Славяноведение, № 1
© 2013 г. Л.Я. ГИБИАНСКИЙ
БАЛКАНСКИЕ СТРАНЫ В ПЕРЕКРЕСТЬЕ ПОЛИТИКИ ГИТЛЕРА
И СТАЛИНА В НАЧАЛЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ: ОТ ПОРАЖЕНИЯ ФРАНЦИИ ДО УСТАНОВЛЕНИЯ ГОСПОДСТВА
«ОСИ» НА БАЛКАНАХ
В статье рассматриваются советская и нацистская политика на Балканах в указанный период и взаимоотношения там Москвы и Берлина. Прослеживаются основные этапы эволюции этих взаимоотношений вплоть до установления господства «оси» в регионе и поражения тогдашней балканской политики Сталина. В сопоставлении с широким кругом источников оцениваются различные историографические версии тех событий.
The article considers the Soviet and Nazi politics in the Balkans in the given period as well as the relations between Moscow and Berlin in the region. It traces main stages in the evolution of these relations up to the establishment of the dominance of the Axis in the region and defeat of Stalin's Balkan policy. Different historiographic versions of those events are compared against the background of a wide range of sources.
Ключевые слова: начало Второй мировой войны, Балканы, отношения Гитлер -Сталин.
Наступление германских войск, развернутое в апреле 1940 г. на севере, а в мае - на западе Европы, привело не только к нацистской оккупации и установлению контроля гитлеровской Германии в этих частях континента. Поражение Франции, закрепленное 22 июня Компьенским перемирием, означавшим ее фактическую капитуляцию перед «третьим рейхом», стало важнейшим поворотным пунктом в начальном ходе войны, повлиявшим на ситуацию в других европейских регионах. В том числе на Балканах. У Гитлера и присоединившегося к нему Муссолини оказались развязаны руки для более решительных действий, направленных на подчинение балканских государств, как тех, которые до сих пор удавалось вовлечь в орбиту «оси» лишь частично, так и особенно тех, которые еще продолжали лавировать между воюющими лагерями либо даже тяготели к антигитлеровской стороне. Последние лишились столь важного внешнеполитического фактора, как англо-французская коалиция, чего не могла компенсировать одна Англия, влияние и возможности которой на Балканах после разгрома Франции резко упали.
Вместе с тем в обстановке, вызванной поражением Франции, политику в этом регионе резко активизировал СССР, уже перед тем начавший попытки стать одним из основных игроков на балканской сцене. В результате преобладающая часть государств на Балканах, включавшая наиболее крупные из них - Румынию,
Гибианский Леонид Янович - старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.
Югославию и Болгарию, оказалась в перекрестье устремлений, с одной стороны, Гитлера, с другой - Сталина.
Германия, для которой большинство балканских стран представляло тогда интерес главным образом в качестве поставщика сырья и продовольствия, приступила прежде всего к усилению нажима на них для еще более интенсивного выкачивания важных для нее ресурсов. Так, 15 июня 1940 г., когда поражение Франции стало уже очевидным, Берлин указал правительству самого большого государства региона, Югославии, что в новых условиях оно должно отдавать себе отчет в полной экономической зависимости от держав «оси». А месяц спустя Белград, под нацистским давлением, фактически обязался прекратить югославский экспорт в страны, находившиеся в войне с Германией [1. Knj. 1. Dok. Br. 241. S. 711], что имело в виду Англию.
Усилия Советского Союза на Балканах шли в ином направлении. Уже 23 июня 1940 г., на следующий день после Компьенского перемирия, В.М. Молотов, тогдашний председатель Совнаркома и нарком иностранных дел СССР, через посла Германии в Москве Ф.В. Шуленбурга уведомил Берлин о решении Кремля потребовать у Бухареста немедленной передачи Советскому Союзу Бессарабии, а также Буковины. И указал на ожидание Москвы, что Германия не будет мешать СССР, а окажет ему поддержку на основе существующего соглашения [2. Т. XXIII. Кн. 1. Док. 217. С. 365-366; 3. Vol. X. Doc. № 4. P. 3-4]. Имелся в виду секретный советско-германский протокол к договору от 23 августа 1939 г., фиксировавший «интерес СССР к Бессарабии» и «полную политическую незаинтересованность» в ней Берлина [2. Т. XXII. Кн. 1. Док. 485. С. 632]. Однако в протоколе не было и намека, чтобы эта договоренность о Бессарабии относилась к Буковине. И нацистское руководство 25 июня 1940 г. ответило через Шуленбурга, что поддержит перед Бухарестом требования Москвы о Бессарабии, но их распространение на Буковину - новый вопрос, усложняющий дело. Хотя Молотов и пытался доказывать послу правомерность претензий на всю Буковину, однако 26 июня уведомил его, что, учитывая мнение Берлина, требования СССР в этой области ограничиваются ее северной частью [2. Т. XXIII. Кн. 1. Док. 225. С. 374-375; 3. Vol. X. Doc. № 13. P. 12-13; Doc. № 20. P. 21; Doc. № 25. P. 26].
