§ Востоковедение
^ М.Ю.Сорокина,
^ кандидат исторических наук Архив РАН Москва
Многие десятилетия представление советского общества об отечественной «науке о Востоке» (выражение академика В.М.Алексеева), как и о многих других научных дисциплинах, было редуцировано до узкого перечня «разрешенных» имен и академических институций, занимавшихся, в современной терминологии, преимущественно политологическими исследованиями азиатских соседей СССР. Между тем полнокровная история отечественной науки складывается из нескольких неразрывных составляющих — истории «дореволюционной» и «советской»* науки, сосредоточенной в академической, вузовской и ведомственных системах (военной, дипломатической и др.), науки российского зарубежья (всех волн эмиграции) и «репрессированной» науки. Каждая из них обладает великим множеством индивидуальных и институциональных особенностей. Эта сложная «множественность» была, с одной стороны, характерной чертой становления российского научного сообщества в конце XIX — начале XX веков, а с другой, обеспечивала возможность и российской власти, и обществу в целом получать разнообразные и объемные сведения о политических, социально-экономических, культурных и интеллектуальных процессах в сопредельных странах.
По сей день мы недостаточно осознаем, сколько утратили
* Здесь используем эти определения исключительно как маркеры отнесения к определенной хронологической эпохе.
© Сорокина М.Ю., 2008
страна и наука от потери многообразия источников информации. Российские паломники и путешественники, разведчики и чиновники, дипломаты и ученые, на протяжении нескольких веков находившиеся на пересечении политических, национальных, конфессиональных, военных и социальных приоритетов государств, народов и общностей, а также династических и персональных интересов, многообразием функций своего профессионального бытования внесли огромный вклад в понимание динамично изменявшейся картины мира и исторического пути, места и миссии России в этом мире. Так, например, выросшее в рамках дореволюционной дипломатии целое поколение российских ориенталистов (служившие по ведомству Министерства иностранных дел Н.В.Ханыков, Ч.Валиханов, Н.Ф.Петровский, В.А.Жуковский, В.Ф.Минорский, В.П.Никитин, А.Н.Мандельштам и др.) гармонично сочетало интерес к седой древности, многовековым традициям и культуре восточных народов с изучением новейшей политической и социально-экономической истории азиатских стран пребывания.
Российское дореволюционное военное востоковедение, как показал недавно в выдающейся работе М.К.Басханов [1], также внесло исключительный вклад в изучение восточных окраин России и сопредельных азиатских стран и территорий — Турции, Персии, Афганистана, Индии, Китая, Монголии, Кореи, Японии. Очень часто именно военные востоковеды были первыми специально под-
В.Н.Усов. СОВЕТСКАЯ РАЗВЕДКА В КИТАЕ: 30-е ГОДЫ ХХ ВЕКА.
М.: Т-во науч. изд. КМК, 2007. 454 с. (Из сер. «Сфера Евразии».)
готовленными исследователями, сумевшими достичь отдаленных, малоизвестных областей Азии и представившими бесценные научные данные о них. Экспедиции Н.М.Пржевальского, П.К.Козлова, А.В.Каульбарса и др. русских военных открыли миру многие совершенно до того не известные территории, этносы, памятники и даже целые культуры Центральной и Северо-Восточной Азии. Возникнув в России в первой половине XIX в. как прикладная форма исследований, военное востоковедение к 1917 г. превратилось в самостоятельную отрасль знаний о Востоке в самом широком смысле этого понятия. Тысячи работ по географии и статистике, общей и военной истории, этнографии, демографии, лингвистике, археологии и др., собранные и созданные военными, составили золотой фонд отечественного востоковедения, до конца не изученный и тем более не исчерпанный и поныне.
Революционные потрясения 1917 г. и последовавшая за ними гражданская война существенно изменили персональную и институциональную карту отечественной науки, в том числе и востоковедения. По нашим самым предварительным подсчетам, в период между двумя мировыми войнами за пределами Советской России осталось более шестисот специалистов, занимавшихся изучением разных периодов истории, культуры, экономики восточных стран [2]. Разумеется, потеря такого количества образованных кадров не могла не отразиться на состоянии «науки о Востоке» в СССР и прежде всего в тех страноведческих и функциональных сегментах, которые понесли наибольшие потери. Однако в сравнении с другими гуманитарными сообществами в ориенталистике структура и характер этих потерь имели свои особенности. Востоковедение в значительной мере сохранило свои ведущие академические кадры, но среднее, «приват-доцент-
ское» и «консульское», звено пострадало весьма существенно. Многие находившиеся на дипломатической службе или в научной командировке специалисты остались на чужбине.
