ФИЛОСОФИЯ И НАУКА
Что значит быть лондонской цветочницей? О Прометее, Пигмалионе и прочих специалистах по сознанию
И. Т. КАСАВИН
Дискуссии о природе сознания и психики в аналитической философии делают акцент на онтологической проблематике, как будто о сознании можно говорить вне процесса познания. Одновременно под сознанием понимаются индивидуальные ментальные состояния вне их связи с деятельностью и коммуникацией. Продолжается не слишком плодотворное обсуждение проблем первичных и вторичных качеств, чистого опыта, сырых ощущений, а предлагаемые новации выглядят неубедительно. Даже если следовать известному различению "простых проблем" и собственно "трудной проблемы сознания", ограничение проблематикой "сознание-тело" выглядит архаизмом. Опыт культурно-исторической эпистемологии мог бы оказаться полезным для пересмотра проблемы сознания.
Discussion on mind and consciousness in analytic philosophy are focusing on the ontological perspective, as if the mind can be regarded without the process of knowing and learning. At the same time, the consciousness is identified with individual mental states outside activity and communication. Controversies about primary and secondary qualities, pure experience, raw sensations look not very fruitful as far as the proposed innovations are hardly convincing. Even following the well-known distinction of "easy" and "hard" problems of consciousness, the restriction of the field of consciousness to "mind-body problem" is evidently obsolete. The results of the cultural/historical epistemology might be useful to revise the problem of consciousness.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: сознание, психика, знание, квалиа, ментальные состояния, редукционизм, бихевиоризм, ментализм, идеализм, дуализм, материализм, культурно-историческая эпистемология.
KEY WORDS: mind, consciousness, knowledge, cognition, qualia, mental states, reductio-nism, behaviorism, mentalism, idealism, dualism, materialism, cultural/historical epistemology.
Предисловие
Поводом к написанию этой статьи послужила попавшаяся на глаза книга, собранная П. Фейерабендом и Г. Максвеллом в честь Г. Фейгля [Сознание, материя и метод 1966].
© Касавин И.Т., 2012 г.
Ее первый раздел специально посвящен philosophy of mind - одному из главных приоритетов самого Фейгля, и в ней имеет место реальный диалог философов и психологов. Меня поразило, насколько проблемы и решения, представленные в книге, сохраняют свою жизненность. Обсуждение концепции Фейгля и критика бихевиоризма происходят с помощью изощренного логического аппарата и мысленных экспериментов, а перечень проблем ("сырые ощущения", цветовое зрение, теория тождества физического и психического, каузальность психического, феноменализм и реализм и т.п.) демонстрирует, на чем и у кого учились самоновейшие авторы, заново "открывающие" и "объясняющие" сознание. К этому добавились впечатления от статьи Т. Нагеля "Что значит быть летучей мышью?" [Нагель 1974] и литературных шедевров М. Шелли ("Франкенштейн, или Новый Прометей") и Б. Шоу ("Пигмалион").
Мне захотелось посмотреть со стороны, т.е. с точки зрения культурно-исторической эпистемологии, на то, что сегодня заботит специалистов по философии сознания. За вынужденную неполноту и осознанную субъективность моих замечаний на полях современных дискуссий приношу извинения.
К постановке проблемы
Душа, дух, идеальное, сознание, психика, ментальность, интенциональность - эти и другие термины в разных языках символизировали собой философскую проблему сознания. Почему наше время делает ее особенно актуальной? Не потому ли, что сегодня развитие науки позволяет сформулировать ее в форме "парадокса смерти сознания"? Он гласит, что проблема сознания исчезает со скоростью, прямо пропорциональной развитию наук о сознании, в то время как именно развитие наук о сознании делает ее столь актуальной. Одна из наиболее влиятельных наук такого рода, нейронаука, основанная на молекулярно-биологическом анализе и компьютерном моделировании мозга, и в самом деле сегодня активно развивается. Впрочем, единственное, что она может реально изучать и успешно изучает, это электрические и химические процессы в нейронах и их ответвлениях. Данный факт дает некоторым философам основание утверждать, что поскольку в мозгу ничего более не происходит, а именно мозг и рассматривается обычно как орган сознания, то само сознание в традиционном картезианском понимании является фикцией. Подлинная же теория сознания есть просто естественно-научное описание нейрофизиологических процессов, к которому можно в принципе редуцировать все наши впечатления, мысли, надежды, желания, верования. Примерно такова позиция элиминативных материалистов Пола и Патриции Черчленд (см., например: [Черчленд 1985])1.
