя разверну-
тые перечислительные ряды и восклицательные конструкции с ироническим подтекстом:
Всякий предлагал свое блюдо: кто суп с потрохами, кто лапшу или желудок, кто рубцы, кто красную, кто белую подливку к соусу. Какие телята утучнялись там к годовым праздникам! Какая птица воспитывалась! Сколько тонких соображений, сколько занятий и забот в ухаживаньи за нею!.. Какие запасы были там варений, солений, печений! Какие меды, какие квасы варились, какие пироги пеклись в Обломовке!
Интертекстуальные связи с произведениями Гоголя дополняются отсылками к фольклору, в частности к описаниям пирогов. Известно, что пирог в славянской народной культуре - один из символов счастливой жизни. «Пирог - это "пир горой", рог изобилия, вершина всеобщего веселья и довольства, магическое солнце материального бытия. От пирога исходят теплота и благоухание, пирог - центральный и наиболее архаичный символ народной утопии» [Лощиц 1977: 172]. Об-ломовка рисуется как царство сытости, в котором общая еда, как и общий сон, отражает нерасчлененность мира. Идиллия при этом перерастает в утопию, но одновременно с этим неожиданно содержит и элементы антиутопии.
Перспектива изображения в IX главе постоянно колеблется: грезы Обломова о гармоничном мире взаимодействуют с авторскими оценками. Обломовка предстает то как идиллический «мирный уголок», то как прошлое, детство человечества (народа), то как царство золотого века (характерно, что сквозным образом, сопровождающим его описание, является образ солнца), то как место однообразного существования, лишенного «огня», «умственных или нравственных» вопросов, «поэзии мысли».
По мере развертывания текста IX главы усиливается взаимодействие элементов жанра идиллии с элементами физиологического очерка и сатиры. Одновременно все чаще используются речевые средства с иронической экспрессией. Обломовцы рисуются уже не только как дети рая - в тексте «Сна.» развивается и иная образ-
ная параллель: «жители Обломовки - муравьи». Она представлена взаимодействующими обратимыми тропами, предвосхищающими поэтику XX в.: эпитетом, сравнением, наконец, метафорой. Ср.
Кое-где, как муравей, гомозится на черной ниве палимый зноем пахарь, налегая на соху и обливаясь потом; Все жило такою полною муравьиною, такою заметною жизнью; В воскресенье и в праздничные дни тоже не унимались эти трудолюбивые муравьи.
В контексте главы и всего романа муравей символизирует не только трудолюбие, но и «роевую» жизнь, лишенную индивидуального начала и «поэзии». Эта образная параллель взаимодействует со сквозным лексическим повтором, организующим весь текст главы - повтором лексических единиц сон, тишина, молчание, их синонимов и производных. Доминантой в этом ряду является слово сон, которое дополняется связанными с ним по семантике единицами. Ср.:
Это был какой-то всепоглощающий, ничем не победимый сон, истинное подобие смерти. Все мертво, только из всех углов несется разнообразное храпенье на все тоны и лады; Обед и сон рождали неутолимую жажду; И опять все общество погрузится в дремоту; И сон воцаряется над беспечными головами; Они продолжали целые десятки лет сопеть, дремать и зевать.
В IX главе, таким образом, формируется текстовое семантическое поле «Сон», которое поддерживается другими элементами контекста. Одновременно неоднократно повторяется прилагательное мертвый и обыгрываются разные значения глаголов почить/почивать и слова сон. Ср.:
В доме воцарилась мертвая тишина; Мертвое молчание будет ответом; В Обломовке все почивают так крепко и покойно; А если кто от старости. не почил вечным сном, то там долго после того не могли надивиться такому необыкновенному случаю.
Сон и тишина прямо связываются в авторской речи со смертью. По мнению Т. Н. Орнатской, характер непробудного сна в Обломовке отсылает к русской сказ-
70
ке о зачарованном царстве, в которо
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.