технического развития, а также наличием собственного печатного органа, способного организовать работу сообщества вокруг соответствующих проблем. Но в условиях, сложившихся в Советской России (СССР) к моменту развертывания индустриализации, никакое профессиональное сообщество уже не могло существовать как свободное объединение, не находящееся под идейным и политическим контролем власти. Этим была определена судьба ВАИ, заместившей к тому времени предшествовавшие инженерные объединения. В ходе политических процессов трагическая судьба коснулась ряда инженеров старой школы, хотя в то же время шел процесс формирования нового поколения инженеров. Но эта тема выходит за границы рассматриваемой работы и требует специального исторического исследования.
Особый интерес представляет заключительная часть книги, в которой рассмотрено "новое рождение" проблематики философии техники в СССР и некоторые ее концептуальные направления. Действительно, в СССР, вступившем в стадию индустриализации, историко-техническая проблематика не могла быть оставленной без внимания как необходимая составляющая инженерного образования и инженерного мышления. Такую функцию выполнял Институт истории естествознания и техники АН СССР. Свободные объединения инженеров были исключены, а сама работа по истории техники, приносившая необходимую пользу, совершалась под идейным контролем и в рамках соответствующей интерпретации марксизма. Новый виток развития исследований по философии техники был связан с осмыслением научно-технического прогресса в условиях назревающей постиндустриальной революции (здесь нужно отметить инициативные работы Ю.С. Мелещенко), а также с развитием методологических исследований, развернувших-
ся в академической философии в СССР в 60-е годы прошлого столетия. В рамках этого течения появились работы по методологии технического знания и инженерной деятельности, которым дается определенная оценка в заключительной части работы. Здесь хотелось бы обратить внимание на очерк становления деятельностной проблематики. Дальнейшее развитие философии техники и ответ на ее фундаментальные вопросы требует, на наш взгляд, соединения деятельност-ного подхода в технике с таким же подходом в философско-антропологических исследованиях. На этом пути деятельностное рассмотрение сущности техники окажется более широким и перспективным, способным синтезировать подходы, формировавшиеся внутри инженерного и философского сообщества.
В целом книга является добротным и полезным историческим исследованием становления философии техники. Она особенно важна для российского читателя, поскольку вскрывает интересные и поучительные факты из истории профессиональной и общественной мысли России досоветского и советского периодов.
В то же время следует отметить, на наш взгляд, недостаточную четкость в структурировании большого материала, к которому обращается автор. По этой причине многократные обращения к тем или иным авторам и источникам, прежде всего к Энгельмейеру, создают впечатление повторов, которые всегда препятствуют ясности изложения материала. Но эта слабость окупается глубоким проникновением в рассматриваемые события, факты, идеи. Книга, несомненно, будет замечена в среде ученых, инженеров, аспирантов и студентов, так или иначе интересующихся проблемами философии техники.
В.В. Чешев (Томск)
А.Ю. БОЛЬШАКОВА. От сущности к имени. Теории архетипа. Часть I. Ульяновск: УлГТУ, 2010, 207 с.
Множественность толкований понятия "архетип", высокая частотность его употребления в современном гуманитарном знании не предопределяет позицию исследователя, стремящегося дать свое видение данного феномена. Справедливо ли рассматривать многообразные трактовки архетипа в качестве сложившихся уже теорий или продуктивнее
1 См. об этом также в статье А.Ю. Большаковой в "Вопросах философии", 2010, № 7.
анализировать различные варианты объема и содержания этого термина во взаимосвязи с другими категориями гуманитарных наук? В своем исследовании А.Ю. Большакова уделяет внимание и первому, и второму подходу, ставя вопрос об особенностях проявления архетипа в рамках художественных систем, в частности в литературе1.
Обращает на себя внимание тот факт, что автор, избирая аналитический метод, стремится к объективному взгляду на сложившуюся
традицию понимания архетипа и архетипи-ческого в истории культуры. Авторская идея заключается в том, чтобы рассмотреть понятие архетипа в рамках литературы, специализировать его, избежав неоправданной универсализации и расширения. И действительно, опасность растекания смысла в терминологическом поле гуманитаристики здесь не исключена. Существует еще одна важная задача - показать, как работает архетип в русской классической литературе, что для автора книги прежде всего связано с целью национально-культурного самопознания, с выявлением уникальных черт и внутренней логики российского бытия. Как нам видится, есть и другой горизонт исследования. Он открывается в тезисе автора об актуализации архетипа как процесса передачи смыслов и значений - культурной памяти и коммуникативного ядра традиции. Большакова исходит из понимания культуры как ноосферы, говоря о переходе от биосферного к ноо-сферному способу жизни человека в истории и культуре. Ноосферический тип обладает собственным механизмом самоорганизации и воспроизводства на уровне смыслов и значений. Это сближает его с понятием семиосферы, использованным Ю.М. Лотманом для выявления сущностных отличий между природой и культурой.
