ВЕСТНИК РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК, 2014, том 84, № 3, с. 270-274
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД НОВОЙ КНИГОЙ
Б01: 10.7868/80869587314030062
ВРЕМЯ ОТВЕТСТВЕННЫХ СМЫСЛОВ
Слово науки, воздействующее на мировоззренческие и социальные реалии, — исследовательский код академика В.А. Тишкова в мониторинге и анализе феномена "российский народ", представленном в его новой книге*. Это позиция гуманитария, не отстранённо созерцающего течение событий, а принимающего на себя ответственность за выбор общественно значимых мировоззренческих ориентиров. Это активная антропология, наука действия, включающая как извлечение знания из реальности, так и возвращение обработанного знания в реальность. Здесь гуманитарные методологии получения знания и гуманитарные технологии его реализации работают в связке, питая друг друга, обеспечивая прямое сообщение науки и жизни. Сегодня этот кругооборот ускорился и уплотнился, ещё прочнее связав теорию и практику, и автор справедливо настраивает себя и читателя на то, что мы живём во "времена ответственных смыслов" (с. 12).
Для гуманитария слово — универсальный инструмент, вес и точность которого определяют успех исследования. Это в большой степени характерно для антропологии, где стиль коммуникации и способ изложения информации играют не меньшую роль, чем в дипломатии или литературе. Антропология в целом — искусство диалога, и не только в общении исследователя и исследуемого, но и в передаче знания читателю через текст. В понимании В.А. Тишкова слово обладает статусом "акта речи", конструирующего социальную действительность. Он не ссылается на новозаветную мудрость "В начале было Слово", но вполне отдаёт себе отчёт в том, насколько именно называние и высказывание формируют ценностную структуру мировоззрения и жизненные ориентиры людей. В социальном конструировании "значение акта речи стало не менее важным для понимания и объяснения жизни, чем жёсткий социологический факт. Производство субъективных предписаний со стороны элит, проектная деятельность, религиозная вера, духовные искания и эмоции, политическая мобилизация и идеологическая индоктринация оказались не менее значимыми, чем социобиологические детерминанты поведения, экономические и социальные факто-
* Тишков В.А. Российский народ: история и смысл национального самосознания. М.: Наука, 2013. 649 с.
ры жизни". В конструктивистской методологии слово генерирует социальную действительность, поэтому "воображаемое есть также реальное". Это в полной мере относится и к феномену эт-ничности, в котором представления и убеждения "не менее, а даже более важны, чем набор неких объективных или обязательных черт и характеристик" (с. 13, 92).
Автор пишет книгу в равной мере для толкования сложившейся ситуации и для её преобразования. Главный герой повествования — российский народ — одновременно факт и проект. По словам автора, его "книга нужна, чтобы показать, что составляло национальную идентичность россиян в прошлом и что составляет её сегодня. Но самое важное — это попытаться убедить сограждан, что мы один народ: многообразный и цельный, с общими языком, ценностями, песнями, праздниками, переживаниями за победы и драмы своей страны" (с. 36). Это в прямом смысле публикация, разворачивающая идеи автора перед обширной аудиторией, вовсе не обязательно академической: "Крайне желательно, чтобы по вопросу о национальной идентичности существовало должное понимание у школьника и студента, у преподавателя и учёного-обществоведа, у политика и журналиста" (с. 4). Автор не только увлекает читателя повествованием о российском народе, но и вовлекает его в нациестроительство.
Поиск "ответственных смыслов" в антропологии предполагает межкультурные, межъязыковые и межэпохальные соотнесения. В.А. Тишков даёт аналитические обзоры феноменов "нация", "национальность", "идентичность" в России и других странах. Одна из его новаций "заключается в утверждении в российском научном и общественно-политическом языке общепринятой в мире категории нации как сообщества по государству наряду с длительно господствующим пониманием этой категории как типа этнической общности". "Другими словами, — пишет автор, — мною предлагается дополнить общественно-политический и научный язык понятием российский народ-нация при сохранении использования категории нация в отношении этнических общностей страны (народов или национальностей). Такова общемировая практика, и России нет смысла изобретать велосипед по части использования категории нация. Нациями могут называться пред-
ставители всех российских национальностей, как каталонцы и баски в Испании, как шотландцы в Великобритании и квебекцы в Канаде, но также это допущение не должно подвергать сомнению существование соответственно российской, испанской, британской и канадской наций" (с. 9).
Понятие "нация" в государственном/гражданском смысле, по аналогии с немецкой "die Nation", существовало с начала российского нацие-строительства при Петре I, а в советскую эпоху случилась знаменательная смена значений: «В России после революции 1917 г. слово национальный было передано в исключительное владение этнических общностей, ибо само государство стало "интернациональным": государством диктатуры пролетариата, а затем — общенародным государством» (с. 25). Советский федерализм оказался одним из вариантов перехода от доктрины однородной нации к признанию прав меньшинств после Первой мировой войны, в связи с политическим обустройством осколков Австро-Венгерской и Османской империй (с. 588).
