ЭТНОГРАФИЯ КИТАЯ
ЭО, 2014 г., № 6
© А.А. Закурдаев
"ВЭНЬ ХУА" КАК КОНЦЕПТ КИТАЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Ключевые слова: культура, цивилизация, неологизм, гражданская политика, конфуцианские ценности, Дао, трансформация
Настоящая статья посвящена изучению понятия "вэньхуа" ("культура"). В исследовании сделан акцент на историческом периоде, в котором данная лексическая единица выступала в качестве словосочетания и имела значение "гражданская политика". Автор попытался объяснить содержание этого словосочетания и определить степень его национальной специфичности.
Привычное для нас понятие "культура" до сих пор остается предметом научного исследования и дискуссии, ведь по мере развития цивилизации оно приобретает новые границы и содержание, его по-новому оценивают и интерпретируют, используют в качестве политического инструмента.
Изучение понятия "культура" можно считать нормативным объектом гуманитарной науки и стратегического мышления. Ему приписывают разные характеристики, отождествляют с такими словами, как "цивилизация", "народ", "образование", "просвещенность", "интеллигентность".
Сегодня исследователи все чаще исходят из слова "культура" универсального типа, отвечающего требованиям современного развития, и ставят ход своих размышлений в рамки того, что оно означает. Однако если в изучении западных обществ, выступавших своего рода колыбелью понятия "культура", лексические границы значений находятся не так далеко друг от друга, то в случае с китайским обществом - совсем наоборот. Китай - страна, которая долгое время идеологически господствовала на большей части Восточной Азии; ее подданные были носителями особой ментально-сти, заключенной в соответствующем терминологическом аппарате, посредством которого традиционный концепт китайской культуры в большей или в меньшей степени распространялся на соседние территории. Однако специального слова, выступавшего концептом культуры, не было. Конечно, можно возразить, что в китайском языке не одно тысячелетие существует закодированное в китайских иероглифах слово "вэнь" или "вэньхуа", о котором уже написано немало статей и диссертаций1. Тем не менее именно о нем хотелось бы сказать еще раз.
Алексей Александрович Закурдаев - к.и.н., научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН; e-mail: zhongguo56@mail.ru
Когда читаешь работы, посвященные "вэньхуа", или рассуждения специалистов о нем, возникают одни и те же вопросы и вытекающие из них размышления. Авторы, как правило, исходят из современного значения слова "культура", хотя даже в период самого раннего упоминания его смысл был иным, не говоря уже о времени происхождения, о котором остается только догадываться. "Вэньхуа" часто рассматривают в контексте, как называют это некоторые китаисты, "однокоренных" слов, например "вэньцзы" ("письменность"), "вэньу" ("памятник материальной культуры"), "вэньсюэ" ("литература"), "вэньмин" ("цивилизация") и т.д. А ведь в древнекитайской культуре и языке образование неологизмов, как и идеограмм, во-первых, прежде всего основывалось на оптимальном, с точки зрения китайского образно-ассоциативного мышления, сочетании значений одноморфемных знаменательных слов-иероглифов, которые в равной степени выступали его структурными единицами. Количество полиморфемных слов было крайне незначительным. К их числу главным образом относились имена собственные (географические названия, девизы правления, чиновничьи должности) и некоторые формы вежливого обращения. Во-вторых, исследователи, исходя из представления об однокоренном слове, ведут происхождение понятия "вэньхуа" по линии "вэнь", а "хуа", как правило, оставляют без внимания. Учитывая то, что образование нового слова подразумевало равнозначное участие соответствующих структурных единиц, принять подобный подход к "вэньхуа" представляется недостаточным для того, чтобы понять проблему значения "культуры" как концепта, равно как и вопрос его происхождения. В-третьих, факт наличия "вэнь" как якобы корня слова в "вэнь хуа" и в некоторых других древнекитайских лексических единицах (см. выше) вовсе не является основанием считать их синонимами. В-четвертых, увлечение историей морфемы "вэнь" действительно уводит исследователя от истории слова "вэньхуа", что приводит к неточной интерпретации его. Знак равенства между "вэнь" и "вэньхуа" нельзя поставить уже только потому, что они - лексические единицы разного исторического, языкового и культурного уровня. Профессор антропологии Ху Хунбао называет подобную подмену значений использованием научной терминологии, принятой в современной гуманитарной науке, для описания форм мышления в прошлом (Ху Хунбао 2006: 22). В его формулировке особенно обращают на себя внимание закавыченные, вероятно, специально подобранные слова "цзиньво" ("современный", букв. "нынешний я") и "гуво" ("прошедший", букв. "древний я"), которые образно указывают на то, что человек постоянно претерпевает трансформацию, эволюционирует, а вместе с ним изменяется всё, с чем он соприкасается. Поэтому иероглифический знак или слово, записанное иероглифами, также изменяется в своем содержании на протяжении исторического пути.