На наш взгляд, желание автора отграничить литературный архетип от подобных феноменов в рамках культуры-ноосферы выполняется лишь отчасти, оставаясь своего рода идеальной посылкой. Но причина не в том, что задача оказалась превышающей возможности исследователя, а в самой природе исследуемого феномена. До конца специфицировать эту проблему вряд ли возможно. Архетип обладает мощным семантическим полем, внутри которого проявляет себя и как "вещество", и как "энергия" во взаимопереходимости форм и содержания. Потому, как нам кажется, философизация дискурса об архетипе просто неизбежна, и во второй главе автор справедливо говорит об архетипе как о междисциплинарной проблеме, более того, указывает на то, что культурология не только осваивает понятие архетипа, но и активно его присваивает (см. с. 71). В этом контексте становится вполне оправданным исследовательский пафос А.Ю. Большаковой, которая настаивает, что архетип "не абстрактная величина - исконное знание о нем антро-поцентрично и направлено, в своем пределе, на восстановление человеческой идентичности, что особенно важно в периоды тотальной глобализации, т.е. подавления общим частного, индивидуального (будь то нацио-
нальная личность или отдельный индивид)" (с. 51).
Потому закономерно обращение автора к платоновскому "архе" как к онтологическому принципу и началу всякого познания. Онтологический статус архетипа подчеркивают и его мифопоэтические трактовки. Большакова высказывает если не бесспорное по существу, то, по крайней мере, в части наблюдений обоснованное мнение, что «"колебание" между мифопоэтическим подходом и попытками выявить литературные, социокультурные и эстетические параметры архетипа вообще и определило движение исследовательской мысли в минувшем столетии» (с. 16). Автор критически отмечает набирающий силу тренд в современной науке, с ее уклоном в этимологическую сторону из-за вариативности толкований. Однако Большакова достаточно долго удерживает наше внимание на этимологическом аспекте понятия. Для раскрытия своей позиции ей также важно оттолкнуться от буквального смысла слова "архетип", в котором она подчеркивает качество нормативности, некоего подлинника-оригинала для последующих модификаций. Главная идея книги - выявить собственно природу архетипа в художественной сфере через образ: "В творческой деятельности художника архетип, в силу своей изначально образной природы (что особенно важно!), занимает место базисной, первоосновной модели для создания оригинального художественного мира, автор которого выступает как демиург, создатель собственной вселенной" (с. 23). Основная мысль работы - взаимообусловленность архетипа и образа - раскрывается в следующем положении: "В художественной деятельности жизнь архетипа связана с обра-зотворчеством, т.е. моделированием самых разных вариантов того или иного первообраза, корни которого уходят в глубокую древность, праисторию человечества, народа, нации, рода..." (с. 24).
Вопрос, над которым размышляет А.Ю. Большакова, - возможно ли рождение новых и актуализация "дремлющих" архетипов литературы и культуры. Одной из основ теоретических построений автора выступает психоаналитическая концепция архетипа К.Г. Юнга. Признавая ее значимость, автор книги вместе с тем указывает на противоречия и произвольность последующих толкований. Отметим здесь, однако, стилистическую особенность и самой Большаковой с ее склонностью к минимализму - краткости и даже некоторой беглости в анализе существующих в научной литературе теорий архетипа. В книге, претендующей на общетеоретический
охват, этого хотелось бы все же избежать. В то же время к достоинствам работы в целом можно отнести вполне корректно проведенный критический разбор теорий и концепций архетипа.
Обобщая словарно-энциклопедические толкования архетипа и существующие базовые философско-культурологические теории, Большакова выделяет два аспекта - связь архетипа с эстетическим идеалом и нуминоз-ности архетипа - первичности религиозного переживания, своего рода целостности ми-форелигиозного опыта проживания-переживания бытия. Эта мысль находит отражение в структуре самого текста - отмечу параграф "Архетип как переживание: из опыта русской классики". Исходным для А.Ю. Большаковой остается тезис, присутствовавший уже у Юнга: сила художника - в умении "говорить архетипами".
Важным в работе нам кажется замечание А.Ю. Большаковой о необходимости извлекать архетип из национального бессознательного русской культуры. Тем более, что, как полагает автор, в далеко не достаточной степени оно было предметом аналитического исследования - в
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.