Вопросы философии. 2015. № 7. С. 136-139
Встреча с Г.В. Флоровским. Г.В. Флоровский - В.А. Кувакину. 6 февраля 1975 В.А. Кувакин
КУВАКИН Валерий Александрович - доктор философских наук, профессор философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. humanism@yandex.ru
Цитирование: Встреча с Г.В. Флоровским. Г.В. Флоровский - В.А. Кувакину // Вопросы философии. 2015. № 7. С. 136-139
Voprosy Filosofii. 2015. Vol. 7. P. 136-139
My Meeting with G.V. Florovsky . G.V. Florovsky to V.A. Kuvakin - February 6, 1975
Valerii A. Kuvakin
KUVAKIN Valerii A. - PhD in Philosophy, Professor, Philosophy Department of M.V. Lomonosov Moscow State University. humanism@yandex.ru
Citation: Valerii A. Kuvakin. "My Meeting with G.V. Florovsky . G.V. Florovsky to V.A. Kuvakin - February 6, 1975" // Voprosy Filosofii. 2015. Vol. 7. P. 136-139
© Кувакин В.А., 2015 г.
Встреча с Г.В. Флоровским
В.А. КУВАКИН
Моя встреча с протоиереем Георгием Васильевичем Флоровским состоялась в августе 1973 г., более сорока лет тому назад. Она была для меня полной неожиданностью и оказалась возможной ввиду особого стечения обстоятельств.
В соответствии с межгосударственным договором между СССР и США ежегодно через американскую организацию "Комиссия по международному обмену и исследованиям" (АЙРЕКС) группы молодых ученых из Советского Союза отправлялись на стажировку в различные университеты США. Я почти чудом попал в такую группу - единственный гуманитарий из более чем сорока человек. Для адаптации нас привезли в Принстонский университет, где мы, прежде чем разъехаться по местам своей стажировки, изучали английский язык.
Однажды один из работавших с нами американцев издалека указал мне на высокого, стройного и худощавого человека в черном подряснике, сказав, что это профессор Георгий Флоровский. Я был ошеломлен. К тому времени я уже достаточно углубился в пространство русской религиозной философии конца XIX - первой половины XX в., и для меня имя Флоровского означало что-то весьма значительное, возможность непосредственно прикоснуться к целой исторической эпохе. Я спросил, что преподает здесь Георгий Васильевич. Профессор Флоровский, был ответ, может читать лекции на любые богословские и религиозные темы и в настоящее время ведет курсы по истории восточной патристики. Когда же я поинтересовался у моего сопровождающего, можно ли встретиться с Флоров-ским, то он пообещал узнать, насколько это возможно.
Через несколько дней мне дали телефон Георгия Васильевича. Я позвонил и попытался говорить с ним по-английски, но был настолько взволнован, что перешел на русский, спросив, можно ли мне обращаться к нему на русском. "Конечно", - последовал ответ. Встретились мы через несколько дней в кампусе Принстонского университета, в какой-то летней беседке на открытом воздухе. Я взял с собой сувенир: резную деревянную игрушку, представляющую собой деда и внука, играющих в шашки. Если внутри деревянного бруска, на котором закреплены фигурки, взад и вперед передвигать стержень, они попеременно наклоняются над доской, имитируя передвижение шашек. Я преподнес Флоровско-му сувенир, заметив, что возможно наша беседа будет чем-то вроде такой игры старика и ребенка. Он улыбнулся и сказал, что, к сожалению, не может принять меня дома. При этом он непередаваемым движением головы дал мне понять, что это невозможно по каким-то особым причинам. Какими могли быть эти причины, я до сих пор понять не могу. Скорее всего, это были причины идеологического характера: он был эмигрантом, я - советским ученым. Шла холодная война (1973), и мы как на уровне государств - СССР и США, так и на частном уровне боялись друг друга.
Тем не менее беседа была живой и доброжелательной. Накануне встречи я сбегал в библиотеку, чтобы освежить впечатления от книги Г.В. Флоровского "Пути русского богословия", и подготовил несколько вопросов к нему. К сожалению, многих подробностей нашей беседы я не помню. Помню, что спросил его, по какому обряду хоронили Л. Шес-това. Он ответил мне - по православному. Я уточнил у моего собеседника, как правильно произносить фамилию Шестова: Шестов или Шестов? Правильно, сказал он, будет говорить Шестов.
Далее я стал расспрашивать о Н. Бердяеве. Моя книга о нем была уже закончена и находилась в Издательстве МГУ. Георгий Васильевич с уважением говорил о Николае Александровиче Бердяеве, но подчеркнул, что как редактор "Пути" тот был нередко капризен и субъективен в отборе материалов для публикации. Я рассказал ему о своих исследованиях русской религиозной философии, о тех персоналиях, которые намеревался включить в бу-
дущую книгу "Религиозная философия в России" (первоначальное название по договору с издательством "Мысль" - "Судьбы русского идеализма"), упомянув в этой связи о Василии Розанове и Дмитрии Мережковском. Флоровский был немало удивлен тем, что я намерен писать о них как о философах. Он их таковыми не воспринимал. Особенно пренебрежительно он отозвался о Мережковском, сказав, что тот публицист, а не философ. В свою очередь я спросил о его собственной роли в евразийском движении. Он довольно резко и однозначно не согласился со мною в причислении его к евразийцам. Наступила моя очередь недоумевать. Но я сдержал себя, помня то обстоятельство, что евразийство находилось под колпаком НКВД и что некоторые его участники плохо кончили. Тем не менее в публикуемом ниже письме он разъяснил свое отношение к евразийству.