Итак, сознание обязано мозгу, а изучение мозга - основа для конструирования сознания в форме искусственного интеллекта - гласит философский вывод, обладающий очевидностью для обыденного мышления и основанный якобы на последних достижениях науки. И все же этому тезису есть что противопоставить, если напомнить, что проникновением в глубины сознания уже достаточно давно занимаются не только естественные, но и гуманитарные науки. Возьмем такие известные феномены общественного сознания, как идеи истории, рынка, демократии, христианской веры. Функцией чьего мозга они являются? Коллективного мозга европейской истории? Или еще шире - мозга всего человечества? Чей мозг осуществил сей гигантский синтез, приведший к формулировке этих идей? Характерно, что эти вопросы могут быть отнесены, как это делал Сократ в диалоге "Гиппий Больший", практически ко всем общим понятиям типа лошади, горшка или девушки. Впрочем, не только общие или абстрактные понятия, но и образы конкретных предметов оказываются продуктом совместной деятельности в значительно большей степени, чем функцией созерцающего мозга. Психика брошенных новорожденных, лишенных общения, развивается несопоставимо хуже психики обычных детей, живущих в семье. Поэтому кажущееся тривиальным положение "сознание есть продукт деятельности мозга" приобретает элементы правдоподобия, если и только если расширить мозг до тела с его органами ощущения и действия; если допустить развитие такого тела в общении с
другими телами; если это общение поместить в совокупный контекст культуры и общества. Но в таком случае весь смысл этого псевдоматериалистического порождения сознания мозгом стремится к нулю.
Другая, противоположная первой, но не менее популярная формулировка проблемы сознания состоит в указании на факт субъективного опыта переживания, который не тождествен нейрофизиологическим состояниям или компьютерной программе и вообще ни к чему не редуцируем. Этот субъективный опыт обладает некоторой загадочной "качественностью", которая выступает в форме "смысла" (Дж. Серл) или "квалиа"2 (Д. Чалмерс). В любом случае семантические единицы или единицы ощущений трактуются как содержательные "кирпичики" сознания.
Что же такое это содержание? Главные его свойства - это непосредственность восприятия (понимания); приватность, или невозможность адекватного сообщения другому; абсолютность, или безотносительность к другим элементам опыта. Таково, например, ощущение красного цвета, так же как и смысл слова "красный". Нужно ли напоминать, что эти качественные параметры во многом заимствованы из известных сенсуалистических и рационалистических учений Нового времени? Однако в условиях отказа от просвещенческой идеи единства человеческого разума вся картина приобретает некую добавочную полемичность и драматизм. Забегая несколько вперед, скажем, что наивность концепций психики, провозглашающих "квалиа" особого рода субъективной реальностью, удачно схвачена В.Ф. Петренко: «Необходимость концептуального анализа базовых понятий, требующая совместной работы психологов, лингвистов и логиков (замечу от себя - и философов. - И.К.)... мало осознаётся подавляющим большинством отечественных психологов, стоящих на позиции наивного реализма и бездумно оперирующих понятиями "объективная действительность", "психологическая реальность" как некоей непосредственной психологической данностью» [Петренко 2010, 102].
Далее, если все же вернуться к седой старине и принять идею "первых кирпичиков". Логично предположить, что они могут образовывать сложные констелляции, содержание которых будет производно от их частей. В таком случае каждый человек будет обладать особым способом цветового зрения, и музеи живописи придется закрыть, поскольку зрители не поймут содержания картин. Аналогично, речь, составленная из слов с понятным только говорящему содержанием, сделает всю коммуникацию невозможной. Впрочем, не исключено, что указанных философов следует понимать иначе. Быть может, субъективный опыт, не передаваемый на словах, подлежит интерсубъективному объективированию в деятельности. Тогда ситуация не столь трагична. Отправляясь на встречу с друзьями, нужно просто возить с собой большую тележку с предметами, которые путем демонстрации будут обеспечивать адекватное понимание3. Так или иначе, если из этих "кирпичей" и можно построить дом, то он будет без окон и дверей и предназначен только для одного обитателя.
Напрашивается иной и несколько неожиданный вариант истолкования этих первичных единиц сознания, который находится вполне в русле пресловутой "компьютерной метафоры". А что если "первичные ощущения", которые Д. Юм называет "впечатлениями" ("красное", "сладкое", "твердое" и т.п.), являются не образами, а знаками, т.е. элементами своеобразного синтаксиса? Им, так же как и языковым знакам (буквам), не может быть предписано определенное значение без включения в некоторую совокупность (восприятие или слово). Напомним, что мысленный эксперимент Серла "Китайская комната" (см.: [Серл 1980]) направлен на доказательство именно того, что комбинирование знаками или синтаксические операции недостаточны для моделирования или объяснения сознания. Так, испытуемый, не знающий китайского языка, научился лишь комбинировать иероглифы4 по определенным правилам, но не понимает смысла такой деятельности, а, следовательно
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.