ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2015, том 74, № 1, с. 3-10
ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА В РОССИИ И В МИРЕ © 2015 г. В. М. Алпатов
Статья посвящена особенностям языковой политики в современных странах, прежде всего, в Российской федерации. Автор рассматривает этот аспект в контексте двух естественных и в то же время противостоящих друг другу потребностей - потребности идентичности и потребности взаимопонимания.
The article considers the peculiarities of the language policy in modern countries, in particular in the Russian Federation. The author considers this aspect in the context of natural and at the same time opposing human needs - identity need and necessity of mutual understanding.
Ключевые слова: языковая политика, потребность идентичности, потребность взаимопонимания, СССР, Российская федерация.
Key words: language policy, identity need, need of mutual understanding, USSR, Russian Federation.
Языковая политика в том или ином государстве может определяться разными факторами, может быть сознательной или стихийной. Но всегда она объективно связана с двумя естественными ив то же время противоположными человеческими потребностями, которые я назову потребностью идентичности и потребностью взаимопонимания.
Потребность идентичности заключается в том, что "и для общества, и для отдельного индивида комфортнее пользоваться одним языком, преимущественно родным, освоенным в детстве, так как не нужно прилагать усилий при усвоении второго и третьего языков" [1, с. 223]. Я буду использовать термин "материнский язык", поскольку термин "родной язык" многозначен. Предельный случай удовлетворения потребности идентичности - од-ноязычие.
Понятие материнского языка может, хотя и не всегда, иметь и социальный смысл. Чаще всего это язык своего этноса, своей культуры. Пользование другими языками связывается с ощущением этнической, культурной, а зачастую и социальной неполноценности. Конечно, возможен и компенсирующий фактор - особая престижность чужого языка.
Потребность взаимопонимания заключается в том, что в ситуации языкового общения каждый из ее участников желает для успеха коммуникации без помех общаться с собеседниками. Понятность языка - необходимое условие такого успеха. В случае разных материнских языков собеседников, по крайней мере, один из них должен быть
двуязычен (или в случае переводчика добавляется третий, двуязычный участник).
Обе потребности не противоречат друг другу и автоматически удовлетворяются лишь в полностью одноязычном обществе. Такие общества были распространены в прошлом, когда существовали замкнутые общины, не контактировавшие друг с другом. Сейчас это редчайшее исключение. Даже в наиболее этнически однородных странах (Япония, Исландия) есть в каком-то количестве люди с иным материнским языком (хотя бы иммигранты), и везде актуально международное общение. Ситуация еще осложняется, если учитывать неоднородность языка: стандартный (литературный) язык, диалекты, просторечие и др. В той же Японии разновидности японского языка могут иметь значительные различия, способные иногда приводить к взаимному непониманию.
В современном мире сравнительно редки полярные ситуации: почти полное господство одного языка (случай Японии) и отсутствие господствующего языка (случай Швейцарии). Чаще всего имеется один язык, с точки зрения его функций преобладающий над всеми остальными, и множество языковых меньшинств. В Европе, Америке и ряде стран Азии и Северной Африки преобладающий язык является языком большинства населения страны; однако это может быть и язык не самого крупного из этносов (Индонезия), и язык, вообще не являющийся ни для кого материнским (английский или французский в ряде стран Африки). Если статус такого языка определяется законодательством, он является государственным языком. Однако господство того
или иного языка может не быть законодательно закреплено, что никак не сказывается на его реальном функционировании (английский язык в Великобритании и большинстве штатов США). Статус языков меньшинств может быть самым различным, определяясь принятой в государстве национально-языковой политикой.
В большинстве случаев государство выступает в качестве силы, поддерживающей потребность взаимопонимания, и стимулирует роль государственного или фактически господствующего языка. Особенно жесткой такая политика бывала в период индустриализации и развития рынка, который в Западной Европе, США и Канаде пришелся на XIX в. и на первую половину XX века. "Потребности экономического оборота сами собой определят тот язык данной страны, знать который большинству выгодно в интересах торговых сношений" [2, т. 25, с. 424]. Государство же обеспечивало поддержку такому языку. Жесткость такой политики могла достигаться разными способами, причем ее степень не совпадала ни с уровнем развития, ни со степенью демократичности. Во Франции в это время в официальной сфере допускался только стандартный французский язык, а в Великобритании ирландских и уэльских школьников били за речь на родном языке. Жесткая британская политика привела к тому, что даже в независимой Ирландии в реальной коммуникации ирландский язык не смог конкурировать с английским. В менее развитой и демократичной Австро-Венгрии языки меньшинств имели больше прав. В США при отсутствии прямых административных мер их место успешно заменяла концепция "плавильного котла", а "потребности экономического оборота" заставляли иммигрантов (по крайней мере, их мужскую часть) осваивать английский язык. Пожалуй, самая жесткая политика в отношении многих языков меньшинств была в России, особенно в, казалось бы, либеральное царствование Александра II. Например, в 1876-1905 гг. была запрещена публикация всякой литературы на украинском языке, польский язык изгонялся из учебных заведений и из любой официальной сферы. При этом в России (в отличие от Великобритании и Франции) жесткая политика совмещалась с большим количеством носителей языков меньшинств и для многих - с развитым национальным самосознанием.