* * *
Слово "вэньхуа", несмотря на важность и автохтонность его структурных единиц, является заимствованным словом, пришедшим в Китай из Японии на рубеже XIX-XX в. В то время это новшество явилось не иначе как следствием глобализации, которую, прежде всего, породили западные державы в стремлении к доминированию. Поднебесная, находившаяся в состоянии социально-политической депрессии и деи-деологизации, в условиях вынужденного интенсивного контакта с другими цивилизациями искала пути национального самоопределения. Передовые китайцы, разрабатывавшие программы развития страны, вводили в оборот понятия, ранее не характерные для китайского лексикона. Среди таких заимствований были "миньцзу" ("народ", "нация"), "цзинцзи" ("экономика"), "чжэнчжи" ("политика"), "гэмин" ("революция"), "цзянькан" ("здоровье"), "хоуцинь" ("логистика") и многие другие.
Представители китайской интеллигенции, взяв за образец исторический путь развития Японии после реставрации Мэйдзи (1866-1869), активно изучали японские
работы самой разной тематики. Лян Цичао (1873-1929) - один из ведущих общественных деятелей того времени - писал: "Следует учиться у Японии. Только от нее можно получить западную терминологию, новое знание и новые концепции" (цит. по: Лэй И 2007). Наступил период, когда иероглифическая письменность послужила условием сближения двух азиатских культур. В Стране восходящего солнца китайские студенты, осмысляя значение японских неологизмов, в свою очередь пришедших из европейских языков, включали их в свой терминологический аппарат. После возвращения на родину они развернули деятельность по переводу японской обществоведческой и справочно-энциклопедической литературы. В поле их зрения попали религия, философия, литература, образование, политика, право, естественнонаучные знания и прикладные виды хозяйства (сельское хозяйство, легкая и тяжелая промышленность) (Там же). Названия этих отраслей знания не были известны китайцам, поэтому их появление позволило не только понятийно дифференцировать жизнь китайского общества на сферы жизнедеятельности, но и стандартизировать понятийный аппарат для каждой из них.
Иероглифическая письменность, сыгравшая в этом процессе значительную позитивную роль, позволила китайцам воспринять неологизмы из японского языка эффективнее, нежели из европейских языков, в основе которых лежит латинский алфавит. Однако несмотря на некоторую общность китайского и японского письма, заимствованная лексика оказалась разнородной по своей природе. Китайские лингвисты Гао Минкай и Лю Чжэнтань, изучив неологизмы конца XIX - начала XX в., классифицировали их на три группы. В первую вошли сложные слова, состоящие из двух и более иероглифов китайского происхождения, но встречающиеся только в японском языке, например: "жэньличэ" ("рикша"), "чанхэ" ("случай"), "цзунцзяо" ("религия"). Ко второй была отнесена лексика, характерная для древнекитайского языка. В свое время японцы заимствовали ее, а впоследствии использовали для обозначения европейских слов. В итоге некогда китайские слова приобрели новые значения, никаким образом не связанные с коренными, и в таком виде вновь вошли в китайский язык. В качестве примера авторы указывают "гэмин" ("революция"), "вэньхуа" ("культура"), "цзинцзи" ("экономика"), "кэсюэ" ("наука"). Последняя, третья группа содержит сложные японские слова, не имеющие эквивалентов в древнекитайском языке, например: "чжунцзу" ("раса"), "мэйшу" ("изобразительное искусство"), "мэйсюэ" ("эстетика"), "гоцзи" ("международный") (Гао Минкай, Лю Чжэнтань 1958: 82-83, 83-88, 88-89).
Как видно, межъязыковое взаимодействие, представленное Гао Минкаем и Лю Чжэнтанем, открывает нам весьма непростой процесс заимствования китайцами европейской лексики, осмысленной японским обществом. Выступая в качестве исторической необходимости, китайские неологизмы конца XIX - начала XX столетия свидетельствовали о вхождении Поднебесной в очередную эпоху революционной трансформации своей культуры. Китайское общество, функционируя как самодостаточный организм в течение долгого времени, было вынуждено осмыслить себя в иной организационной форме, в которой выделяются политика, экономика, культура, право и другие сферы со своими границами и правовым полем.
В контексте вышесказанного слово "вэньхуа" было введено в китайский речевой оборот в европейском понимании. В Китае, как и в странах, попавших в сферу культурной экспансии Запада, оно стало рассматриваться как в широком, так и в узком значении. Поэтому унификация объяснения его как совокупности материальных и духовных ценностей, созданных людьми на протяжении своей социальной истории, естественно привела к частичной интеграции китайской культуры в мировую. Однако это единообразие затмило специфическое, национальное представление об этом "концепте", и без того скрытое за толщей исторического времени, в связи с чем появилась опасность неправильного подхода к толкованию понятия "вэньхуа". Гао
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.