ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2004 • < 2
С.М. МАРКЕДОНОВ
Автономное общество в России: первый исторический опыт
("Вольное" казачество против Московского государства в ХУ1-ХУП вв.)
История социально-политических взаимоотношений казачества и Российского государства в ХУ1-ХУ11 вв. описана хорошо, но несколько односторонне. Проблема противоборства и взаимодействия российских государственных институтов и казачества как в отечественной, так и в зарубежной исторической науке рассматривается исключительно в рамках "государственного" дискурса. Причем все сводится либо к констатации прогрессивного характера государственной политики Московского государства по отношению к анархичному и архаичному казачеству, либо к постановке весьма дискуссионного вопроса: "Была ли у казаков своя государственность?", либо к рассмотрению казачества как коллективного носителя идеалов русской свободы, противостоявшего московской деспотии. Таким образом, конфликты и политические контакты казаков и государства в ХУ1-ХУ11 вв. изучались и продолжают изучаться как одна из тем масштабной историографической и политологической проблемы -взаимоотношений центральной власти и регионов в России. Вместе с тем история отношений Москвы и Дона (и в меньшей степени сообществ "вольных казаков" на Волге, Тереке и Яике) никогда специально не анализировалась в контексте другой не менее острой и масштабной проблемы - взаимоотношений государства и общества. В данной статье сделана попытка рассмотреть возможность анализа политических отношений казачества и государства в ХУ1-ХУ11 вв. с новой точки зрения.
Историография проблемы
Хотя комплексный анализ историографии не является главной исследовательской задачей статьи, без рассмотрения основных историографических концепций актуальность обращения к проблеме взаимоотношений казачества и государства в ХУ1-ХУ11 вв. (равно как и степень новизны моей работы) будет не очевидна. Процесс становления российской государственности исследовали крупнейшие российские историки Х1Х - начала ХХ вв. С. Соловьев, В. Ключевский, С. Платонов. Казачество интересовало их в первую очередь как исторический конкурент политических и управленческих институтов России, как вызов антигосударственных "воровских" сил московскому (в меньшей степени петербургскому) Левиафану [Соловьев, 1959; Ключевский, 1937; Платонов, 1899]. Отсюда и взгляд Соловьева на казачество позднего средневековья как на силу, которая для России "иногда была опаснее самих кочевых орд". Государство представлялось ему носителем цивилизаторского начала, а казаки -противниками прогресса: «Против призыва Петра к великому и тяжелому труду, чтоб
Маркедонов Сергей Мирославович — кандидат исторических наук, заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа.
посредством него войти в европейскую жизнь, овладеть европейской наукой, цивилизацией, поднять родную страну... против этого раздался призыв Булавина: "Кто хочет погулять, сладко попить да поесть, - приезжайте к нам"» [Соловьев, 1984, с. 113-114; 1989]. Залог благополучного развития российской государственности виделся ему в укрощении степной стихии.
От односторонних подходов оказались несвободны и донские историки дореволюционного периода, в центре внимания которых была местная, а не общероссийская история. Вести дискуссию на равных с лучшими столичными историками, чьи исследования отличали критические оценки в отношении "степных рыцарей" эпохи позднего средневековья, донские исследователи в силу очевидных причин не могли. Ответом на "негативизм" Соловьева и Ключевского стали труды, "реабилитировавшие" казачество за участие в антигосударственных движениях ХУП-ХУШ вв. Концепция государственной школы в итоге подверглась инверсии. В. Пудавов делал вывод о казаках как о "людях царелюбивых и мужественных", а М. Сенюткин собрал значительный фактический материал, доказывающий абсолютную лояльность Войска Донского монархии в период пугачевского выступления. Целый ряд донских авторов пытался нарисовать исторические портреты казаков - защитников "веры и Отечества" даже в эпоху Смутного времени начала XVII в. [Пудавов, 1890; Сенюткин, 1866; Бояринов, 1912; Елкин, 1913].
Рассмотреть историю взаимоотношений казаков и государства с иной, отличающейся от "промосковской", точки зрения пытались представители русского "областничества", прежде всего Н. Костомаров. По его мнению, появление казачества на южных рубежах Московского государства было связано с тем, что в период "собирания земель" вокруг Москвы, "Русь охолопилась до мозга костей", погрузилась в "варварство азиатское". Победа Москвы не казалась Костомарову (в отличие от исследователей государственной школы) торжеством исторического прогресса. Казачество, по его мнению, продолжало иную, альтернативную московской политическую традицию нашего Отечества - "удельно-вечевую". Правда, казацкая демократия была явлением "запоздалым", она лишь воспроизводила в новых исторических условиях старорусские вечевые традиции, не пролагая "нового пути" для русского народа [Костомаров, 1995, с. 545, 569; 1994, с. 354].