Наша беседа не была долгой. Помню, он курил сигареты "Парламент", но жаловался, что американский табак плохой, ненатуральный. Я в это время курил "Столичные". Видя, что Георгий Васильевич с интересом смотрит на мою пачку сигарет, я угостил его. Климат в Принстоне довольно влажный и сигареты раскуривались плохо. Затянувшись несколько раз, Флоровский сказал, что это скорее сигариллы, а не сигареты. Видимо, "Столичные" ему не понравились.
Вернувшись в Москву, я написал ему короткое письмо с благодарностью за беседу и послал книгу (какую, по правде сказать, сейчас уже не помню). В ответ я получил столь же короткое, но благосклонное письмо. Мне хотелось сделать Г.В. Флоровскому что-то приятное. В то время мы ждали двухтомник Г.С. Сковороды, и я решил послать ему эти книги, о чем и сообщил в письме от 11 декабря 1974 г. В конце февраля 1975 г. я получил ответ, который и публикуется ниже.
На этом наши контакты закончились. Мое окружение настоятельно рекомендовало мне не влезать в переписку с "идеологически чуждым элементом". Возможно, я поступил неправильно, перестав писать Г.В. Флоровскому. Но кто знает, чем бы эта переписка могла "аукнуться" для меня и моих близких? Сегодня это решение кажется трусливым или смешным, но тогда мне было не до смеха. Тема идеализма в России, тем более религиозной философии, была фактически под запретом. Книга о Бердяеве проходила трудно, это была первая монография о нем. Как сообщил мне в личной беседе В.Ф. Пустарнаков, первоначальный отзыв Сектора истории философии Института философии АН СССР был отрицательным, но он на свой страх и риск изменил последнюю страницу, рекомендовав рукопись к публикации. Но особенно остро я понял, как непросто исследовать отечественную немарксистскую мысль, когда рукопись моей книги "Религиозная философия в России. Начало ХХ в." была сдана в издательство "Мысль". Его время от времени громили за издание "неправильных" книг. Мою рукопись послали на отзыв В.А. Малинину. Примерно через полгода я получил просто убийственный отзыв. Рецензент обвинял меня в том, что я "под видом критики" восхваляю "маразматические писания" белогвардейских философов. Но все-таки книга в сильно сокращенном и изуродованном виде вышла через три года ее переработки, в 1980 г.
Сегодня я вспоминаю встречу с Г.В. Флоровским как уникальную и драгоценную, ведь он лично был хорошо знаком со многими творцами русского религиозно-философского ренессанса, хотя и относился скорее к младшему его поколению. В нашей встрече не было и тени отчуждения или инородности. Была беседа соотечественников, любивших и ценивших русскую философию и культуру. Надеюсь, что это можно почувствовать, прочитав письмо Георгия Васильевича Флоровского.
Г.В. Флоровский - В.А. Кувакину
6: 2: 1975.
Уважаемый Валерий,
Спасибо за письмо. Не ответил сразу - ждал Сковороду. Теперь только книги пришли. Еще раз спасибо. Стихотворения Соловьева до сих пор не появлялись. Ваши впечатления от здешней Славистики - в широком смысле слова - справедливы в общем. Не нужно только забывать, что это новое поле исследования в США. Важнее другое замечание -
о "непрочувствованности идей". Но и это скорее общий характер современной эпохи. Не хватает "интуиции", и ею не дорожат.
Обращаюсь к Вашим вопросам.
1. Почему Бердяев популярен на Западе? Прежде всего потому, что он во многих отношениях принадлежит Западу, и потому понятен известному кругу западных интеллектуалов. Его близкий друг с детства, Лев Шестов, шутил над ним: Бердяев пишет по-русски, но думает по-немецки, и это в известном смысле верно. Кроме того, Бердяев попадает в тон западных исканий - экзистенциализма и "продуманность идей", своего рода. Кроме того, Бердяев был очень общителен, прекрасен в диалоге, хотя в то же время скорее нетерпим.
2. "Евразийство" возникло в ответ на Революцию, как попытка осмыслить произошедшее. Строго говоря, вначале не было никакого "движения", первоначальная группа объединялась только единством тем, а не решений. Я лично никогда не разделял идей Трубецкого (в его брошюре "Европа и человечество") и к [его] собственной теме - географической - был вполне равнодушен. Моя же собственная тема не удовлетворяла моих коллег. В 1928 году я написал статью "Евразийский соблазн" в "Современных записках" (Париж) и с тех пор отошел вовсе от этих тем, и не следил за "евразийской литературой".
Когда у Вас будет свободное время, напишите. У меня есть ряд вопросов: достать кое-какой матерьял, недоступный в зарубежных библиотеках.
Другое: я был бы рад иметь Ваши впечатления от моих работ, и, в частности, от "Путей русского богословия" - сейчас подготавливается английское издание в несколько перер
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.