Поддержка властью потребности идентичности в этот период встречалась сравнительно редко. Она появлялась в двух, на первый взгляд, полярных случаях. Возможным было ее появление при определенном равновесии между этносами, как это было в Швейцарии. Это государство возникло
"снизу", как объединение кантонов, в основном одноязычных. Здесь, например, гражданин франкоязычного кантона имел и имеет право не владеть немецким языком (у которого число носителей больше), а каждый государственный чиновник должен отвечать по-немецки, по-французски или по-итальянски в зависимости от того, на каком языке к нему обращаются. Швейцарский опыт оказал большое влияние на языковую политику в СССР.
Другой случай поддержки властью языков меньшинств бывал с принципом "разделяй и властвуй". Французы в североафриканских колониях поддерживали берберские языки, чтобы не допустить арабизации берберов [3, с. 7], а в ЮАР во времена апартеида одноязычное обучение на материнских языках вводили для африканцев, чтобы они не усваивали языки белых и не объединялись между собой [4, с. 66-67; 5, с. 156].
В том же ряду стояла и более либеральная политика по отношению к украинскому языку в Австро-Венгрии сравнительно с Россией: царская власть видела в нем "наречие" русского языка и добивалась скорейшей ассимиляции, а австрийская власть поддерживала украинский язык, опасаясь слишком большого усиления польского языка.
После Второй мировой войны в ряде стран языковая политика изменилась. Это изменение лишь в малой степени затронуло США или Японию, где по-прежнему ставка делается на господство соответственно английского и японского языка. В США и сейчас преобладает представление, в соответствии с которым нормой жизни должно быть одноязычие, естественно, на английском языке. Двуязычие (и тем более одноязычие на другом языке) связывается с бедностью и неспособностью преуспеть в американском обществе. Соответствующим образом строится и государственная политика, направленная на культурную, в том числе языковую ассимиляцию. Безусловно, в США сказывается и традиционная концепция "плавильного котла", и общемировая роль английского языка. Наиболее крупное языковое меньшинство - испаноязычные американцы - пытается укрепить позиции своего языка; в ответ в ряде штатов, преимущественно тех, где распространен испанский язык, английский язык был объявлен государственным [6]. Близкая политика ведется и в Канаде (где, однако, приходится считаться с крупным языковым меньшинством - франкоканадцами в Квебеке) и в Великобритании. Во всех этих странах (исключая франкоязычную часть Канады) языковая политика не ставит своей
задачей поддержку языков традиционных меньшинств или иммигрантов. В Великобритании даже иностранные языки, знание которых там было традиционно выше, чем в США, исключены из числа обязательных школьных предметов. Третье, а иногда и второе поколение иммигрантов там обычно уже не знает никаких языков, кроме английского, и, что страшнее всего, языки коренного населения Северной Америки продолжают вымирать. Вымер, причем уже во второй половине ХХ в., и единственный коренной миноритарный язык Японии - айнский.
Иная политика преобладает сейчас в государствах континентальной Европы, где предпринимаются разнообразные меры в защиту малых языков, в том числе по пропаганде этих языков среди соответствующих этносов. Их знание считается престижным. Языки вроде фризского, ретороманского, саамского пока что вполне жизнеспособны. По этому же пути идут и некоторые страны с господствующим английским языком: Австралия, Новая Зеландия. В этих странах нормой жизни считается двуязычие и многоязычие. Например, в Австралии в 1973 г. правительство лейбористов приняло программу всеобщего двуязычия, согласно которой каждый гражданин должен владеть двумя языками: английским и материнским, если он иммигрант или абориген, английским и иностранным, если английский для него исконен [7]. Но, разумеется, никакие меры не могут заставить говорить на малом языке за пределами узкого этнического круга; эти языки в основном играют символическую роль.
Для крупных
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.