СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аркадьев 2009 - П.М. Аркадьев. Теория ак-циональности и литовский глагол. Балто-славянские исследования. Вып. XVIII. М., 2009.
Вимер 2001 - Б. Вимер. Аспектуальные парадигмы и лексическое значение русских и литовских глаголов // ВЯ. 2001. № 2.
Вимер 2007 - Б. Вимер. Косвенная засвиде-тельствованность в литовском языке // Эви-денциальность в языках Европы и Азии. СПб., 2007.
Галнайтите 1963 - Э. Галнайтите. Особенности категории вида глаголов в литовском языке (в сопоставлении с русским языком) // Ка1Ьогуга. 1963. Т. 7.
Дамбрюнас 1962 - Л. Дамбрюнас. Глагольные виды в литовском языке // Ю.С. Маслов (ред.). Вопросы глагольного вида. М., 1962.
Dahl, Koptjevskaja-Tamm 2001 - О. Dahl, М. Koptjevskaja-Tamm (eds.). The Circum-Baltic languages: Typology and contact. V. 1-2. Amsterdam; Philadelphia, 2001. Holvoet, Cizik 2004 - A. Holvoet, V. Cizik. Veikslo priespriesos tipai // A. Holvoet, L. Semeniene (eds.). Gramatini^ kategorj tyrimai. Vilnius, 2004.
Kortland 1986 - F. Kortland. Proto-Indo-European tones? // Journal of Indo-European studies. 1986. № 14. Mathiassen 1996 - Т. Mathiassen. Tense, mood and aspect in Lithuanian and Latvian. Oslo, 1996. № 75.
К.А. Кожанов
Сведения об авторе: Кирилл Александрович Кожанов Институт славяноведения РАН kozhanov.kirill@gmail.com
A.M. Urdze. Ideophone in Europa: Die Grammatik der lettischen Geräuschverben. Bochum: Universitätsverlag Dr. N. Brockmeyer. 2010. 463 p.
Объектом исследования Айны Урдзе (Бремен) послужила группа глаголов со значением звукоизвлечения в латышском языке. Эта группа глаголов, условно названная в работе «глаголы шума» (Geräuschverben), интересна тем, что, образуя естественный семантический класс, она отчетливо выделяется с формальной точки зрения - отличительной чертой этой группы глаголов является особый консонантный кластер на конце корня, нехарактерный в целом для латышской глагольной лексики. В этом плане латышский материал представляет собой очень удобное поле для лексико-семантических исследований, тем более что описываемая группа глаголов достаточно многочисленна - 256 глагольных корней и более 1000 глагольных лексем, по данным А. Урдзе.
Основной задачей работы было выделение отчетливых формальных характеристик исследуемого класса глаголов и проверка гипотезы о том, что группа глаголов, выделяемых на основании формальных критериев, действительно однородна с семантической точки зрения - в частности, что она образует компактную подгруппу внутри более обширной зоны глагольной лексики, связанной со звукоизвлечением.
Важная особенность данной работы состоит в том, что ее, безусловно, можно назвать типологически ориентированной. Хорошо известен следующий парадокс: данные крупных, «доступных» языков, в том числе многих
языков Европы, часто оказываются гораздо менее известны неспециалисту-типологу, чем данные малых экзотических языков, подробно описанных в современных терминах. Для такой «традиционной» области, как лексическая семантика, эта трудность особенно очевидна. В частности, не столь уж малочисленные предшествующие исследования по глаголам с семантикой звукоизвлечения в латышском языке, упоминаемые в книге А. Урдзе, доступны только очень узкому кругу балтистов хотя бы потому, что написаны в основном по-латышски, реже по-русски и опубликованы в маргинальных латвийских изданиях. Работа А. Урдзе, лингвиста-типолога (ср., например, типологическое исследование по комитативам [Stolz et al. 2006], одним из авторов которого является А. Урдзе), ориентирована на значительно более широкий круг лингвистов и не требует от читателя предварительного знакомства с системой латышского языка и принятой в балтистике специальной терминологией. Так, глава, посвященная фонетическим особенностям глаголов шума, содержит специальный раздел с обзором латышской фонологической системы в целом (2.1) и даже отдельный небольшой раздел (2.2) о латышской орфографии. Глава, посвященная морфологическим особенностям глаголов шума, содержит подробное описание словоизменительных категорий латышского глагола (4.1.2) и глагольного словообразования
(4.2). Автор, наряду с традиционной латышской орфографией, использует и транскрипцию на основе международного фонетического алфавита. Примеры, приводимые в работе, сопровождаются не только переводом, но и поморфемным глоссированием. Предпринятое, таким образом, введение представленных в работе данных в типологический контекст кажется особенно важным в свете растущего интереса лингвистов разных школ к лексической типологии: ср., например, работы [Майсак, Рахилина 2004] по типологии глаголов плавания, [Wierzbicka 2007] по типологии названий частей тела, [Majid et al. 2010] по типологии глаголов деления на части, сборник по общим проблемам лексической типологии [Vanhove 2008], обзор [Evans 2010] и ряд других. Сам автор, не претендуя в рамках данного исследования на типологические обобщения, приводит, тем не менее, сопоставительные данные по глаголам с семантикой звукоизвлечения в близкородственном латышскому литовском языке и ареально близком эстонском (глава 7).
