Демография. Миграция
© 2010 г. М.А. КЛУПТ
ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ПОВЕСТКА XXI ВЕКА: ТЕОРИИ И РЕАЛИИ
КЛУПТ Михаил Александрович - доктор экономических наук, профессор, декан Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов (Е-таН: klupt@mail.ru).
Аннотация. Рассматривается возможное развитие демографической теории на основе концепции многообразия современности (multiple modernities). Данная концепция лучше объясняет причины возникновения синкретических феноменов, характерных для демографического развития в наступившем столетии. Критически оценивается опыт применения теории второго демографического перехода в исследовании процессов формирования семьи в незападных обществах. Анализируется концепция третьего демографического перехода, раскрывается роль последнего как процесса, исключающего всеобщность второго демографического перехода даже в его эпицентре - глобальных городах. Сделан вывод о том, что парадигма многообразия современности создает более широкую теоретико-методологическую основу для исследования демографических проблем России, чем теории перехода.
Ключевые слова: многообразие современности (multiple modernities) • формирование семьи • миграция • демографическая политика • демографическая теория
Демографическая теория всегда представляла собой проекцию определенных социологических идей. Так, "классическая" теория демографического перехода складывалась под влиянием функционализма и концепций, отождествлявших модернизацию с вестернизацией, а теория второго демографического перехода тесно связана с идеей постмодерна. В начале XXI столетия тренды развития социологической и демографической теории начали, однако, заметно расходиться.
В социологии все большую популярность приобретает концепция многообразия современности (multiple modernities), разработка которой связана с именами Ш. Ай-зенштадта [1], Б. Виттрока [2], Н. Музелиса [3], тогда как однолинейные и "западоцен-тристские" концепции - конца истории, демократического транзита и т.п. отступают на второй план. В основном русле демографической теории развитие по-прежнему отображается как последовательность переходов. Вслед за "классической" теорией демографического перехода, сформировавшейся в середине прошлого века, были разработаны концепции второго [4], а совсем недавно и третьего [5] демографических переходов. Выделить основной процесс, его начальное и конечное состояния и трактовать развитие как переход от одного всеобщего состояния к другому, столь же всеобщему - таков подход, лежащий в основе названных демографических концепций.
Есть ли, однако, в демографическом развитии нечто, отличающее его от других социальных изменений и требующее теоретического отражения именно как последо-
вательность переходов? Отвечает ли такое отражение реалиям наступившего столетия? Не является ли "многообразие современности" парадигмой, способной охватить более широкий круг демографических и связанных с ними проблем, чем теории перехода? Поиску ответов на эти вопросы и посвящена настоящая статья.
Изменения в формировании семьи: теория второго демографического перехода
В семидесятые годы прошлого века в Западной Европе начались изменения в характере формирования семьи: распространение добрачных и внебрачных союзов, рост внебрачной рождаемости, увеличение возраста вступления в брак. Эти изменения и лежащие в их основе социально-экономические условия и мотивационные сдвиги были названы Д. Ван де Каа и Р. Лестагом вторым демографическим переходом. Разработанная ими теория видит его основу в сдвиге от "материалистических" ценностей (стабильный доход, исправно функционирующее социальное обеспечение, политическая стабильность, закон и порядок) к "постматериалистическим" - "укорененной снизу" (grass rooted) демократии, заботе об окружающей среде, свободе слова, эмансипации, новым политическим идеям. «Растущие доходы, экономическая и политическая безопасность, которые демократические государства всеобщего благосостояния обеспечивают своим гражданам, - полагает Д. Ван де Каа, - способствовали началу "бесшумной революции", сдвигу в направлении "масловианского постматериализма", при котором сексуальные предпочтения индивида воспринимаются как данность, а принятие решения о внебрачном сожительстве, разводе, аборте, стерилизации и добровольной бездетности в большинстве случаев оставляются на усмотрение индивидов или пар, которых это касается» [6, р. 425].
С началом перехода к рыночной экономике стран, входивших ранее в СССР или советский военно-политический блок, также начались изменения в формировании семьи, сходные с северо- и западноевропейскими. В какой мере подобные проявления были вызваны трансформационным шоком, а в какой - триумфом "постматериалистических" ценностей отдельный вопрос. Отметим лишь, что парадигма демократического транзита находилась в тот период на гребне моды и это, несомненно, способствовало популярности теории второго демографического перехода, политически корреспондировавшей с вхождением стран распавшегося советского блока в Европейский союз. Некоторое время спустя появились также работы азиатских исследователей [7-9], в которых, обычно в вопросительной тональности, обсуждался вопрос о начале второго демографического перехода в странах-лидерах азиатской модернизации. Попытка объяснить демографические изменения, происходящие за пределами Запада, используя теорию, созданную для объяснения скандинавских и западноевропейских реалий, была, вероятно, исторически неизбежной. Однако с позиций сегодняшнего дня уже можно оценить некоторые ее результаты.
