ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И ЯЗЫКА, 2015, том 74, № 2, с. 36-46
БАЙРОН И ЛЕРМОНТОВ: РЕЛИГИОЗНЫЕ АСПЕКТЫ ТВОРЧЕСТВА © 2015 г. Е. П. Зыкова
В статье прослеживается, как сходные романтические установки творчества по-разному реализуются в творчестве Байрона и Лермонтова в связи с принадлежностью их к разным вероисповедным традициям: англиканству и православию, рассматриваются различия в их понимании свободы, любви, творчества, демонического начала.
The article shows that similar romantic impulses were differently realized in the works of Byron and Lermontov, because they belonged to different Christian denominations, Anglican and Orthodox; their different interpretations of Romantic concepts of liberty, love, creative force, demonic powers are analysed.
Ключевые слова: романтизм, англиканство, православие, свобода, любовь, творчество, демоническое начало.
Key words: Romanticism, Anglicanism, Orthodox faith, liberty, love, creation, the demonic.
О роли Байрона в творческой судьбе Лермонтова, о влиянии английского поэта, ставшего для нескольких поколений символом европейского романтизма, на мировосприятие, тематику, образность произведений Лермонтова много писалось - и самим поэтом, и исследователями его творчества. Романтический тип личности, воплощенный Байроном, с его свободолюбием, гордостью, противостоянием толпе, яркими страстями, разочарованием, сомнением, был во многом родствен творческому самоощущению Лермонтова. И все же он "другой", выросший в другой духовной среде, воспитанный в другой культурной традиции и по-другому решавший коренные вопросы бытия.
Задача настоящей статьи - осмыслить не сходство, а различие двух романтических поэтов в таком важном для поэтического мироощущения вопросе, как религиозные воззрения. Различие это было главным образом обусловлено теми национальными традициями, в которых выросли и жили оба поэта. Романтические воззрения и предпочтения, романтические порывы, наклады-ваясь на разные вероисповедные принципы, давали разный результат. Байроновский скептицизм, знаменитое байроновское богоборчество выросли на почве протестантской, англиканской веры и были в определенном смысле закономерным и логичным ее развитием. Демонические мотивы в творчестве Лермонтова, связанные столько же с романтическим разочарованием в действительности, сколько и с романтическим заигрыванием с темными силами, в рамках православной карти-
ны мира, никогда не переходили в религиозный скептицизм, а его "богоборчество" было весьма своеобразным, по смыслу едва ли не противоположным богоборчеству Байрона.
Начнем с рассмотрения того протестантского, англиканского менталитета, на почве которого вырастало и формировалось мировоззрение Байрона. Нам придется немного углубиться в историю, чтобы понять, каково было состояние той духовной среды, которая окружала поэта, и как возникли религиозные проблемы, на которые он остро реагировал. Друг Вальтера Скотта, Байрон и сам интересовался историей Англии и достаточно хорошо знал ее. Его размышления во многом отразились в дневниках и письмах, которые Томас Мур включил в свою биографию Байрона (1831) [1]. Лермонтов, как известно, имел это издание и был внимательным его читателем.
Реформация произошла в Англии в середине XVI века: в 1534 г. парламент принял Акт о су-прематии, провозгласивший короля Генриха VIII верховным главой независимой от Рима национальной англиканской церкви [2]. Тем самым церковь превратилась в один из институтов государства, право утверждать ее доктрину, обряды и внутреннюю структуру, назначать епископов было юридически закреплено за королем и парламентом.
В 1553 г. при Генрихе VIII было достигнуто соглашение англиканских епископов по поводу 42 артикулов веры; они были пересмотрены на заседании синода 1571 г. при Елизавете I, и новые 39 артикулов сохраняли свое значение в течение
следующих трех столетий. Артикулы англиканской веры провозглашали возвращение к чистоте первоначального христианства, при этом признавали исключительно авторитет Библии и первых четырех Вселенских соборов, в смягченном виде принимали кальвинистское учение о спасении избранных, сохраняли только два обряда - крещение и Евхаристию. Не была прописана в артикулах, но подразумевалась их терминологией самая существенная трансформация в понимании христианской веры: церковные таинства в протестантизме постепенно становились просто обрядами, т.е. элемент мистического в них утрачивался. В артикулах не было упомянуто монашество: как все протестантские деноминации, англиканство отрицало монашеский аскетизм и признавало только мирской путь спасения. Идеал христианский жизни стремительно менялся, обмирщался, требования непрестанной молитвы и нестяжания стали неактуальными.
Упразднив монастыри, Генрих VIII раздал их земли и здания своим вассалам. Один из монастырей - Ньюстедское аббатство - он пожаловал сэру Джону Байрону, и со временем поэт вступил во владение этим постепенно превратившимся в руины зданием, которому он посвятил несколько стихотворений. В "Элегии на Ньюстедское аббатство" Байрон вспоминает всю его долгую историю. Построенное "раскаивающимся Генрихом II" (в комментариях Байрон уточняет: "после убийства Фомы Бекета"1), оно было отобрано у монахов "другим Генрихом" - Генрихом VIII:
Vain is each threat or supplicating prayer;
He drives them exiles from their blest abode,
To roam a dreary world in deep despair -
No friend, no home, no refuge but their God.