В России, полагает автор книги, гражданская российская нация имеет корни трёхвековой давности, уходящие в глубину Петровской эпохи, когда слова "Россия" и "россияне" вошли в политический и гражданский лексикон. Особую роль в утверждении и популяризации этих ключевых для российской идентичности понятий сыграли Пётр I и его окружение (в том числе Феофан Про-копович и В.Н. Татищев), М.В. Ломоносов, Екатерина II и её окружение (в том числе Г.Р. Державин), Н.М. Карамзин (по признанию В.А. Тишко-ва, один из вдохновителей его книги и "один из столпов российского национального самосознания"), Александр I и его окружение (в том числе М.М. Сперанский), А.С. Пушкин, П.И. Пестель, С.С. Уваров, К.С. Аксаков, М.Н. Катков, С.Ю. Витте, П.Б. Струве, П.Н. Милюков и другие. Примечательно, что в начале ХХ в. понятие "национальная идея" выражалось буквально теми же словами, которые использует В.А. Тишков в начале XXI в.: П.Б. Струве видел Россию "многонародным государством", обладающим национальным единством; П.Н. Милюков призывал к созданию великой российской "многоплемённой" нации. Казалось, выношенная за два столетия национальная идея осуществилась или близка к осуществлению, но буквально за шаг от триумфа она была опрокинута контридеей, революционной и интернациональной.
По мнению В.А. Тишкова, самая главная причина краха Российской империи заключалась "в недостаточной степени развития общегражданской российской идентичности среди жителей огромной страны" (с. 190). Он отмечает, что победа большевиков связана с их умением ладить с эт-нонационализмом. В то время как А.В. Колчак и другие лидеры Белого движения исповедовали
великодержавность, большевики на свой лад мобилизовали и возглавили "национально-освободительное движение", выступив в первые же дни революции с Декларацией прав народов России и создав мощный аппарат Наркомнаца во главе с И.В. Сталиным. "В борьбе за власть и за народные массы большевики выиграли, в частности, потому, что более решительно принимали меры, отвечавшие требованиям демократизации взаимоотношений центра с окраинами и этническим национализмом" (с. 208).
Минуло два десятилетия, и энергичное большевистское этнонациестроительство уступило место очередному витку "державостроитель-ства", пиком которого стало сплочение народов СССР в годы Второй мировой войны. В.А. Тиш-ков прослеживает становление идеологемы "советский народ", родившейся в довоенное время и возведённой в ранг официальной идеологии в конце Великой Отечественной войны (при участии историков Н.И. Устрялова, М.В. Нечкиной и при решающем слове И.В. Сталина). Со свойственным конструктивисту вниманием к эпизодам персонального характера он фокусируется на моменте рождения идеи и ступенях её превращения в общественную идеологию.
Автор книги убеждён, что советский народ как общность состоялся и в своё время имел "свои объединяющие символы, ценности, представления, культурный арсенал, общие пережитые драмы и достижения". Действительно, независимо от позднейших оценок, "советский народ" — историческая реальность второй половины ХХ в., впечатляющая мощью своей идентичности и размахом достижений (прежде всего космических, военных, культурных, спортивных). Скепсис В.А. Тишкова адресован попыткам найти более "изящное" определение сложившейся гражданской общности — "новый тип исторической общности людей", «типологически невиданная в истории "интернациональная общность"». "Это уже псевдоакадемическая глупость", "научно несостоятельное добавление", "ситуация методологического тупика... труднорассуждающих обитателей кремлёвских кабинетов", — обрушивается автор на брежневских идеологов позднесоветской эпохи (с. 225, 296, 298).
Сопоставление феноменов "российский народ" и "советский народ" не лишено риска, поскольку бросает тень советскости на "национальную идею". На самом деле понятия "российский народ" начала ХХ в., "советский народ" середины ХХ в. и "российский народ" конца ХХ в. имеют много общего, выражая одну и ту же идею общности по гражданству/государству. Серия этих опытов нациестроительства представляет собой фундаментально-научную и мировоззренческую ценность, в том числе в части роковых мо-
ментов "почти триумфа", с которых начинался очередной кризис идентичности.
Почти столетие отделяет сегодняшние дебаты о "национальной идее" от кризиса российской идентичности начала ХХ в. и полстолетия — от кризиса советской идентичности финала социализма. Я не поклонник теорий цикличности, но согласен с В.А. Тишковым, что на дворе "время ответственных смыслов". Согласен и с его главной установкой: "...После распада СССР в Р
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.