ВОСТОК (ОМЕ^) 2011 № 2
131
ЛИТЕРАТУРА И ФОЛЬКЛОР НА ВОСТОКЕ
ВОСТОЧНАЯ МИФОЛОГИЯ И АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ РОМАН: ТОЧКИ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
© 2011 С. Ш. ШАРИФОВА
Статья посвящена жанровому смешению азербайджанского романа с восточной мифологией, в ней рассмотрены разные его формы. Особое внимание уделено проблемам влияния мифологии на жанрообразующие признаки романа. Автор раскрывает мотивацию азербайджанских писателей, обращающихся в своих произведениях к мифологии, и возможности, которые предоставляет писателю такое жанровое смешение. В статье проанализированы образцы азербайджанских романов-мифов и романов-антимифов.
Ключевые слова: восточная мифология, роман-миф, роман-антимиф, азербайджанская романистика.
Мифологизм в литературе - явление известное и распространенное. Он позволяет автору выйти на более глубокое отображение затрагиваемой в произведении проблемы и зачастую служит одним из важных инструментов раскрытия "вечных" проблем бытия. Мифологизм художественного произведения предполагает заимствование определенных элементов мифологии, что в целом влияет на мифопоэтику художественного произведения.
Генетическая связь романа с эпосом, который является составной частью мифологии, приводит к тому, что роман как жанр отмечен элементами мифологизма с момента своего становления, а следовательно, ему в определенной степени присуща и мифо-поэтика. Эпос вобрал в себя многие сказочные и мифологические мотивы и сюжеты и, переработав, передал "в дальнейший оборот, обязательный для поэтики следующих поколений" [Веселовский, 1989, с. 303]. Эти мотивы сыграли большую роль в генезисе романных сюжетов, а мифологические темы, образы, персонажи используются и переосмысливаются в романистике почти на всем протяжении ее истории. Еще в средневековом романе можно обнаружить целый ряд архетипических мифологем [Мелетинский, 2000, с. 85].
Вместе с тем взаимодействие романа и мифа не завершается на уровне "генетических" связей. Е.А. Добренко отмечает, что вхождение в художественное произведение элементов мифа возможно в различных формах: "как вставной микросюжет, не определяющий всей его структуры (случай крайне редкий, поскольку включение мифа связано, как правило, с его художественным переосмыслением); он может не только раскрываться в тексте произведения, но и определять его композиционную структуру, и наконец, миф может не вводиться в произведение, но в композиционной структуре будут вполне ощутимы (в той или иной степени) элементы архаической тоники, мифологического хронотопа" [Добренко, 1989, с. 155-156].
Развивая тезис Е.А. Добренко о том, что одной из форм мифологизма является вставление мифа в качестве микросюжета, следует отметить, что с точки зрения жанрового смешения это фактически представляет собой некий аналог "вставных новелл". Подобные
"вставки" представляют собой "лирические" отступления, не влияющие на структуру художественного произведения, но призванные передать некий дух.
Вместе с тем миф может быть не только внедрен в произведение как микросюжет, но и составлять основу сюжета в целом, либо основу одной или нескольких сюжетных линий произведений со сложным сюжетом. Если миф составляет основу сюжета произведения в целом, то можно говорить о романе-мифе или его антиподе - романе-антимифе.
Следует также отметить, что когда миф не введен в произведение, но ощущается его влияние, речь идет о мифической интертекстуальности художественного произведения. Отказ от использования формы мифа, предпочтение отображения духа мифа и характеризует интертекстуальный мифологизм.
В произведениях азербайджанской крупной прозы конца XIX - начала ХХ в. мифо-логизм проявляется двояко - либо в форме непосредственного переложения авторами бытовавших легенд и дастанов (т.е. основу сюжетной линии прозаического произведения составляет сюжет мифа), либо же в форме вкрапления в текст в качестве интертекста. Так, прозаическими переложениями легенд и дастанов можно считать произведения Р. Заки "Керем и Асли" (1913), "Короглу" (1913), Б. Джаббарзаде "Ашик Гариб" (1913), А. Музниба "Юсиф и Зулейха" (1913) и т.д.
Прозаическое изложение легенд и народных дастанов неминуемо несет в себе один характерный недостаток. Автор перелагает на литературную прозу народные дастаны, но, как бы он этого ни хотел, он не обладает мифологическим мироощущением, по определению присущим рассказчику-сказителю, от чьего имени повествует дастан. В результате прозаическая его версия теряет как в поэтике, так и в своем мифологическом компоненте. Дело в том, что дастан - это "произведение по своему происхождению народное. Поэтому вряд ли правомерно включать в этот жанр художественные произведения, у которых есть личное авторство и сюжеты которых не имеют параллелей в устном эпическом творчестве народа..." [Сухочев, 1971, с. 37].
Следует уточнить, что интертекстуальное влияние мифологических мотивов и элементов значительно повышало художественную ценность создаваемых романов на этапе становления. В качестве примера можно привести роман Наримана Нариманова "Бахадур и Сонна", который интертекстуально сопряжен с дастаном "Асли и Керем".
