Славяноведение, № 4
© 2005 г. А. Ф. ЛИТВИНА, Ф. Б. УСПЕНСКИЙ
АГИОГРАФИЯ И ВЫБОР ИМЕНИ В ДРЕВНЕЙ РУСИ
Не вызывает сомнений, что со времен христианизации Руси каждый человек, принимая крещение, получал христианское имя. Хотя имена эти отнюдь не всегда были употребительны в быту, мы знаем все же достаточно внушительный корпус таких антропонимов, позволяющих делать те или иные наблюдения над выбором христианского имени в домонгольской Руси.
Немаловажно при этом, что мы имеем дело не только с теми именами, которые люди получали в крещении, но и с именами иноческими, принятыми при постриге. Правда, для начальных этапов христианизации мы не всегда располагаем сведениями о том, каким образом крестильные и иноческие имена соотносились друг с другом, была ли уже в XI в., например, обязательной смена имени при постриге.
Когда мы говорим о выборе имени в знатных родах, в особенности в правящей династии Рюриковичей, мы в первую очередь обращаем внимание на тот факт, что христианские имена потомков воспроизводят имена предков, что набор таких аристократических или династических имен в каждой семье довольно ограничен и повторяется из поколения в поколение. Значение этого обстоятельства трудно переоценить. Наречение в честь предков позволяет понять, как христианские имена, поначалу чуждые родовой традиции, постепенно встраиваются в нее и медленно, но неуклонно вытесняют имена исконные, некалендарные, сами принимают на себя функцию имен родовых (об этом см. подробнее: [1; 2; 3]).
Иными словами, отвечая на вопрос, какое христианское имя считалось пригодным для князя, можно ограничиться самым общим утверждением - такое, которое прежде уже носил кто-либо из его предков. Разумеется, из этого правила есть некоторое количество исключений, но дело не только в них. Выявление принципа наречения христианским именем в честь предка при всей полезности никак не помогает нам в разрешении проблемы, почему те или иные имена были отобраны знатными родами из всего обширного христианского именослова в эпоху крещения Руси. Откуда взялись имена тех предков, которыми впоследствии в течение столетий будут нарекать потомков, как были
Литвина Анна Феликсовна - канд. филол. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.
Успенский Федор Борисович - канд. филол. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.
отобраны такие имена, как Андрей, Василий, Георгий, Давид, Дмитрий, Иоанн, Михаил, Роман, Федор? Почему некоторые из календарных имен закрепились в качестве иноческих, тогда как другие могли равно использоваться родичами и как светские, и как монашеские?
Разумеется, в научной литературе накоплен некоторый фонд данных и версий, относящихся к мотивам и специфике рецепции тех или иных христианских имен в Х-Х111 вв., хотя в целом тема эта остается не слишком разработанной. Одним из главных направлений исследования является поиск внешних образцов, на которые могли ориентироваться русские (прежде всего русские князья) при выборе патрональных святых для себя и своих детей. В отсутствии собственной традиции прототипы для имянаречения могли отыскиваться в Византии или в какой-либо из династий, обратившейся в христианство прежде Рюриковичей и связанной с ними узами союзничества или родства (реального или виртуального). Так, на выбор имени для Владимира Святого очевидно повлияла фигура византийского императора Василия II, ставшего свойственником русского князя. Христианские имена сыновей крестителя Руси, Бориса-Романа и Глеба-Давида, вероятно, хотя бы отчасти связаны с христианским именословом болгарской династии.
Однако далеко не все случаи имянаречения правителей мы можем объяснить ориентацией на династические образцы других христианских стран. Более того, у русских князей мы не обнаруживаем сколько-нибудь последовательной, тщательной ориентации на византийский императорский антропонимикон. Здесь, скорее, есть смысл говорить об относительно многочисленных, но все же частных заимствованиях, каждое из которых нуждается в особом объяснении.
В качестве еще одного мотива, который мог повлиять на антропонимичес-кие пристрастия у первых поколений обращенных Рюриковичей, иногда указывается изобразительный канон, сложившийся в христианской традиции. Иконы, монеты, печати, несущие на себе образы святых и их имена, - все это могло так или иначе повлиять на выбор святого покровителя, а соответственно, и на выбор крестильного имени для княжича. Так, облик воина с оружием и доспехами мог делать особенно привлекательной, подобающей для князя фигуру того или иного святого. Не исключено, что именно поэтому вскоре после крещения Руси в княжеский именослов проникает немалое количество имен святых воинов: Георгия Победоносца, Дмитрия Солунского, архистратига Михаила, а несколько позднее и Федора Тирона и Федора Стратилата.
Существенно, однако, что изобразительный ряд, особенно значимый в среде людей, не умеющих или почти не умеющих читать, с распространением грамотности очень быстро начинает связываться с рядом повествовательным. Воздействие иконографии чрезвычайно трудно отделить от воздействия агиографии - на выбор имен могут влиять не только зрительные образы, но и тесно связанные с ними сюжеты, почерпнутые из письменного текста.
