58-64
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ МАКСИМ ВЛАДИМИРОВИЧ КАИЛЬ
помощник проректора по научной и инвестиционной работе, координатор научных программ НОЦ;
аспирант кафедры истории России Смоленского государственного университета (Смоленск)
Тел.: (4812)38-31-57; E-mail: mvkail@mail.ru_
В исследовании предпринимается попытка комплексного анализа основных процессов в развитии религиозной жизни провинции и эволюции государственной вероисповедной политики, а также практик взаимоотношений с властью представителей различных слоев сообщества православных верующих на протяжении 1918 - первой половины 1930-х гг.
Ключевые слова: православное сообщество, церковь, провинция, провинциальная власть, конфессиональная политика.
ВЛАСТЬ И ПРАВОСЛАВНЫЕ ВЕРУЮЩИЕ В РОССИЙСКОЙ ПРОВИНЦИИ
о л
1918 - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 1930-Х ГГ.: КОНТУРЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ*
Развитие современной (постсоветской) историографии государственно-церковных отношений, а также изменения, произошедшие в общественном сознании, его либерализация, ставят перед исследованием различных сторон взаимоотношений советской власти и общества, а также репрессивных практик советской власти новые задачи. В отношении историографии по проблемам истории Русской православной церкви 1920-1930-х гг. среди таковых, прежде всего, стоит отметить переход к комплексным исследованиям, выходящим на решение проблем методологии изучения государственно-церковных отношений. Актуальной представляется и задача демифологизации образов истории православной церкви советского периода в общественном сознании, а также локализация исследований, характерная для современной западной историографии постмодерна, но еще не освоенная вполне в России 1.
Необходимо отметить особый характер репрессий в отношении православных. Это единственная категория общества, представители которой действительно принадлежали к антибольшевистскому по своей идеологии (однако не боровшемуся с властью) институциональному центру - РПЦ. Институту, имевшему свою политическую линию, видение своего места в обществе. И действительно: ни у зажиточных крестьян, ни у казаков, ни у национальных общностей - т.е. иных групп населения, подвергшихся преследованиям и притеснениям со стороны власти, - не было какой-либо идеологии, не было и организационного центра. Эта особенность репрессий против православных, заключающаяся в институциональной, классовой, идеологической борьбе против чуждого большевизму по природе, усложняет, умножает планы и аспекты рассмотрения истории церкви, эволюции сообщества православных верующих в советской России.
Сейчас, очевидно, прошло время схематизации советского прошлого, появились серьезные аналитические, в том числе теоретические2 исследования, посвященные отдельным сторонам его жизни, но историю православия общество по-прежнему воспринимает в свете концепта «гонений», который явно не исчерпывает всего многообразия научных проблем, встающих в связи с исследованием истории
государственно-церковных отношений и истории общности православных в советской России. Два минувших десятилетия стали временем активного изучения истории РПЦ, подготовлен ряд региональных исследований3, предшествовавших нынешнему, опубликованы значительные комплексы источников по истории православной церкви
раннесоветского периода4.
Многоаспектность и широта заявленной в исследовании темы позволяет остановиться здесь на характеристике основных черт, общих контуров сложных взаимоотношений власти и православных верующих в провинции 1920-х - первой половины 1930-х гг.
Реализация декрета от 20 января 1918 г.: первое столкновение
В последнее время развенчан миф о знаменитом декрете как о выпаде богоборческого режима против церкви. Исследователи склоняются к обоснованному мнению, что его появление стало своего рода ответом власти на соборное определение от 2 декабря 1917 г. «О правовом положении Православной Российской Церкви»5. Его изданием церковь предлагала власти закрепить за ней привилегированное положение. Власть же в период романтической бури революции отреагировала декретом, реализующим программу
партии6. Об основоопределяющем значении декрета (в ходе реализации которого были созданы первые государственные структуры по осуществлению церковной политики, а именно V (VIII) отдел Наркомюста) для развития государственно-церковных отношений историки писали неоднократно. Каково же было его значение для православных провинции?
Жизнь церкви в провинции подчинялась позиции религиозного центра. 28 февраля 1918 г. было принято «Постановление Святейшего Патриарха Тихона и Священного Синода о деятельности церковно-административного аппарата в условиях новой государственной власти». В соответствии с его положениями на прихожан возлагалась обязанность объединения в союзы, «которые должны защищать святыни и церковное достояние от посягательства». Постановление гласило о недопущении насильственного удаления священников и членов причта с прихода и гарантировало сохранение за удаленными клириками их мест, предписывало вести по-прежнему записи в метрических книгах, но допускать к работе с ними представителей власти7.
