Загадка великого разрыва. К антропологии декаданса в книге Ницше "Человеческое, слишком человеческое"*
А.И. ЖЕРЕБИН
Страсть к разрывам и мания уходов - характерный симптом кризиса культуры, получивший широкое распространение в жизни и литературе эпохи декаданса. Предисловие Ницше к "Человеческому, слишком человеческому" (1886) приобретает на этом фоне особое значение. На его страницах зарождается новая антропологическая парадигма эпохи. Ницше создает образ экспериментального человека in extremis и набрасывает инвариантную схему его становления, которая становится архетипиче-ской порождающей моделью для множества конкретных литературных сюжетов.
The crisis of culture may be characterized by the desire of deployment and the mania for escape which are broadly presented through out the literature and manner of living of decadence. Nietzsche's Preface to "Menschliches, Allzumenschliches" (1886) has a special significance in this regard. Nietzsche creates the anthropological paradigm of modernity. He designs an image of an experimental personality end provided an invariant narrative scheme as a generative model for a set of specific literary plots.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: антропология, декаданс, дуализм, нигилизм, секуляризация, теозис, трансгрессия.
KEYWORDS: anthropology, decadence, dualism, nihilism, secularization, transgression, theosis.
В большинстве высказываний Ницше на тему декаданса это понятие тесно соседствует у него с понятием "нигилизм". То и другое означает кризис веры в высшие ценности, но не в трансцендентного бога, а в жизнь, в ее монистическую, чувственно-сверхчувственную тотальность.
* Работа выполнена в рамках проекта 14-04-0065 "Человек эпохи модерна: герменевтика субъекта в немецкоязычной культуре XVIII-XX веков", поддержанного РГНФ. This work was supported by the Russian Humanitarian Science Foundation under Grant № 14-04-0065 "The man of the Modern Era: the hermeneutics of the subject in the German-speaking culture of the XVIII-th - XX-th centuries".
© Жеребин А.И., 2015 г.
Дезинтеграция целого, будь то государство, личность или произведение искусства -старый упрек романтиков в адрес рационалистического Просвещения. После того как Поль Бурже актуализировал этот признак применительно к Бодлеру и современному художественному стилю ("Очерки современной психологии", 1883), Ницше, хорошо знавший французскую литературу, применил его к Вагнеру, своему низвергнутому кумиру.
Но перенимая теорию декаданса Бурже, Ницше в памфлете "Казус Вагнера" (1888) идет дальше своего источника. Первопричиной декаданса он считает дуалистическую концепцию мироздания, которая после Платона определила как религиозную, так и метафизическую картину мира, разделение мира на два порядка: феноменальный и трансцендентный, земной и небесный, плотский и духовный.
С точки зрения Ницше, декаданс там, где жизнь расколота надвое, где господствует дихотомия двух жизненных сфер, деградирующих в отрыве одна от другой. Такова, с одной стороны, сфера чувственно-материальных интересов, обесцененных лживой моралью, которая объявляет их грехом, и лживой философией, которая объявляет их иллюзией. С другой стороны, такова сфера духовно-нравственных ценностей, утративших связь с реальной жизнью и противопоставленных ее мнимой вульгарности. Этот конфликт и является, согласно Ницше, питательной средой декаданса, из него извлекает декадент болезненное наслаждение и яркие эстетические эффекты, спасаясь от него, ищет забвения в эксцессах плоти и духа.
К эксцессам плоти Ницше относит, например, культ острых изысканных ощущений, любовь к фатуму и тягу к темным ключам жизни, эротическое отношение к насилию и смерти. К эксцессам духа он относит отречение от посюстороннего мира во имя потустороннего, героический аскетизм, мистический экстаз, самоотверженное служение сверхличным ценностям, религиозным или общественным.
Ясно сознавая, что в эпоху кризиса культуры, любые формы борьбы с декадансом неизбежно несут на себе его печать, Ницше признает: "Я и сам не в меньшей степени декадент, чем Вагнер, но я это понял и оказываю сопротивление" [Ницше 1980 VI, 955].
Именно воля к преодолению декаданса дает ключ к той радикальной антропологии, которую Ницше развивает во второй, так называемый критический период творчества. Открывает его, как известно, книга "Человеческое, слишком человеческое" (1878), содержащая резкую критику идеалистической метафизики и христианской религии отречения. В 1886 г. Ницше пишет к ней "Предисловие", в котором развертывает сюжет "великого разрыва".
Страсть к разрывам и мания уходов - характерный симптом кризиса культуры, получивший широкое распространение в жизни и литературе эпохи модернизма, в поэтике и психологии. Таковы герои "новой драмы", персонажи Ибсена, Гауптмана, Чехова; никто из них "не уживается на месте, все ссорятся, уезжают или мечтают уехать" [Эйхенбаум 1987, 316-317]. Таков автобиографический герой Рильке - Мальте Лау-ридс Бригге, бездомный поэт-скиталец, взыскующий другой, истинной реальности. Согласно первоначальному замыслу Рильке, завершением записок Мальте должен был стать фрагмент "Толстой", история ухода и смерти великого анархиста [Азадовский 1969, 129-151]. В последней редакции романа его место заняла библейская легенда о Блудном сыне, в очень своевольной интерпретации, утверждающей не смирение, а экстремальную форму дислокации и мистической трансгрессии.
