монахи - правда, Церковь не признавала эти браки и добивалась их расторжения. Уверен, что и тем, кто профессионально занимается историей Испании или же историей брака, любви и сексуальности, рецензируемая монография также будет интересна и полезна. Ее несомненно следует перевести на русский язык, и она имела бы успех в отличие от многих других книг, переведенных в последние годы. Не могу даже представить себе аргументы противников такого проекта.
И.С. Филиппов
Алаев Л.Б. ЮЖНАЯ ИНДИЯ:
ОБЩИННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ У1-ХШ веков М.: Институт востоковедения РАН, 2011. 712 с.
Данный текст, по всей видимости, вызовет два вопроса: во-первых, почему книга, посвященная Южной Индии, рецензируется на страницах «Средних веков», во-вторых, почему два специалиста по Западной Европе берутся рецензировать книгу востоковеда, заведомо не обладая должной компетенцией, достаточной, чтобы в соответствии с законами жанра указать на какие-то промахи автора. Ответов может быть несколько. Дело не только в том, что работа над вторым (средневековым) томом «Всемирной истории» заставила нас по-новому взглянуть на средневековое восточное общество. Это, скорее, повод, чем причина. Главное же состоит в том, что в исследовании Л.Б. Алаева история западного Средневековья постоянно присутствует «за кадром». Автор - один из самых заслуженных и интересных отечественных востоковедов - является сторонником концепции единого средневекового общества Запада и Востока, общества, которое, за неимением другого термина, можно назвать феодальным.
Л.Б. Алаев - автор многочисленных работ на эту тему, но именно в этом, как представляется, важнейшем для него самого труде, исследователь осознает, что долгое время имел дело со скорее логическими химерами, чем с моделями, за которыми стояла конкретная историческая реальность. Не только модель «восточного общества», но и модель «европейского феодализма» в последние годы подвергалась серьезной критике, «делающей невозможным ее использование в качестве точки отсчета для понимания средневековых обществ. Что же касается концепции азиатского способа производства и ее модификаций, включая "цивилизационные подходы", то она продолжает будоражить неокрепшие, хотя нередко и "пожилые" умы простотой предлагаемых решений» (С. 11). В этом отношении опыт Л.Б. Алаева чрезвычайно поучителен для всех медиевистов, поскольку он старается, уйдя от устаревших стереотипов, взглянуть на общество его собственными глазами. При этом Индия - не весь Восток, но нет Востока без Индии, Южная Индия -лишь небольшая часть всей Индии, но без Южной Индии нет Индии.
Кроме того, аналогия между Западной Европой и Южной Индией имеет гораздо больше прав на существование, чем это может показаться. Оба региона в какой-то мере оказались на долгое время предоставлены «сами себе». Будучи удалены от импульсов, исходящих от Великой Степи, эти регионы достаточно долгое время могли существовать без создания патримониально-бюрократических структур, без создания «сверхдержав», призванных противостоять натиску извне. Для Южной Индии такая необходимость возникает лишь на рубеже ХШ-Х1У вв. (войны с Делийским султанатом), что и привело к существенной трансформации местных обществ. Но этот период находится уже за пределами рассмотрения Л.Б. Алаева. Автор предпринимает недюжинные усилия, чтобы избежать эволюционистского подхода: из того, что в дальнейшем патримониально-бюрократическая тенденция возобладала над общинным началом вовсе не следует, что весь восьмивековой период надо рассматривать сквозь призму антагонизма общины и царской власти в таких государственных образованиях Южной Индии, как «государства» Чолов, Раштракутов, Ядавов, Чалукьев и т.д.
За неимением лучшего, Л.Б. Алаев часто использует европейские термины (вассалитет, сюзеренитет, корпорации, гильдии), но при этом он не стремится «европеизировать свой материал». Другое дело, что мы поневоле перекладываем южноиндийский материал с его непрояснен-ностью соподчинения различных уровней политической организации, отсутствием «монополии государства» на применение насилия, чрезвычайную запутанность отношений землевладения на знакомые нам европейские реалии и удивляемся наличию совпадений.
В книге предпринимается чрезвычайно смелая попытка описать все общество «заново» (отказавшись от общих интерпретационных схем: формационный подход, концепция «нормального государства», свойственная тамильской национальной историографии, теория «сегментарного государства» Б. Стайна и др.), только лишь исходя из материала источников. Этим материалом служит богатейшая эпиграфическая традиция, сохранившая десятки тысяч надписей о дарениях храмам. На сегодняшний день их собрано около 85 тыс. (опубликовано около 15 тыс.) Автору были доступны не все из них, тем не менее, он стремился восстановить по книгам и статьям зарубежных коллег недостающие данные. При этом Л.Б. Алаев не занимался самостоятельной «расшифровкой» надписей, доверяя в этом отношении работе индийских специалистов по эпиграфике, которые, на его взгляд, разбираются в этом вопросе значительно лучше иностранцев, хотя с интерпретацией ими содержания надписей Л.Б. Алаев согласен далеко не всегда.
