СТАТЬИ
Славяноведение, № 4
© 2004 г. А.Ф. ЛИТВИНА
ЖАНР АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ПРЕАМБУЛЫ: "ПОУЧЕНИЕ" ВЛАДИМИРА МОНОМАХА КАК ДУХОВНАЯ ГРАМОТА
Сочинение Владимира Мономаха замечательно свободой и обилием использованных в нем готовых строительных конструкций разного уровня. Мономах включает в свой текст фрагменты псалмов и западноевропейскую канцелярскую формулу, а заодно и языковые клише, сложившиеся, по-видимому, непосредственно на Руси. При этом соответствующие цитатные элементы обыгрываются, комбинируются, интегрируются в описание неких вполне автобиографических реалий.
На уровне, так сказать, "макротекста", в качестве жанровых ориентиров Мономаха выделялись и покаянный канон, и особый жанр наставления правителя сыновьям, характерный для западноевропейской традиции, и апокрифические тексты иудейских патриархов. Очевидно, однако, что упомянутыми микро- и макроцитатами круг источников Мономаха не ограничивался.
Утверждение о том, что весь текст "Поучения" или значительная его часть -это духовная князя, высказывалось русскими историками еще в XVIII в. На первый взгляд, именование "Поучения" духовной выглядит несколько неожиданным. Не говоря об отсутствии в дошедшем до нас тексте собственно распорядительной части, нельзя не обратить внимание и на его общее несходство с большей частью известных нам княжеских и некняжеских завещаний. В самом деле, известные нам русские духовные грамоты чаще всего не содержат ни столь обширного автобиографического повествования, ни таких пространных общих рассуждений со множеством библейских, святоотеческих и апокрифических цитат.
Тем не менее, определенная традиция составления завещаний, в которые включались некие отвлеченные рассуждения и/или автобиографические рассказы, на Руси все же существовала. Как правило, такого содержания тексты помещались в начальной части грамот, составляли преамбулу документа. В качестве примера подобного рода документа с "пространной преамбулой" можно упомянуть завещания нескольких русских митрополитов (в особенности Киприана), составленных в первой половине XV в., духовную князя Андрея Владимировича, написанную в середине XV в., составленное немногим ранее
Литвина Анна Феликсовна - канд. филол. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.
завещание игумена Кирилла, настоятеля Кирилло-Белозерского монастыря, духовную Богуша (Михаила) Боговитиновича или завещание Ивана Грозного. Фрагменты княжеских завещательных текстов с автобиографическими реминисценциями и поучительной направленностью включены в летописные тексты. Автобиографический элемент есть и в знаменитом завещании Антония Римлянина1.
Прежде чем перейти к более подробному рассмотрению этих духовных, необходимо подчеркнуть, что составление обширных преамбул занимает в русской средневековой канцелярской практике в целом (т.е. и в других случаях, когда речь не идет о завещаниях) куда более скромное место, чем в практике западноевропейской или византийской. В то же время подобные преамбулы не только присутствуют в ряде восточнославянских документов, но обладают в них собственной функциональной нишей и служат важным диагностическим признаком, позволяющим определить наличие и степень близости контактов той или иной русской "канцелярии" с инокультурной традицией составления документов.
В Западной Европе и в Византии преамбулы, о которых идет речь, являли собой образчик высокой риторики (а иногда и литературного творчества) в документе, имеющий лишь опосредованное отношение к юридическому содержанию текста. Широта распространения этих преамбул в средневековом мире, хронологическая стабильность используемых в них топосов, обилие и разнообразие вариантов подобного рода текстов делает такие вступительные пассажи интереснейшим и далеко не в полной мере изученным предметом исследования для историка документов (из работ, специально посвященных западноевропейской и византийской преамбуле, см.: [1; 2; 3. Р. 5-30; 4. С. 240-255]). Мы же ограничимся сейчас упрощенной, исключительно "рабочей" классификацией этих текстов, обращая внимание прежде всего на те типы преамбул, которые проникают в русские документы и встречаются в завещаниях.
Преамбулы или аренги2 сообщают о причинах и обстоятельствах составления документа. Соответственно, существует тип универсальной преамбулы, указывающей на причину составления письменных актов вообще. Так, есть весьма обширная группа преамбул, пафос и содержание которых можно передать следующим образом: все дела людские творятся во времени и со временем стираются из памяти, если не будут закреплены словами свидетелей или письменно (см. подробнее, с указанием литературы [5. С. 315-351]).
Употребление таких универсальных преамбул, умение их варьировать и воспроизводить является своеобразным диагностическим признаком наличия
1 Сейчас мы не касаемся вопроса о подлинности этого текста, для нас важен сам факт существования автобиографических преамбул в русских завещаниях, а в этом отношении показания поддельного текста едва ли не более актуальны, чем показания текста подлинного. Фальсификаторы должны были опираться на существовавшую традицию, а эта традиция должна быть достаточно распространенной и узнаваемой.