Интересна работа также с методологической точки зрения. Корпус глаголов шума, собранный автором по данным восьми словарей и (в качестве вспомогательного источника) текстов художественной литературы, насчитывает 256 глагольных корней и около 1200 глагольных лексем (как непроизводных, так и производных), всего в корпусе около 1600 единиц, включая отглагольные наречия и существительные. Благодаря тому, что объем анализируемого материала достаточно велик, у автора есть возможность приводить не только качественные, но и количественные оценки. В работе можно найти множество численных данных по самым разным вопросам, касающимся формальной и семантической характеристики глаголов шума: по частотности определенных фонем в глаголах шума, по принадлежности глаголов шума к тому или иному словоизменительному классу, по продуктивности той или иной деривационной морфемы с глаголами шума, по лексической сочетаемости глаголов и т.д. Помимо собственно данных по глаголам шума, автор в большинстве случаев приводит также сопоставительные численные данные по глагольной лексике в целом, специально собранные им дополнительно для данного исследования. Возможно, полезной была бы и дальнейшая математическая (статистическая) обработка представленного автором массива численных данных.
В первой, вводной, главе книги формулируются основные задачи и методы работы, приводится обзор литературы по проблематике идеофонов и по семантике глаголов со значением звукоизвлечения в латышском языке. В
этой же главе формулируется в общем виде формальный критерий отнесения глагола к группе глаголов шума (в последующих главах она поясняется и уточняется) - наличие в финальной части корневого слога консонантной последовательности одного из следующих трех типов: а) [к] + ^/[/с] (сйкв1ё1 'шипеть', !тк$кё! 'звенеть, дребезжать') , Ь) [р] + ^/[/с] (с1вр8!ё! 'пищать'), с) некоторые случаи 0 + [бЦ/Цс], для которых постулируется выпадение начального [к] (кт1ш$кё1 'щелкать' < *кггтк$кё0.
Главы 2 и 3 посвящены фонетическим особенностям глаголов шума. В главе 2 рассматривается корневая часть глагола, за исключением кластера [бЦ/Цс]. Проблемы, связанные с фонетической характеристикой и морфологическим статусом кластера [бЦ/Цс], являющегося ключевым формальным признаком глаголов шума, вынесены в отдельную главу 3. Общий вывод главы 2 состоит в том, что уникальных, по сравнению с остальными латышскими корнями, особенностей в корневой части глаголов шума не отмечается. Тем не менее, подробный сопоставительный анализ позволяет автору сделать несколько нетривиальных наблюдений по поводу неочевидных фонетических особенностей глаголов шума. Так, автор устанавливает, что в глаголах шума встречается редкий для латышского языка дифтонг [ш], который за пределами этой группы глаголов зафиксирован только в междометиях (п. 2.3.1.2). А. Урдзе объясняет эту особенность близостью глаголов шума и междометий как части экспрессивного пласта лексики. Среди особенностей инициали корневого слога отмечается, во-первых, больший процент палатальных и препалатальных согласных, чем в среднем в латышской лексике, во-вторых, больший процент консонантных кластеров (два, реже три согласных) (2.3.2). Оба факта автор объясняет общей тенденцией к большей формальной маркированности экспрессивной лексики, к которой можно отнести и группу глаголов шума. Коду корневого слога глагола шума, как показано выше, может составлять только два согласных: взрывные [к] и [р]. Приводимые в работе подсчеты указывают на значительно большую частотность согласного [к] в данной позиции. А. Урдзе объясняет эту асимметрию, с одной стороны, тенденцией к диссимиляции с инициалью корневого слога, а с другой стороны, семантическими факторами (группа глаголов на -р оказывается семантически однородной). Также автор обнаруживает немногочисленную группу исключений на -ш (4 % от всех корней группы глаголов шума), с очевидностью объясняемых тенденцией к диссимиляции (финаль [т] встречается в корнях с инициалью [к]). Помимо тенденции к прогрессивной ассимиляции, наблюдаемой в
данном случае, автор постулирует для глаголов шума также тенденцию к регрессивной ассимиляции инициали корневого слога с финальным консонантным кластером ^/[[с], которой объясняется, по мнению А. Урдзе, асимметрия в частотности консонантных сочетаний в инициали корневого слога глаголов шума и в целом по латышской лексике (п. 2.3.2.2). В разделе 2.4 приводятся также некоторые данные по супрасегментным фонетическим особенностям группы глаголов шума.
Глава 3 посвящена консонантному кластеру ^/[[с], являющемуся характерной формальной особенностью группы глаголов шума. Подробно обсуждается его морфологический статус. Приводятся различные аргументы в пользу того, чтобы считать его частью корня, интерфиксом или деривационным суффиксом, как предлагалось разными исследователями. Статус кластера М/[|с] последовательно оценивается по 10 параметрам, предлагавшимся в морфологических работах в качестве критериев аффиксал
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.