Многофакторному изучению истории отношений государства и донского казачества не способствовали и чрезмерно политизированные исследования историков-эмигрантов, сторонников независимости казацких земель. Они рассматривали казачество как оплот особой государственности восточной Европы, в корне отличной от российской [Быкадоров, 1930, с. 63], и доказывали "невозможность происхождения свободных, вольных казаков, степных рыцарей, природных конников. от беглых русских крестьян-рабов" [Балинов, 1931, с. 12]. Вместе с тем историки-самостийники, видя в казачестве своеобразный щит России, не единожды спасавший ее от внешних вторжений, впадали в логическое противоречие. Зачем свободному, независимому и демократическому государству отстаивать интересы государства абсолютно чуждого и враждебного? Без ответа оставался и вопрос: а существовала ли реальная альтернатива подчинению вольного казацкого сообщества деспотической власти российских государей?
Идеологическая заданность отличала и исследования советских историков, в центре внимания которых оказались такие вопросы, как участие казаков в крестьянских войнах XVII-XVIII вв. В отличие от историков-самостийников советские ученые рассматривали противоборство казаков и государства в контексте классовой борьбы и истории социальных противоречий внутри самого казачества [Мавродин, 1967, с. 53-82; 1966, с. 292-327; Пронштейн, 1972, с. 23-37].
В историографии политических отношений казачества Дона и Российского государства можно особо выделить труды историка-эмигранта профессора С. Сватикова (1880-1942). Ему принадлежит заслуга создания первого обобщающего труда по истории донского казачества. Он исследовал историю казаков не с военной, а с социально-
политической и правовой точек зрения, проанализировал общее и особенное в развитии двух ветвей российского казачества - "вольного" и служилого, дал единственную на сегодняшний день периодизацию истории казаков от XVI в. до советского времени ([Сватиков, 1923; 1924]; см. также [Маркедонов, 1999а]). Сватиков первым разработал такие проблемы, как история политических институтов казачества, связи российского общественного движения и казаков, деятельность последних в дореволюционной Государственной думе. Ему удалось совершить поворот от так называемой "внешней истории" казаков к их "внутренней" или "культурной истории", изучить состав общества "степных рыцарей", их управление, судопроизводство, религиозные отношения. По мнению историка, российское казачество в XVI-XVII вв. было "вольной общиной", "республиканской колонией", чьи политические институты (по организации, целям, политическим задачам) были альтернативой институтам Московского государства. Однако Сватиков, как и его оппоненты-историки государственной школы, не вышел за рамки "государственного подхода". В отличие от Соловьева и Ключевского он лишь рассматривал казачий "государственный проект" как прогрессивное общественно-политическое явление. В этой связи весьма показательна полемика Сватикова с А. Кизеветтером [Сватиков, 1924; Кизеветтер, 1925, с. 492], который сомневался в существовании казачьего государства в XVI-XVII вв. Но ни тот, ни другой не анализировали конфликт "вольных" казаков и Российского государства в контексте взаимоотношений государства и общества.
После 1991 г., когда стало возможным рассматривать историю взаимоотношений казачества и государства вне жестких детерминистских схем, появилось немало серьезных работ по истории казачества. На мой взгляд, наибольшей теоретико-методологической солидностью и источниковедческой репрезентативностью отличаются монографии ростовского ученого Н. Мининкова. Он пытается обосновать применимость к социально-политическим отношениям донского казачества и Московского государства в XVII в. (до принесения в 1671 г. Донским Войском присяги на верность службы московским государям) конструкции "вассалитет-сюзеренитет". Это позволяет говорить о новом этапе в историографии казачества. Вместе с тем автор, как и его предшественники, остается в рамках "государственного дискурса" [Мининков, 1992; 1998].
Для зарубежной историографии, как и для российской, характерно рассмотрение казаков XVI-XVII вв. либо как носителей социально-политических идеалов, альтернативных Московскому государству, либо как организаторов "великих потрясений". В некоторых случаях два эти образа предстают в качестве "нераздельных и неслиян-ных" ипостасей одного исторического феномена. «Казацкие войсковые объединения, у которых в XVII веке, по меньшей мере, на Дону, наблюдаются тенденции государственного строительства и этногенеза, - считает австрийский исследователь А. Каппе-лер, - создали военную демократию, которая фундаментально отличалась от ранне-нововременной московской автократии. Идеал свободного казачества играл важную роль в призывах восставших (в период "Смуты" и "разинщины") к зависимому русскому населению, которое сразу переводилось в контролируемых восставшими областях в категори
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.