2 Аренгой называют вводную формулу к акту или формулу, описывающую обстоятельства составления акта. В литературе, как кажется, не всегда проводится строгое разграничение между терминами аренга и преамбула. Как уже отмечалось исследователями, для интересующих нас текстов схема жесткого членения акта на заранее определенные элементы оказывается не слишком перспективной. Поэтому при их анализе мы будем использовать менее строгий термин "преамбула".
полноценной латинской канцелярии при том или ином европейском правителе или европейском монастыре. Там, где имеет место сколько-нибудь длительное сосуществование латинской и национальной канцелярии, преамбула этого типа может прижиться и в документах, составляемых на национальном языке, стать элементом их формуляра. Признаком окончательного усвоения преамбулы национальной традицией можно считать ее присутствие в частных актах.
В целом функцию подобного рода застывших риторических формул, десятки, сотни, если не тысячи раз повторяющихся в документах Западной Европы, можно условно назвать удостоверительной. Она призвана продемонстрировать, что документ составлен человеком, получившим соответствующую выучку, попросту говоря, знающим правила игры, правила составления документов. Эта не несущая, казалось бы, никакой самостоятельной юридической нагрузки формула демонстрирует, что предваряемый ею текст - настоящий документ и с точки зрения подлинности, и с точки зрения правильности его оформления, состава и внутреннего содержания. Подобные функции в документе осуществляет, разумеется, не только универсальная аренга, но в ней они выражены, так сказать, в предельно конденсированном виде.
Появление универсальной преамбулы, тем или иным способом варьирующей разбираемый топос, в восточнославянских документах напрямую провоцируется контактами с латиноязычной канцелярской практикой. Наиболее ранний ее образец мы находим в договоре Смоленска с Готским берегом и Ригой 1229 г. В данном случае, как кажется, речь идет о единичном, специально для данного документа выполненном переводе с латыни (см. подробнее, с указанием литературы [5]).
Самостоятельная традиция составления подобного рода аренг развивается существенно позднее, в русской канцелярии Великого княжества Литовского, но и здесь она поддерживается за счет непосредственного контакта с латиноязычной канцелярией и остается принадлежностью государственных актов. Весьма показательно, что редкий пример проникновения такой преамбулы в частноправовой документ связан с завещанием, составленным уже упоминавшимся писцом великокняжеской канцелярии XVI в. Богушем (Михаилом) Бо-говитиновичем, который в своей практике регулярно занимался составлением аренг для официальных документов. Преамбула его выглядит следующим образом: "Во имя Отца и Сына и Светого Духа. Я рабъ Божш Михайло Богушъ Боговитиновичь подскарбш земскш великого князства Литовского марша-локъ и писаръ господара его милости староста Слонимскш и Каменецкш чиню и пишу сесь тестаментъ своимъ ц^лымъ умомъ и полнымъ розумомъ ни-кимъ не намовенъ а не принуженъ бо б^гъ того св^та безъ писма всякая речъ с памети выходитъ, а писмомъ ся потвержаеть и справуеть" [6. Т. I. № 91, 1529 г.].
Такая преамбула не получила - насколько мы можем судить - широкого распространения ни в завещаниях, ни в каких-либо других частных актах Великого княжества Литовского. На Северо-Восток Руси в XIV-XVI вв. она не проникает вовсе. Ареал ее бытования, таким образом, напрямую связан со сферой влияния литовской великокняжеской канцелярии. Тем не менее, кажется весьма симптоматичным появление в духовной первой половины XVI в. преамбулы как таковой. По-видимому, в это время уже наметилась некоторая тенденция предварять завещание рассуждениями общего характера, и распространение этой тенденции отнюдь не ограничивается Юго-Западной Русью.
Куда большая свобода риторического творчества проявляется в аренгах, мотивирующих составление документов только определенного жанра или вида - свода законов, дарственной монастырю, завещания. Степень индивидуализации такого рода преамбул неодинакова. Весьма пространные и искусно выстроенные тексты могли с незначительными вариациями заимствоваться из одного текста в другой, а могли составляться специально и исключительно для данного акта. В Византии преамбулы к завещаниям и дарственным, фиксирующим приношение монастырю, эксплуатируют, как кажется, весьма сходный набор сюжетов. Некоторые из них приведены в сборнике формуляров, изданном Г. Феррари (см. [7]). Среди тем, затрагиваемых в таких преамбулах к завещаниям и благочестивым дарственным, можно выделить следующую: страдание от множества болезней, страх внезапной смерти и необходимость должным образом завершить земные дела подвигают человека к составлению документа. Нередко в качестве развития этой темы появляется сюжет путешествия к святым местам, созерцания монастырских
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.