раздела заключается в том, что обсуждение перечисленных аспектов ведется с привлечением мало известных фактов и архивных материалов. Последнее обстоятельство будет, несомненно, способствовать углублению наших представлений о пока еще слабо изученной стороне деятельности И.Т. Фролова. Хорошее впечатление оставляет и иллюстративное добавление в форме фотоальбома.
Удачным оказалось наличие в рецензируемой книге Послесловия С.Н. Корсакова "Философия И.Т. Фролова в оценке китайских ученых". Автору удалось заострить внимание на том, что нас объединяет идеологически и чем мы отличаемся по цивилизационным меркам. Тем самым оказалось наполненным конкретным содержанием выражение "взгляд из Китая", помещенное в само название книги.
Хотелось бы поддержать автора Послесловия в его главном выводе: "Китайские философы смогли увидеть в философии И.Т. Фролова главное, то, что далеко не все поняли в России. Суть учения о человеке И.Т. Фролова - в единстве универсальности и уникальности. Он стремился к универсальному, всеобщему гуманизму и видел предназначение России в том, чтобы про-лагать пути к новой общечеловеческой цивилизации" (с. 252).
Иван Тимофеевич родился в селе Доброе и был добрым человеком; у него было много доброжелателей и последователей, а среди них, как видно из этой книги, немало и китайских философов.
С.А. Пастушный (Прага, Чехия)
А.М. ШИШКОВ. Метафизика света. Очерк истории. СПб.: Алетейя, 2012, 368 с.
Монография известного отечественного медиевиста, исследователя философской и научной мысли европейского средневековья, А.М. Шишкова, посвящена одной из тех проблем, которые всегда будут вызывать интерес у историков философии и науки: теоретической истории или исторической теории света, прежде всего в эпоху античности и Средних веков. Несмотря на определяющий характер диахронической перспективы исследования, монография на самом деле представляет собой не столько историографический обзор "световых" теорий далекого прошлого, сколько продуманную и оригинальную философскую концепцию, в рамках которой предлагается определенная форма для античного и средневекового "светового" материала. Предметом исследования выступает "метафизика света", "устоявшаяся в рамках античной и, особенно, средневековой культуры система теологических, философских и естественно-научных представлений о свете как объединяющем в себе все сущее первофеномене этого мира, который, - совмещая в своей природе несовместимые начала и резко выбиваясь, тем самым из ряда ординарных явлений <...>, -играет роль посредствующего звена, скрепляющего в единое онтологическое целое такие противоположные друг другу сферы реальности, как: чувственное и умопостигаемое, физическое и математическое, вещественное и идеальное, дольнее и горнее, тварное и нетварное" (с. 6).
Начнем с теоретических предпосылок исследования А.М. Шишкова. Одна из них - убеждение, которое он разделяет с большинством
современных историков и философов науки: в "несостоятельности прежнего - прогрессист-ского - взгляда на формирование научной картины мира". Доказательством этой несостоятельности "выступает все более нарастающая тенденция возрождения современной наукой, казалось бы, давно отвергнутых и забытых теорий, занимавших ранее как центральные, так и периферийные места в общей мировоззренческой системе, а также обнаружение неожиданных, но зачастую чуть ли не буквальных совпадений между новейшими достижениями науки и целым рядом представлений античной и средневековой натурфилософии" (с. 278). Как многие философы и историки развития научного знания (достаточно назвать имена А.Ф. Лосева, В.П. Зубова, П.П. Гайденко, И.Д. Рожанского, А. Койре), Шишков убежден в важности фило-софско-теологической составляющей для формирования научных концепций Нового времени, в значении языка, который предшествует любому эксперименту и определяет как возможность самой его постановки, так и интерпретацию его результатов. Так, например, «теолого-философ-ские размышления о свете стимулировали параллельное развитие и собственно оптических исследований, или "науки о перспективе (sci-entia perspectivae)"» (с. 8). Еще одной важной, уже историософской, предпосылкой исследования А.М. Шишкова является его "философская вера" в восходящее развитие метафизики света от ранних начал в индоевропейской мифопоэ-тической мысли через Платона и Аристотеля до световой метафизики Роберта Гроссетеста, кото-
рая оказывается здесь кульминацией всей предшествующей античной и средневековой традиции. За кульминацией, впрочем, следует спад и "тотальное крушение универсальных систем западноевропейского Средневековья" (с. 224), в результате которого старую метафизику света сменил "набор практически не связанных между собой направлений в восприятии, изучении или толковании феномена света" (с. 9). В красноречивых примечаниях к пятой главе книги нетрудно обнаружить теоретическую близость позиции А.М. Шишкова к оценкам эпохи Возрождения у П.А. Флоренского и А.Ф. Лосева.