Мы далеко не всегда знаем, какие житийные памятники были в распоряжении образованных людей на Руси вскоре после крещения. Тем не менее, не стоит и преувеличивать меру нашего неведения: на протяжении XIX и ХХ столетий значительная часть усилий историков русской культуры была сосредоточена именно на том, чтобы определить круг чтения древнерусского книжника. Таким образом, в нашем распоряжении есть довольно обширный материал, позволяющий судить о воздействии агиографии на выбор имени. При этом, ес-
ли мы сумеем выработать адекватный метод для работы с таким материалом, специфика имянаречения, в свою очередь, может расширить наши представления о том, какие житийные источники были в ходу в Древней Руси.
Нам представляется вполне правдоподобным, что уже к середине XI, а тем более в XII в., степень вовлеченности образованного человека на Руси в христианскую культурную традицию была весьма высока. Условно говоря, князь не только знал ряд житийных текстов, но у него могли возникать достаточно сложные ассоциации, провоцируемые этими текстами, он и его окружение могли порождать определенную культурную игру, на этих текстах основанную. Разумеется, в еще большей мере сказанное может относиться к русским духовным иерархам, во всяком случае к некоторым из них.
В отношении, так сказать, культурной эволюции, проделанной династией Рюриковичей за весьма короткий отрезок времени, чрезвычайно показательна дистанция в образованности между прадедом и правнуком - Владимиром-Василием Святославичем и Владимиром-Василием Всеволодичем Мономахом. Если прадед предстает в летописи человеком, не умеющим читать и лишь слушающим евангельские тексты, то правнук оставляет потомкам сочинение, свидетельствующее о детальном знакомстве с письменной культурой самых разных жанров и о свободе обращениями с самыми разными источниками.
Как мы пытались продемонстрировать в наших работах, выбор имени был актом весьма многоплановым, призванным собрать воедино или учесть одновременно целый ряд тенденций родовой истории (см. подробнее: [3]). Неудивительно поэтому, что когда к выбору имен так или иначе подключались христианские тексты, христианская история, то и они могли применяться довольно сложным, изощренным образом.
Исследование системы родовых некалендарных имен русских князей показывает, что одной из основ имянаречения служит уподобление потомка предку. Потомок может осмысляться как живое воплощение умершего предка, а происходящие с ним события - как повторение и отголосок тех событий, что происходили во времена его прежде живших родичей. Разумеется, такой подход не был исключительной принадлежностью родового мира Руси, он не только является универсальным, но легко находит точки соприкосновения с христианской традицией осмысления истории. Имя - это всегда хотя бы отчасти средство отождествления человека с неким прототипом, будь то предок или патрональный святой. В перспективе христианина связь со своим патро-нальным святым могла выражаться в том, что он охотно помещал изображение своего покровителя-тезки на принадлежащих ему предметах, в первую очередь на тех, которые (как, например, княжеские печати) особым образом репрезентировали его личность, читал житие своего патрона и, в зависимости от своих возможностей, заказывал иконы, рукописи или строил церкви, ему посвященные.
Все эти признаки знакомства с иконографией и агиографией общеочевид-ны, однако, говоря о влиянии агиографии на именослов, о них нельзя забывать, но ими нельзя и ограничиваться. Мы можем с достаточной степенью уверенности утверждать, что Андрей Боголюбский, учредивший на Руси праздник Покрова Богородицы, был знаком с Житием Андрея Юродивого, где описывается сюжет, мотивирующий это празднование, но мы не можем утверждать, что те, кто в свое время выбирал для Андрея Юрьевича имя, ориентировались именно
на образ Андрея Юродивого, а не, скажем, Андрея Критского, Андрея Первозванного или Андрея Стратилата (ср. [4. Т. I: 2-я половина тома. С. 400-406; 5. С. 210; 6. С. 107; 7. С. 131; 8. С. 95-99]).
Еще более несомненно знакомство деда Андрея Юрьевича, Владимира-Василия Всеволодича-Андреевича, с сочинениями своего небесного тезки - Василия Великого, так как в "Поучении" мы обнаруживаем не только упоминание этого отца церкви, но и прямые отсылки к его трудам. Тем не менее, и здесь следует проявить осторожность - даже если Владимир Мономах был крещен во имя Василия Великого (что весьма вероятно), тем, кто выбирал для него имя, не было нужды специально обращаться к житию и творениям этого святого. Вполне достаточно было и того обстоятельства, что Василием в крещении был прославленный прадед ребенка, Владимир Святославич.
Чтобы говорить о реальном влиянии агиографии на выбор имени, необходимо, на наш взгляд, не только совпадение двух элементов - имени святого и имени некоего христиа
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.