«Вечный вопрос» о заимствованиях
© Е. В. МАРИНОВА, доктор филологических наук
В статье рассматриваются различные формы отношения говорящих к заимствованию и к заимствованным словам. Разграничиваются такие формы пуризма, как крайний и умеренный, идеологический и вкусовой. Отмечаются исторические условия формирования как отрицательного, так и положительного отношения к заимствованиям в современном русском языке.
Ключевые слова: заимствование, пуризм, крайний и умеренный пуризм, идеологический пуризм, вкусовой пуризм, ксеномания.
Отношение к заимствованию - как к процессу, так и к его результату, т.е. к самим заимствованным словам, - является «вечным вопросом» лингвистики. Ни одно из каких-либо других языковых явлений (например, процессов, происходящих в фонетике или грамматике языка) не вызывает столько бурных споров и многочисленных откликов, сколько процесс заимствования слов. По мнению Г.О. Винокура, высказанному еще в 1924 году, на отношении к этому вопросу «интересы языковедов и общества соприкасаются в первую очередь» [1. С. 63]. На протяжении всей истории русского языка в осмыслении этого «вечного вопроса» сталкивались крайние точки зрения - полное принятие заимствования, признание его абсолютной необходимости для функционирования языка и, напротив, отрицание этого процесса, трактуемого как угроза самобытности русского языка.
Лингвисты в большинстве своем относятся к заимствованию нейтрально, а именно, как к объективному процессу, в результате которого язык пополняется новой лексикой. Они, как правило, борются не с заимствованиями, а с речевым невежеством, с неумением точно, уместно употреблять иноязычные слова. Что касается тех заимствований, которые дублируют уже имеющиеся в языке слова, считается, что язык сам рано или поздно откажется и освободится от ненужных ему средств, очистится от балласта чужих слов, поскольку в языке действует мощный механизм саморегуляции. Как пишет В.Г Костомаров, русский язык легко справляется со «словесным импортом» [2. С. 116].
Интересна в этом отношении позиция П.М. Бицилли, разъяснявшего в ряде своих работ (1924-1953) необходимость тех или иных заимствований, даже если в русском у них есть синонимы (проблема - вопрос; ориентироваться - разобраться; реагировать - отзываться, отвечать и т.п. [3].
Однако иногда положительное отношение к заимствованию принимает крайнюю форму. Это происходит в том случае, если чужой язык представляется говорящим более престижным, совершенным, чем родной. Такое отношение к заимствованиям проявляется в форме языковой ксеномании (греч. хепоБ «чужой, иностранный»). В XIX веке ксеномания, точнее галломания, была следствием русско-французского двуязычия дворянской культуры. На рубеже ХХ-ХХ1 вв. «американома-ния» возникла в результате сознательной государственной политики с ее ориентацией на западный образ жизни, западную модель общества и, прежде всего, западную экономику. Кроме того, в этот период снизился авторитет русского языка в современном мире: с распадом СССР наш язык перестал быть государственным языком в бывших советских республиках (за исключением Белоруссии); во многих странах он ассоциировался только с языком тоталитарного государства, несмотря на то что русский язык - один из «мировых языков»; один из рабочих языков ООН, ЮНЕСКО; язык величайшей русской литературы.
Существует и другая крайность в отношении к иноязычному языковому влиянию - отрицательное отношение к заимствованию, или пуризм (от лат. ригш «чистый»). Различают две формы пуризма - крайнюю и умеренную. Пуризм считается крайним, если отвергаются все иноязычные (неславянские) слова, все заимствования и даже кальки. «Взамен» предлагаются исконные слова - созданные вновь или обновленные с точки зрения семантики. Умеренные пуристы подходят более дифференцированно к оценке заимствований. Они обычно требуют исключить из русской речи лишь те из новых иноязычных слов, которые имеют в исконном языке «равносильные» соответствия, эквиваленты.
В истории русского языка известны периоды как крайнего, так и умеренного пуризма. Так, в середине XVIII века А.П. Сумароков писал в своих критических статьях о «порче», «язве», к которым приводят русский язык употребляемые без необходимости иностранные слова. Он настаивал на изгнании чужих слов (и действительно, некоторые «иноземцы», с которыми боролся писатель, не укоренились в русском языке: антишамбера, еложь, нактиш, эдиция, эдукация). Однако ряд слов сохранился в языке (фрукты, сюртук, суп, гувернантка), несмотря на предложения Сумарокова употреблять вместо них отечественные «аналоги» (плоды, верхнее платье, похлебка, мамка). Борясь с «мнимым обогащением» родного языка, Сумароков в то же время признавал, что заимствования из греческого языка необходимы и уместны. Очевидно,
позицию писателя в отношении к заимствованию можно считать умеренным пуризмом.