Первая глава книги посвящена особенностям восприятия света, отражению их в языке и мифе. Начинает А.М. Шишков с описания парадоксальности феномена света, таящего в самой своей ясности противоречия, знакомые не только общечеловеческому восприятию, но и ставящие в тупик даже искушенную философскую и научную мысль. Пользуясь данными сравнительного языкознания и истории мифологии, Шишков демонстрирует присущую "метафизике света" диалектику (см. с. 10). Этимологический анализ ранних пластов употребления световых эпитетов в индоевропейских языках показывает, что метафорами света и огня обозначались образы созидания и разрушения, чистоты и нечистоты. Помимо этого, язык мифопоэтической мысли свидетельствует, что свет изначально связан: 1) с идеей видимости, отсюда обозначение мира как "белого света"; 2) с идеей самодвижения и жизни, поскольку свет порождает другой свет; 3) с идеей прямизны-правоты, и видимо, отсюда - с идеей порядка и блага. Впрочем, как показывает Шишков, свет не всегда и не везде понимается как благо, мрак и тьма нередко получают это значение, но и в них этимологический анализ порой вскрывает "световой" характер (мрак-меркнуть-мерцать). Анализируя обожествление "непосредственных носителей и подателей (света. - Д.Б.) - солнца и огня", А.М. Шишков отмечает еще несколько важных черт, присущих им в ранних мифологиях. Это прежде всего личностный характер, присущий характеристике огня, а также то, что он "сопряжен с идеей всеобщей Меры, космического Ритма, Суда и божественной Справедливости, будучи воплощением Риты, Ratio, Логоса" (с. 23-24). Таким образом, свет уже в мифопоэтической мысли оказался важным смысловым центром, вокруг которого еще без достаточной понятийной экспликации собирались важнейшие идеи тогдашнего миросозерцания.
Во второй главе, исследующей символическую роль света, определяется онтологическая иерархия, которая задается соотношением трех видов света: 1) низшего, тварного, то есть чувственного, естественного и телесного света;
2) высшего тварного, то есть умопостигаемого, формального, духовного света; 3) света не-тварного, вечного и божественного. Каждый из этих видов рассматривается А.М. Шишковым отдельно, для каждого определяется его исто-рико-теоретическая перспектива от античных философов до поздних схоластов. Большой интерес представляет очерк основных теорий зрения, распространенных в античности и Средние века (см. с. 48-58). Приведем только один пример. А.М. Шишков, опираясь на С.И. Вавилова и Я.Г. Дорфмана, показывает, как философская теория зрительных лучей, прямолинейно распространяющихся из глаз, легла в основу математических разработок оптики у Эвклида, Феона Александрийского и Архимеда. В разделе о природе естественного света автор точно очерчивает круг проблем, связанных с ее определением (телесность или бестелесность, субстанциальность или акцидентальность), и демонстрирует основные решения, сводящиеся в конечном счете либо к корпускулярной теории атомистического происхождения, либо к аристотелевскому учению о несубстанциальности света. Видимый свет, как подчеркивает А.М. Шишков, был не только предметом интереса для философов и ученых, но играл определяющую роль в средневековом искусстве. Представление о свете как о самой невещественной и благородной в вещественном мире сущности, наделяющей остальные тела красотой и явно присутствующей в драгоценных металлах, камнях и цветных стеклах, лежало в основе готики как "нового архитектурного (и шире - историко-культурного) стиля" (с. 73). В разделе, посвященном формальному, духовному, умопостигаемому свету, Шишков анализирует сперва одну из классических моделей объяснения истинности познания, так называемую "иллюминацию разума" (см. с. 74-92). Здесь убедительно показано, какую важную роль для построения идеальной схемы рационального познания играла модель "зрение - зримый предмет (цвет) - источник света", причем А.М. Шишков различает две основные традиции понимания "иллюминации" -платоновскую и аристотелевскую, - в рамках которых шла полемика в философских и теологических школах Средневековья. Аналогия со светом, впрочем, описывала не только процесс разумного познания, но и саму детерминацию бытия, когда источник бытия, оформленности и красоты сам понимается как свет самоумножающийся и порождающий другие светы, формы умопостигаемого и чувственного мира. А.М. Шишков описывает различия, которые существовали в рамках такой системы представлений, и отмечает особую роль Фомы Аквинского в завершении и критике этой системы. Для Фомы традиционный язык описания Бога как Света,
порождающего иные светы, превращается лишь в допустимую метафору, переставая служить верным отражением онтологической реальности. Завершается глава очерком апофатических учений о нетварном свете (с. 122-130), причем А.М. Шишкову свойственно, скорее, сближать восточную и западную традиции в этом вопросе, указывая на их общехристианские истоки, нежели противопоставлять их.
Небольшая третья глава посвящена свету как посреднику, медиатору между бестелесным и телесным в космосе и человеке. Здесь особый интерес представляет обз
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.