Предисловие Ницше к "Человеческому, слишком человеческому" приобретает на этом фоне особое значение. На его страницах зарождается новая антропологическая парадигма эпохи. Ницше создает образ экспериментального человека in extremis и набрасывает инвариантную схему его становления, которая становится архетипической порождающей моделью для множества конкретных литературных сюжетов [Деппер-ман 1998, 115-134]. Введением в тему "большого разрыва" служит у Ницше следующий фрагмент:
6*
163
Можно предположить, что душа, в которой некогда должен созреть и налиться сладостью тип свободного ума, испытала как решающее событие своей жизни великий разрыв, и что до этого она была тем более душою связанной и казалась навсегда прикованной к своему углу и столбу. Великий разрыв приходит для таких связанных людей внезапно, как подземный толчок; юная душа испытывает потрясение, чувствует себя оторвавшейся, вырванной из всех связей. Она сама не понимает, что происходит. Ее влечет и гонит что-то как приказание; в ней пробуждается желание уйти во что бы то ни стало, все равно куда. Лучше умереть, чем жить здесь - так звучит повелительный голос и соблазн; а ведь это здесь, это дома и есть все, что она любила до сих пор [Ницше 1980 II, 15-16].
В фигурологии Ницше свободная душа - такой же концептуальный персонаж, манифестирующий философский концепт эмансипации, как и более знаменитые Дионис, Заратустра, Антихрист или Распятый. Метафора "подземный толчок" напоминает Достоевского, у которого черт, искушая Ивана Карамазова, напоминает ему о якобы сочиненной им некогда "поэмке" под названием "Геологический переворот" и сравнивает грядущую эпоху безначального человекобога с новым геологическим периодом в истории земли. Дм. Чижевский отметил в свое время, что у Достоевского эта геологическая метафора восходит к статьям Николая Страхова "Жители планет" (1861) и "Опыты изучения Фейербаха" (1864), в которых кризис гуманизма и гибель человечества расцениваются как последний вывод из критики христианства в философии Просвещения, в учении Фейербаха и левых гегельянцев [Чижевский 1947, 3-14]. Французскую и немецкую философскую литературу Ницше, конечно, знал, как знал он, скорее всего, и естественнонаучную теорию катастроф Жоржа Кювье, и намек на возможность перенесения ее в сферу нравственного сознания у Эрнеста Ренана. Именно на них как на вероятные источники метафоры "геологического переворота" у Достоевского указывает, не упоминая Страхова, В.Е. Ветловская [Достоевский 1988-1996 Х, 371]. Но если изобретателем этой метафоры был все же, как думает Чижевский, Страхов, то вопрос об источнике, из которого она перешла к Ницше, остается, открытым. Немецкий перевод "Братьев Карамазовых" вышел уже в 1884 г., за два года до предисловия Ницше к "Человеческому, слишком человеческому", и знакомство его с этим переводом не исключено [Дудкин, Азадовский 1974, 739]. "Подземный толчок" представляет собой лишь первую из трех последовательных фаз в становлении свободной души; вслед за шоком "подземного толчка" наступает фаза продуктивной, творческой болезни, которая проявляется в крайнем возбуждении всех чувств:
Это своего рода болезнь, которая может человека разрушить <...>. И какая печать болезненности лежит на диких опытах и странностях, предаваясь которым прорвавшийся на свободу старается доказать себе, что он господствует над вещами. Исполненный жестокости и вожделений, блуждает он по миру, разбивая вдребезги все, что его влечет. Со злобным, отчаянным смехом срывает он все покрывала стыдливости. Им владеет опасное любопытство: Нельзя ли перевернуть все ценности? И может быть, добро есть зло, а Бог - выдумка и ловушка дьявола? Его окружает одиночество, все грознее, все удушливее отгораживая его от мира [Ницше 1980 II, 17].
Декаданс в форме зависимости от традиции и догмы сменяется декадансом в форме отчаянного бунта раненой и мятущейся души. Она не знает ответа на свои вопросы, и, хотя опыт разрыва ослабляет ее, ставит на край гибели, она смутно чувствует, что это и есть ее первая победа. В одном из позднейших разделов "Человеческого." этому соответствует фрагмент 224, озаглавленный "Возвышение через вырождение". Это не только спор с Дарвином, но и своего рода предвосхищающий ответ Максу Нордау, обвинителю вырождающейся культуры. Ростки нового, считает Ницше, приживаются лучше всего на кровоточащих ранах. Твердая вера в господствующий порядок вещей и сильная воля к самоутверждению в его границах несут в себе угрозу ограниченного
самодовольства и стагнации, тогда как вырождающиеся организмы, индивидуальные, как и социальные, беременны будущим; они таковы именно вследствие своей ослаб-ленно
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.