В отличие от Сумарокова, адмирал А.С. Шишков высказывал крайние пуристические взгляды («Рассуждение о старом и новом слоге», 1803 г.). Он предлагал «очистить» русский язык от всех слов неславянского происхождения, включая не только новые иноязычия, но и старые заимствования. Шишков и его сторонники предлагали заменять и те и другие «коренными» словами, которые нередко сами же и придумывали, например: вместо галоши — мокроступы, вместо кий — шаротык, вместо тротуар — топталище или пешник, вместо фортепьяно — тихогромы. Шишковцы возражали против слов акция, гармония, героизм, катастрофа, меланхолия, мифология, моральный, религия, рецензия, сцена, энтузиазм, эпоха, эстетический и др.
Противником заимствованных слов был В.И. Даль. Несмотря на то что в его «Толковом словаре живого великорусского языка» уже в первом издании (1863-1866) зафиксировано более 750 иноязычных слов, он предлагал заменять некоторые иноязычия словами с исконными корнями. Вот его предложения: вместо автомат — живуля, вместо алкоголь — извинь, вместо антиквариат — древник, вместо атмосфера — мироколица или колоземица, вместо барокко — дикообразность, вместо гармония — соглас, вместо гимнастика — ловкосилие, вместо инстинкт — побудка, вместо климат — погодье, вместо пропаганда — совращение или обращение, вместо психология — душесловие, вместо синоним — тож-деслов, вместо факт — быть, вместо эгоист — себятник или самотник.
Замены иноязычным словам предлагались не только лингвистами. В области терминологии русские эквиваленты придумывались специалистами разных областей научного знания. Декабрист П.И. Пестель предлагал заменить военные термины иностранного происхождения русскими: не армия, а рать, не солдат, а ратник, не офицер, а чиновник, не колонна, а толпник, не дивизия, а воерод, не батальон, а сразин, не линия, а рядобой, не штаб, а управа, не дирекция, а равнение и др. Из всех предложенных Пестелем замен «прижились» только две: отряд (вместо германизма деташемент) и знамя (вместо штандарт) [4. С. 134].
Естествоиспытатель В.М. Севергин предлагал вместо термина минералогии кристалл употреблять слово гранник. В начале XX века, в период развития авиации и формирования авиационной терминологии, специалист в этой области Купчинский внес предложение заменить иноязычные термины русскими. Например, вместо стабилизатор употреблять равновесник, вместо пропеллер — толкатель, вместо азродром — летокруг, вместо амортизатор — рессора, вместо авиатор — летатель или летовой (ср. закрепившееся впоследствии летчик), вместо гели-коппер — винтолет (через 20 лет появится вертолет) и др. [5. С. 3-4]. На самом деле из всех предложенных ученым вариантов закрепились
только два: зажигание вместо аллюмаж и винт вместо эллис (кстати, слово винт, неисконное по происхождению, - это «старое», обрусевшее заимствование).
Примерно в это же время (начало ХХ в.) предлагалось исключить из русской речи слова абсурд, аргументы, монумент, тезис и др. на том основании, что в русском языке есть их полные соответствия (ср. бессмыслица, доказательства, памятник, положение) [6. С. 8]. «К чему французское "депо", когда у нас есть слово "склад"», - писал в 1910 г. Е. Карский [7].
В годы Первой мировой войны отказывались от немецких по происхождению слов: Петербург стал Петроградом, плацкарта - спальным местом, бутерброд - хлебом с маслом и т.п. [4. С. 55].
Пуристическую оценку получали нередко и кальки. Так, в начале XIX века Е. Станевич возражал против таких калькированных выражений, как здравый вкус, шаг к благополучию, блистательная надежда, блестящая цель, лестные строки и др. Еще один критик Д. Голохвостов в статье «Голос в защиту русского языка» (сер. XIX в.) подверг критике «юных и незрелых писателей», которые передают «своими» словами слова иностранных языков. В число критикуемых писателей вошел и М.Ю. Лермонтов, употребивший слово змеиться (serpentent): «Журчащие потоки, которые змеятся по дну свежих долин» [5. С. 9].
В 1909 году в статье П. Д. Драганова «О германизме "выглядит"», напечатанной в «Известиях» 2-го отделения Академии наук, высказывалось отрицательное отношение к употреблениям типа «он хорошо выглядит», чуждым русскому языку и классической русской литературе [1. С. 79-80].
В то же время кальки иногда являлись способом «борьбы» с обычными, материальными заимствованиями: пуристы предпочитали заимствованию перевод иностранного слова, т.е. кальку - для сохранения чистоты русского языка. Так, авторы конца XVIII века предпринимали попытки избежать заимствований в своей речи с помощью их калькирования, перевода: особенники (ср. индивидуумы), возниченное положение человека (ср. вертикальное), единословие (ср. монолог) и др. [8].
Известны примеры калькирования нежелательных (с точки зрения пуристов) заимствуемых слов и в XX веке: синявка - вместо блюз (в 40-е гг.), счетчик - вместо компьютер, дальновид - вместо телевизор (в 90-е гг.).
В советский период проблема оценки заимствования зачастую выходила за рамки собственно языкового подхода, так как отношение к иноязычию формировалось в условиях официальной идеологии враждебности по отношению к «западному образу жизни», к «капиталистическому миру» и т.п. Иными словами, отрицательное отноше
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.