В работе анализируются надписи на пяти языках, происходящие из всех четырех основных областей Южной Индии: Тамилнаду, Карнатаки, Андхры и Кералы. Автор сразу же отмечает, что данный корпус эпиграфики, хотя и имеет ряд достоинств по сравнению с другими источниками по истории средневековой Индии, тем не менее, не лишен свойственных
и остальным типам недостатков, прежде всего, того, что «отражение реальности мирно соседствует с воображением о реальности».
С этой особенностью менталитета жителей средневековой Южной Индии читатель будет встречаться на протяжении всей работы, так как чуть ли не каждая из провинций, областей, каст, гильдий, других общин, оставившая после себя какие-либо надписи, вполне естественным образом, претендовала на то, что она - лучшая /самая могущественная / богатая /обширная /почитаемая и т.д. на земле. В соответствии с этим функция чисел, встречающихся в надписях (а заодно и в названиях областей с числовыми индексами на Декане, которым исследователь уделяет значительное внимание), чаще всего далека от указания на реальную численность чего-либо, а описания чрезвычайно сложных процедур выборности органов общинного самоуправления, как показывает автор, скорее всего, вовсе не соответствуют действительности, а призваны как можно ярче передать саму идею выборности.
Исследование разделяется на четыре основные части, неодинаковые по своему размеру, что вызвано состоянием источниковедческой базы (часть, посвященная Керале, в которой найдено меньше всего надписей, заняла в исследовании всего около 30 страниц, в то время как Та-милнаду - более 300): Тамилнаду, Карнатака, Андхра и Керала. Внутри этих частей работа поделена на главы, количество которых зависит непосредственно от объема части и состояния источниковедческой базы, которая в Тамилнаду и Карнатаке позволяет провести гораздо более глубокий и подробный анализ многочисленных «институтов», чем в Анд-хре или Керале (в единственной главе, посвященной этой области, основные проблемы выделены в подзаголовки). Что же привлекает к себе внимание исследователя в первую очередь?
Уже из названия работы очевидно, что огромное внимание в ней будет уделено общинам и той роли, которую они играли в жизни средневековой Южной Индии. Перед читателем предстает весь спектр возможных (и до этого казавшихся ему невозможными) вариантов общин: макрообщины, надлокальные общины (в числе которых гильдии и торговые корпорации, общины воинов, скотоводов, касты и т.д.), сельские общины брахманов и небрахманов, храмы (тоже до какой-то степени общины), городские общины. Все эти варианты социальной организации имели значительные вариации в каждой из областей.
В ходе исследования Л.Б. Алаев показывает как внутреннее устройство всех этих общин и систему их управления (там, где это возможно выявить; но и там, где анализ и/или какие-либо обобщения затруднены, - показан сам материал), а также их хозяйственную и общественную жизнь, в которой представители различных «институтов» часто оказывались достаточно тесно связаны, в первую очередь, в связи с вопросами поземельных отношений, а также обеспечения функционирования храмов. Анализируя систему собственности на землю, исследователь показывает, насколько сложной и запутанной она часто бывала в этот
период. Если разделение собственности на верховную и низовую (право на сбор налога и право непосредственно на владение землей) кажется достаточно привычным, также как и то, что непосредственно хозяйственные работы проводились чаще всего просто держателями земли, то конкретные примеры сосуществования этих видов собственности и держания и различных прав, которыми могли обладать собственники, оказываются крайне вариативными, в то время как сами права собственности могли быть раздробленными между несколькими лицами.
Несмотря на то, что главное внимание в работе уделяется социальному устройству в различных регионах Южной Индии и роли в ее жизни многообразных общин, Л.Б. Алаев не упускает и вопросов, связанных с политической историей в традиционном смысле этого слова, пытаясь выявить, как функционировало то, что можно (в большинстве случаев с натяжкой) назвать «центральной властью», какие существовали варианты системы контроля ситуации на местах, кто и как там управлял, какую роль во всей этой системе играли крупные магнаты. Ярким примером конкретных ответов на один из этих вопросов (сосуществования различных «институтов управления» на местах) может стать следующий вывод автора по поводу карнатакской деревни, которой «правила» жена крупного вельможи: «В чем заключалось "управление" деревней, в которой существовало, очевидно, самоуправление, неясно. Наиболее очевидное предположение - оно заключалось в присвоении налогов с данной деревни».
Стоит отметить, что это глубокое исследование, полное имен, терминов, подробностей и дат, при всем этом легко читается благодаря самому стилю автора, то и дело приводящему
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.