Теория второго демографического перехода, во всяком случае в ее первоначальной версии, представляла собой внутренне целостное научное построение, отражавшее столь же целостный социально-исторический феномен. В его описании неслучайно присутствовали "демократические государства всеобщего благосостояния", "укорененная снизу демократия" и "постматериалистические ценности". Речь шла не просто об изменениях значений демографических показателей (в этом случае вместо теории имел бы место комментарий к статистическому сборнику), а о сдвигах в системе ценностей, порожденных определенной социально-экономической средой и породивших новые паттерны демографического поведения.
Подобная целостность теории и объекта, отражаемого ею, затрудняла ее использование для объяснения изменений, происходящих за пределами западных стран. Как быть, например, в ситуации, когда в стране не существует ни "укорененной снизу" демократии, ни государства всеобщего благосостояния, большинство населения руководствуется в своем поведении отнюдь не "постматериалистическими" ценностями,
а изменения демографических показателей все равно имеют нечто общее с тем, что происходит на Западе? Выход был найден в замене первоначального определения понятия "второй демографический переход" иным, более широким.
В работах С.В. Захарова используются, например, несколько не совпадающих по объему определений второго демографического перехода. "В своем демографическом поведении, - предполагает он, - человек будет руководствоваться, вероятнее всего, нематериалистическими ценностями, "настраивая" индивидуальный календарь демографических событий на изменение конкретных и многообразных жизненных обстоятельств" [10]. "Второй демографический переход, - пишет Захаров, - связан с не менее фундаментальными сдвигами в жизненном цикле современного человека, чем первый переход: еще более расширяется свобода выбора брачного партнера и форм совместной жизни, еще более ответственным становится подход к последствиям сексуальных отношений, чему соответствует более высокая, чем прежде, эффективность планирования сроков появления потомства" [11].
Легко видеть, что ни в одном из этих определений не упоминается "демократическое государство всеобщего благосостояния", а во втором не говорится уже и о "нематериалистических" ценностях. Руководствуясь этим определением и трактовкой свободы как "осознанной необходимости", ко второму демографическому переходу можно отнести и демографические процессы, происходящие в настоящее время в КНР, и осознанное ограничение рождаемости по причине экономических трудностей, практикуемое сегодня мужчинами и женщинами едва ли не по всему миру. В еще более поздней работе Захарова речь идет уже просто об "эволюции рождаемости в развитых странах, называемой вторым демографическим переходом" [12, р. 950].
Аналогичный подход применяется также китайскими и корейскими исследователями, задающимися вопросом о перспективах второго демографического перехода в своих странах [8, 13]. Пересказав, как того требует научная этика, содержание работ Д. Ван де Каа и Р. Лестага, они затем "забывают" и о "демократических государствах всеобщего благосостояния" и о "сдвиге в направлении "масловианского постматериализма". От теории второго демографического перехода в этом случае также остается лишь бренд, за которым скрывается уже новое содержание.
Неявное расширение понятия второго демографического перехода в работах авторов, исследующих современные демографические процессы за пределами Запада, на мой взгляд, неслучайно и свидетельствует о потребности в более широкой концепции изменений в формировании семьи. Причины, по которым эта потребность не артикулируется, требуют, вероятно, отдельного анализа. Скорее всего, наблюдается нечто подобное QWERTY-эффекту: отказ от привычного бренда связан со слишком большими трудностями, в силу чего замена его на пусть и лучше отражающий суть дела представляется нецелесообразной.
Изменения в формировании семьи: концепции многообразия
Обратимся с этой целью к "неевропейской концептуализации современности", предложенной Н. Музелисом [3]. Отталкиваясь от знаменитой парсонианской схемы AGIL (адаптация, целедостижение, интеграция, сохранение латентного образца) [14], Музелис подчеркивает возможность различных вариантов субординации ее составных элементов. Так, модернизации в Китае, Японии и странах Юго-Восточной Азии представляют собой примеры более или менее выраженного доминирования высокоадаптивной экономики и традиций,
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.