Это недооцененное исследователями положение представляет собой пример формирования ранних постреволюционных практик отношений со светской властью руководства церкви. Исторический контекст формулирования его положений объясняет резкость многих из них. Нельзя при этом не учитывать, что сохранение влияния этого документа, обязательного для исполнения всеми пастырями, строгое следование его принципам верующими предопределило в том числе и многочисленные столкновения между представителями власти и верующими в провинции, где последние защищали имущество церквей порою ценой собственной жизни. Патриарх под действием обстоятельств уже 25 сентября 1919 г. обратился с посланием «О прекращении духовенством борьбы с большевиками» (позднее позиция патриарха в сторону смягчения менялась неоднократно)8, но до этого времени погибла, прошла через места заключения и навсегда получила клеймо врагов политического режима масса верующих.
Применительно к периоду 1918-1921 гг. говорить о концептуальной государственной антирелигиозной политике, тем более на провинциальном уровне, исследователь, не находя весомых оснований, не может. Хотя и следует учитывать, что в масштабах страны была проведена большая работа по реализации декрета 1918 г.9 Принятие в первые месяцы утверждения новой власти декретов и постановлений и их дальнейшее, часто непоследовательное, корректируемое в зависимости от объективно сложившейся
ситуации (а именно форм и масштабов сопротивления) воплощение в жизнь нельзя в полной мере назвать государственной религиозной политикой. До 1922 г. на губернском уровне не были сформированы институты ее осуществления, фактически бездействовали
механизмы антирелигиозной агитации10. Многочисленные вопросы о владении церковной землей (которые предполагалось решить сразу и просто) не были урегулированы, например, в Смоленской губернии вплоть до начала 1930-х гг.
Камнем преткновения здесь стали монастырские земли. Монастыри, в соответствии с постановлением патриарха от 28 февраля 1918 г., организовывали на своей территории новые формы коллективной трудовой организации (коммуны), а реально продолжали вести практически прежний образ жизни, поскольку хозяйственная деятельность и ранее была органической частью жизни провинциальных монастырей. Эта практика в сочетании с поддержкой монастырей некоторыми руководителями организуемых при них новых учреждений (пример - заведующий музеем при Свято-Троицком Болдином монастыре под Дорогобужем, отдавший монахам два флигеля, в которых они проживали
и совершали службы до конца 1929 г.11) позволила некоторым монастырям просуществовать еще около десятилетия.
Само понятие антирелигиозной политики для изучаемого периода весьма условно и отражает, прежде всего, законотворческую активность государства. Практика же государственно-церковных отношений в провинции далеко не полностью регулировалась принимаемыми законодательными актами. Проводимые на местах отдельные мероприятия (анти-)религиозной политики нередко отличались от концепции, формулируемой во властном центре, носили оперативный характер, реагирующий на изменение настроений провинциального общества.
Во многом позиция православной общественности Смоленской губернии была сформирована весной-летом 1918 г., когда епархиальные власти (в соответствии с патриаршим указом) через благочинных предложили прихожанам составить протесты против декрета советской власти об отделении церкви от государства. Однако это обращение к верующим не отрицает и наличия подобной инициативы «снизу». Полученные в ходе петиционной кампании акты приходских собраний, участники которых протестовали против декрета, обобщались епархиальным архиереем и
отправлялись в виде рапортов патриарху12.
Отношение верующих к новой власти формировалось также и первыми репрессивными
акциями в отношении священников, которых брали в заложники13, арестовывали и расстреливали. В рапорте от 21 февраля 1919 г. сообщалось о расстреле в губернии 14 священнослужителей14. Сохранившаяся переписка священников, членов причта и их семей с органами епархиального управления свидетельствует о прочно сформировавшемся в сознании православных стереотипе отношения к большевистской
власти как к явно враждебной, богоборческой15. Та же установка была характерна и для широких масс верующих, к которым священники в первое послереволюционное время обращались с проповедями не только религиозного, но и политического содержания. В результате провинциальная православная общественность естественно впитала в себя мысль о необходимости сопротивления установлениям нового режима, хотя характер и границы распространения этой политической позиции в православной среде требуют специального изучения и детализации.
Причина антивластной позиции - столкновение верующих с неправомерными обысками, арестами, перлюстрацией корреспонденции, многочисленными оскорбительными выходками представителей прежде всего уездной власти (осквернение храмов руганью, попранием престо
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.