То, что стало потерями для российского научного сообщества и российского национального самосознания в целом, обернулось значительным приобретением для мировой науки. Так, выдающийся этнолог, лингвист, археолог и антрополог, исследователь Сибири и стран Дальнего Востока Сергей Михайлович Широкогоров (1887— 1939), до революции совершивший ряд экспедиций в Забайкалье, Якутию, Приморье и в 1922 г. эмигрировавший в Китай, в дальнейшем преподавал в университетах Пекина, Шанхая, Амоя и Кантона. Именно в годы эмиграции вышли его основные труды по тунгусоведению, сибирскому шаманизму, системе родства и социальной организации у тунгусов и маньчжуров, физической антропологии национальных меньшинств в Китае, теоретической этнологии, социологии и лингвистике, навсегда закрепившие за ним репутацию одного из самых крупных ученых-этнологов ХХ века.
Ряд русских ученых-эмигрантов (или выходцев из эмигрантских семей) оказали значительное влияние на становление восточных страноведческих школ американской науки. Приват-доцент Петроградского университета, японист Сергей Григорьевич Елисеев (1889— 1975) создал и возглавил в 30-е годы в Гарварде крупнейший научный центр синологии и японоведения. Историк и политолог Александр Адамович Беннигсен (1913—1988),
в 1919 г. вывезенный родителями из России, сформировал школу американских специалистов по мусульманству Советской Средней Азии и Закавказья. Барон Петр Алексеевич Буд-берг (1903—1972), специалист по сино-алтайским языкам, ранней истории китайской
культуры и китайской классической письменности, с 1940 г. руководил кафедрой востоковедения Калифорнийского университета в Беркли. Георгий (Юрий) Александрович, или Джордж, Ленсен (1923—1978) стал крупнейшим американским экспертом по российской внешней политике и международным отношениям на Дальнем Востоке в XIX—XX вв. в целом и с 1949 г. почти тридцать лет возглавлял кафедру востоковедения во вновь открытом университете штата Флорида.
По замыслу большевистских лидеров, потери «старых» профессионалов должны были компенсироваться значительным притоком новых, «советских», кадров из вновь открытых Московского института востоковедения и Ленинградского института живых восточных языков, а также из различных коммунистических университетов, подведомственных Коминтерну (Коммунистический университет трудящихся Востока, Коммунистический университет трудящихся Китая им.Сунь Ятсена). Частично этот план удалось реализовать при поддержке части дореволюционной интеллигенции. Так, например, сын последнего российского императорского консула в Мукдене (ныне Шэньян; Китай) С.А.Коло-колова — Всеволод Сергеевич Колоколов (1896—1979), потомственный дворянин, родившийся в Кашгаре (провинция Синь-цзян, Маньчжурия) [3] и с детства в совершенстве владевший китайским языком, после окончания Императорского Александровского лицея в Петербурге предпочел эмиграции учебу на восточном отделении Военного академии Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА, 1920— 1922) и карьеру советского военного востоковеда. Блестящий знаток языка, духовной и материальной культуры Китая, автор многочисленных научных трудов и учебных пособий, Всеволод Колоколов в 1939—1942 гг. возглавлял китайскую кафедру
£ $
^ $ $
ПРИРОДА
№ 6
2008
ни
3
а
Высшей специальной школы РККА, а позднее, в 1947— 1957 гг., аналогичную кафедру Военной академии и подготовил немало советских военных китаистов, в том числе работавших в органах разведки.
Разведка всегда и везде является не только оперативным источником важнейших сведений о военно-промышленном и научно-техническом потенциале других стран, но и аналитической структурой, выводы которой учитываются верховной властью при формировании внешнеполитической линии государства. В какой мере и какие именно результаты деятельности советской разведки 20—30-х годов влияли на внешнюю и внутреннюю политику И.В.Сталина, остается дискуссионной проблемой мировой историографии. В годы «холодной войны» за рубежом появилось немало исследований о советской разведке, включая ее работу на Дальнем Востоке. Достаточно назвать интересную книгу Дэна Джэкобса о Михаиле Марковиче Бородине (настоящая фамилия Грузенберг; 1884— 1951) [4], большевике-эмигранте (в США) до 1917 г., а затем известном коминтерновском деятеле и главном советском политическом советнике ЦИК Гоминьдана в Китае в середине 20-х годов. В последние десятилетия отечественные историки также стали активно изучать ранее закрытую для них тематику.
Новая монография известного российского историка-китаиста, доктора исторических наук Виктора Николаевича Усова — «Советская разведка в Китае: 30-е годы ХХ века» делает попытку заполнить лакуну в одной из самых проблемных тем в истории советско-японо-китайских отношений первой половины ХХ в. Она опубликована в 2007 г. «Товариществом научных изданий КМК», одним из старейших научных издательств современной России, специализировавшемся на публикации научной литературы биологиче-
ского профиля, а в последние годы ставшим известным своими гуманитарными проектами в области истории, психологии, культурологи и прежде всего серией «Сфера Евразии».
В рамках этой серии последовательно публикуются важные исторические и историографические памятники. Два сборника докуме
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.