В тот же день Молотов вручил посланнику Румынии ультимативное требование о передаче Бессарабии и Северной Буковины, подкрепленное сосредоточением крупной, почти в 640 тыс. человек, советской военной группировки, изготовившейся к удару по румынским войскам. По поводу Бессарабии ультиматум аргументировался тем, что СССР никогда не признавал ее присоединения к Румынии в 1918 г. и претендовал на нее как на территорию, принадлежавшую с 1812 г. России. А по поводу северной части Буковины, которая до 1918 г. находилась в составе Австро-Венгрии и никогда России не принадлежала, претензии аргументировались тезисом, что население Буковины в большинстве - украинцы и должно соединиться с Украинской ССР. Но линией советско-румынской границы, обозначенной на приложенной к советскому ультиматуму карте, в пределы СССР молчаливо включался и расположенный между Бессарабией и Северной Буковиной район на севере румынской Молдовы, являвшийся частью Румынии от ее возникновения как государства на рубеже 50-60-х годов XIX в. (о советско-румынских дипломатических контактах в связи с ультиматумом Москвы см. [2. Т. XXIII. Кн. 1. Док. 229. С. 380-384; Док. 238. С. 391-392; 4. Док. 163. С. 310-315; Док. 165. С. 315-317; Док. 166. С. 318; Док. 170. С. 327-328; Док. 171. С. 329; Док. 174. С. 331; Док. 178. С. 336; Док. 183. С. 339]; о советской военной операции, готовившейся на случай отказа Румынии от выполнения условий ультиматума, см. [5. С. 275-338; 6. С. 77-113; 7. Док. № 21, 22, 23; 8. C. 62-68]).
После получения румынской стороной советского требования нацистское руководство, соответственно договоренности с СССР, посчитало нужным «посове-
товать» Бухаресту уступить Москве [3. Vol. X. Doc. № 28. P. 27-28; Doc. № 33. P. 34; Doc. № 34. P. 34-35; 4. Док. 164. С. 315]. Сообщив тут же о своей позиции правительству Италии и одновременно запросив его, как оно намерено поступить, Берлин фактически воздействовал на принятие и Римом такого же решения [2. Т. XXIII. Кн. 1. Док. 227. С. 378; 3. Vol. X. Doc. № 8. P. 9 (Note 14); Doc. № 18. P. 18-19; 4. Док. 175. С. 331-332]. В этой ситуации, а к тому же опасаясь, как бы одновременно с СССР, воспользовавшись его акцией, не выступили с территориальными претензиями к Румынии также Венгрия - по поводу Трансильвании и Болгария - по поводу Южной Добруджи, Бухарест был принужден выполнить ультиматум Кремля (о том, как принималось румынским руководством это решение, см. [9. Разд. VII. Док. 20. С. 357-361]).
При рассмотрении этих событий, в последние два десятилетия - с использованием советской документации, становившейся частично доступной, в историографии продолжают проявляться различия в оценке и объяснении мотивов акции СССР, предпринятой при фактической поддержке Германии и Италии.
В работах западных авторов, не говоря уже о румынских, преобладает оценка упомянутых выше советских действий как оккупации или аннексии. Однако некоторые западные историки, подобно Г. Городецкому или Дж. Робертсу, были склонны ставить во главу угла тезис о том, что действия Кремля диктовались не экспансионизмом, а исключительно целями укрепления безопасности СССР. Но если Городецкий при этом писал о советской аннексии Бессарабии и Северной Буковины, то Робертс в основном пользовался более неопределенной формулировкой об их «включении» в СССР [10. C. 44-47; 11. P. 55-56].
В российской историографии некоторые авторы писали об аннексии, как, скажем, А.Д. Богатуров, применительно, по крайней мере, к Северной Буковине, в прошлом России не принадлежавшей, либо, как А.Г. Ложкин, по поводу не только Северной Буковины, но и Бессарабии [12]. Или подобно, например, М.Д. Ерещен-ко, указывали на «имперский диктат», проявленный СССР в отношении Румынии, на «циничные переговоры» и согласованные действия Москвы и Берлина [13. С. 356, 357]. А.О. Чубарьян не давал общей оценки советской акции, но отмечал, по его определению, неуместную жесткость, амбициозность и «весьма негибкие методы» Кремля [14. С. 358]. В работах Л.Я. Гибианского [15] или Ю.Г. Голуба и В.А. Аблизина [6], в которых эти действия СССР рассматривались в контексте общей ситуации на Балканах и советско-германских отношений, акцент, хотя и в различной мере, делался на том, что ультиматум стал успешным для Москвы при поддержке Берлина, а также Рима. Но что затем последствия советской акции оказались противоположны устремлениям Кремля на Балканах. Часть же российских историков, особенно в первое постсоветское десятилетие, предпочитая в той или иной мере воздерживаться от прямых оценок, делала, однако, в качестве стержня в действиях СССР упор на возвращении Бессарабии, по поводу которой эти авторы считали аксиомой официальный тезис советской политики, что данная область была просто аннексирована в 1918 г. Румынией. Подобная позиция, хотя и в разной степени, проявилась, например, в таких вышедших тогда трудах, как книги В.Я. Сиполса [16. С. 242-246] и М.И. Мельтюхова [17. С. 214-233]. Вместе с тем заметно присутствует в российской историографии тенденция исключительно позитивной оценки советских действий, вызванных, согласно этой оценке, как стремлением усилить обороноспособность СССР на юго-западных рубежах, так и целью, как формулируется, «освободить» население территорий, о которых идет речь, от «гнет
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.