Интертекстуальный мифологизм азербайджанского романа сопряжен с обращением к сложившимся архетипам в форме как образа, так и мотива. Архетип представляет собой продукт коллективного бессознательного [Мелетинский, 2000, с. 18]. Архетипами являются образы "матери", "дитя", "мудрого старика", "мудрой старухи" и т.д. [Мелетинский, 2000, с. 17-18]. Следует учитывать, что понятие архетипа находится в тесной связи с пониманием мотива как "образа в действии", сформулированным Б.И. Ярхо [Ярхо, 1984, с. 221]. Мифологические мотивы сами выступают в роли архетипов [Неклюдов, 1984, с. 221-229]. Таким образом, мифологизм художественного произведения может проявлять себя не только в форме включения в него архетипического образа (в том числе и в качестве прототипа литературного героя), но и в форме мифологического мотива.
Как ни парадоксально, мифологизацию литературы провоцирует процесс информатизации общества. Информатизация сталкивает современное общество с явлениями "информационного взрыва", а также с сопряженным с последним "информационным шоком". "Информационный шок" приводит к ренессансу мифологического сознания за счет того, что разрастающийся информационный поток наталкивается на ограниченный порог восприятия (индивидуального и коллективного). Своеобразным выходом из ситуации становится активизация иррационального, что и "возрождает" миф как форму рассуждения и хранения знаний. Это приводит к неомифологизации современной культуры, находящей отражение в том числе и в литературе.
В качестве примера неомифологизации в современной азербайджанской литературе можно привести роман Сабира Рустамханлы "Небесный Тенгри" ('^бу Тапп"). Сюжет его уносит нас в период правления каганов, расцвета тенгрианства как концепции единобожия. В то же время это произведение не является классическим историческим романом.
ВОСТОЧНАЯ МИФОЛОГИЯ И АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ РОМАН
133
С. Рустамханлы, используя мифологию и письменные источники (в том числе и Орхон-Енисейские стелы), ищет ответы на стоящие перед современным обществом вопросы в мифическом прошлом. "Небесный Тенгри" - произведение о современных проблемах, но волею автора отраженных в неомифологическом художественном пространстве.
Естественно, что не все произведения являются столь "мифологизированными". В большинстве случаев роман подвергается частичному вкраплению мифологических элементов. Мифологические компоненты используются авторами для решения тех или иных "локальных" задач. Например, неомифологическими компонентами в полной мере характеризуется роман В. Пелевина "Чапаев и Пустота". Исследователи подчеркивают широкое использование авторских приемов мифотворчества В. Пелевиным. Если приводить пример из азербайджанской литературы, то можно обратиться к роману Анара "Белый овен, черный овен" ("Ag qoc, qara яос").
Следует также отметить, что в современных произведениях мифологичность не тождественна мифологичности литературных произведений народного творчества, а также раннего средневековья. В отличие от аффективной мотивации поступков героев (образов) "традиционных" мифологических произведений, в современных литературных образцах мотивация героев носит морально-психологическую окраску. Это наиболее наглядно видно в сравнении дастана и азербайджанского романа, подверженного влиянию мифа. Сопоставление дастана и романа не случайно: в азербайджанской литературе мифологизм наиболее ярко проявился именно в обращении к древним и средневековым дастанам-эпосам.
Известные как "народные романы", дастаны характеризуются монументальными образами, обширностью содержания. В отличие от сказаний, легенд и сказок, дастаны обладают развитым сюжетом, а герои дастанов борются не только с мифическими силами, но и с отрицательными персонажами из числа людей, а иногда и с отдельными социальными группами. Наиболее сильное влияние на азербайджанский роман оказал древ-нетюркский эпос "Книга моего деда Коркуда" [ТэЪшавЛ, 1961, с. 11-12]. Проблематика, сцены, герои из этого дастана не раз воспроизводились в современных азербайджанских прозаических произведениях, например в романах Мовлуда Сулейманлы "Кочевье", Анара "Белый овен, черный овен", Камала Абдуллы "Неполная рукопись" ("Уапшод э1уагша") и т.д. [ХэШоу, 1973].
Особое влияние "Книги моего деда Коркуда" на азербайджанскую прозу, в том числе и романистику, обусловлено не только содержательным богатством этого эпоса-дас-тана, но и жанровыми особенностями, в частности чертами, роднящими его с европейскими прозаическими жанрами. Турецкий литературовед Агах Сирри Левенд отмечает: «Эпос "Книга моего деда Коркуда" - это художественное произведение, являющее собой нечто среднее между дастаном и повестью...» ^эуэпё, 1951, с. 59].
Ограничивать влияние тюркских эпосов на современную азербайджанскую прозу и романистику только лишь "Книгой моего деда Коркуда" было бы неоправданным. Влияние оказали и такие дастаны-эпосы, как "Огузнаме", "Шах Исмаил", "Короглу", "Гачаг Наби", "Гачаг Керем" и др. В р
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.