"Напрасны все угрозы, мольбы и молитвы; // Он изгоняет их из благословенного приюта // Скитаться по унылому миру в глубоком отчаянии - // Без друзей, без дома, без убежища, уповая только на их Бога".
Выражая сочувствие изгнанным монахам, Байрон говорит, что им оставалось уповать только на "их Бога", как бы давая понять, что это уже не "его" Бог. Монашество, с его смирением и молитвой, чуждо гордому романтическому самосознанию Байрона, он воспринимает его как часть английской истории, черту "местного колорита". В первых строках элегии он называет Ньюстед
1 Фома Бекет, архиепископ Кентерберийский (ок. 118-1170), вступил в конфликт с королем Генрихом II относительно прав и привилегий церкви, был убит сторонниками короля в Кентерберийском соборе и вскоре канонизирован как святой мученик.
"religion's shrine", обыгрывая двойное значение слова "shrine" - "святыня" и "усыпальница": аббатство было когда-то религиозной святыней, но ныне остается лишь ее усыпальницей.
Реформация привела к утрате единой национальной веры: часть населения сохранила верность католической церкви, а среди наиболее радикальных протестантов, не принявших государственной реформации, постоянно возникали все новые разногласия, множились секты. Англиканская церковь осмысляла себя как "средний путь" (via media) между крайностями католичества и радикального протестантизма. Байрон остро реагировал на эти бесконечные расхождения и взаимные претензии внутри христианской веры: "Я не платоник, я вообще никто; но скорее готов быть павликианцем, манихеем, спинозистом, язычником, последователем Пиррона или Зоро-астра, чем принадлежать к одной из семидесяти двух отвратительных сект, раздирающих друг друга во имя Божье и из взаимной ненависти. Что вы твердите мне о Галилейской вере! Покажите мне результаты - докажите, что ваши догматы сделали вас лучше, мудрее, добрее" [3, с. 36-37]. Взаимная неприязнь вместо любви отталкивает Байрона от многочисленных сект.
На рубеже XVII-XVIII вв. вслед за раздроблением на секты и как следствие его верх берет еще более разрушительная для веры тенденция - усталость от религиозного "энтузиазма", призыв к религиозной терпимости, т.е. утрачивается представление о религиозной истине как об истине абсолютной. Мыслители рубежа XVII-XVIII вв. предпринимают попытки примирения различных христианских вероисповеданий. Джон Локк, наиболее значимый философ английского Просвещения, пишет трактат "Разумность христианства" (1695), где пытается найти общие "разумные" основания, которые объединили бы все христианские вероисповедания. Такое основание нашлось у него только одно: признание Иисуса Христа Мессией.
На рубеже XVII-XVIII вв. совершается тот кардинальный поворот от религиозного типа мышления к светскому, который Поль Азар определил как "кризис европейского сознания" [4]. Герберт Баттерфилд характеризует наступившую эпоху Просвещения в ее отношении к религии следующим образом: «В обществе, которое складывается теперь, внимание людей почти полностью переключается на дела этого мира. (...) Сэр Исаак Ньютон определил движение небесных тел с такой точностью, что вся вселенная стала казаться движущейся, как часовой механизм, хотя Бог и
оставался нужен, чтобы запустить этот механизм в ход. В то же время интерес к другим континентам заставил людей в гораздо большей степени, чем раньше, осознать относительность своего общества, своей цивилизации, и даже своей религии. Возникло мнение, что все религии имеют общую основу в так называемой "естественной религии", на которую затем наслаиваются традиционные особенности и племенные предрассудки. Само христианство перестало быть абсолютным, но стало проявлением религиозного чувства в данной местности, которое требовалось очистить от местных наслоений. Все это открывало дорогу для развития деизма в среде интеллигенции, для прославления естественной религии и для попыток свести христианство... к рациональной форме» [5, с. 5-6].
Все эти процессы означали, что христианство перестает быть живой и действенной верой, оказывающей влияние на реальную жизнь людей. Эту мысль гротескно выразил Джонатан Свифт в памфлете "Рассуждение о неудобстве уничтожения христианства в Англии" (1708). "Мой трактат, - говорит он, - имеет в виду защиту только номинального христианства, ибо другая его разновидность уже в течение некоторого времени оказалась, по общему согласию, совершенно отвергнутой, как полностью не соответствующая нашим современным представлениям о богатстве и власти" [6, с. 289]. Упоминать об истинном христианстве и желать его восстановления, утверждает Свифт, было бы даже опасно, ибо "это значило бы
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.