Дэвид Юм. Парадоксы познания*
И.Т. КАСАВИН
В статье дается анализ взглядов Юма, имеющих ключевое значение для эпистемологии (природа знания и сознания, каузальности, индукции, соотношение натурализма и скептицизма) и широко обсуждающихся в современной аналитической философии. Показывается, что особенности рецепции Юма существенны для самоопределения российской философии.
Article deals with the analysis of Hume's conceptions especially significant for epistemology (nature of knowledge and mind, causality, induction, naturalism and skepticism) and broadly discussed in the modern analytical philosophy. The peculiarity of Hume's reception is shown to be essential for self-orientation of philosophy in Russia.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: натурализм, скептицизм, каузальность, гильотина Юма, знание, сознание.
KEY WORDS: naturalism, skepticism, causality, Hume's guillotine, knowledge, mind.
Понятие знания
Нынешний юбилей Дэвида Юма (7 мая 1711 г. - 25 августа 1776 г.) отнюдь не единственный повод для обращения к этой классической фигуре. Значительно важнее та роль, которую играют идеи шотландского философа в современной эпистемологии. Важно и то, что особенности рецепции юмовских идей в России во многом предопределили положение российской философии в мировом философском пространстве XXI в. В.И. Ульянов-Ленин в "Материализме и эмпириокритицизме" (1908) практически поставил идеи Юма под запрет для всех ортодоксально мыслящих марксистов. Отсюда и постоянное сдерживание всех попыток ассимиляции в российском марксизме ведущих англо-американских эпистемологических тенденций XX в., в той или иной мере инспирированных идеями Юма (исключение делалось лишь для представителей "научного материализма" и реализма - наиболее слабых в философском отношении).
Главная проблема Юма - это вопрос о природе знания. В нем явственно проявляется свойственная философскому мышлению амбивалентность1, и тем самым Юм весьма резко проблематизирует эпистемологические темы, заставляя читателя не просто усваивать постановки вопросов и их решения, но идти по пути их самостоятельного осмысления.
* Текст подготовлен при поддержке грантов РГНФ № 08-03-91306 а/U и РФФИ № 09-06-00322-а. © Касавин И.Т., 2011 г.
Что обнаруживает в индивидуальном сознании рефлексирующий эпистемолог Юма? В наличии только два типа феноменов - впечатления и идеи. Первые отличаются силой и живостью, они первичны, это подлинная реальность сознания, но знанием их не назовешь, потому что у них как бы нет объекта, или источника, переход от которого к впечатлениям мог бы трактоваться как процесс познания. В сознании, конечно же, нет внешнего мира как независимой от сознания реальности, и его роль выполняют впечатления. Идеи же представляют собой ослабленные копии впечатлений или их комбинации. Копирование и комбинирование впечатлений может быть представлено как познавательный процесс, но только чисто аналитического свойства, поскольку самая сложная идея должна быть в принципе разложима на совокупность впечатлений, иначе она объявляется ложной, иллюзорной, фантастической.
Отсюда следует, что знание (идеи) никогда не содержит ничего нового по сравнению с впечатлениями, а следовательно, говорить о процессе познания как о переходе от незнания к знанию, о приращении знания невозможно. Если человек приобретает новые впечатления, то они возникают в сознании необъяснимо, как бы ниоткуда, а их копирование и комбинирование ничего принципиально нового не дает. Не считать же ослабление впечатления признаком познания! Таким образом, впечатления не являются знанием по своему источнику, а идеи не соответствуют критерию знания по содержанию и развитию. И другого вывода не приходится ожидать, ведь если дано только содержание сознания, то познавательный процесс оказывается либо непостижимым (факты сознания эмерджент-ны, спонтанны), либо невозможным (отсутствует новое знание).
Впрочем, эти обескураживающие выводы самого Юма не особенно смущают. Они и следующий из них скептицизм являются, в сущности, уроком скромности для познающего субъекта, которому не следует преувеличивать возможности своего разума, воодушевляться мифами и идеологемами, переоценивать наличное состояние науки и вообще сохранять критическую установку - первое оружие настоящего философа. Все это заставляет несколько пересмотреть представление о Юме как психологе, или аналитике сознания, а также традиционную интерпретацию идеологии Просвещения как века торжества разума. Интроспекция, которую предпринял Юм, привела его к (в той или иной мере явному) выводу о принципиальном несовершенстве этого метода изучения психики и сознания. Сознание, понятое само по себе, являет себя бессодержательным, а радикальный анализ оборачивается скептицизмом, демонстрируя пределы разума. Поэтому и Просвещение (сквозь призму Юма) оказывается в большей степени эпохой, когда человек поставил перед собой задачу обуздания разума, овладения самим разумом через полагание ему определенных и разумных же границ. И здесь Юм был последовательнее Канта: вместо того чтобы ограничить разум, чтобы отвести место религиозной вере, Юм ограничил разум, чтобы оставить место только для эмпирической веры как продукта привычки.
Каузальность VS феноменализм
Понятие причинности ведет свое происхождение от повседневного наблюдения над человеческой (орудийной прежде всего) деятельностью, в ходе которой воздействие на один предмет приводит к изменению в другом. В дальнейшем это представление распространяется на область неживой природы. Причинность как фрагмент более общей проблемы детерминизма становится центральной философской проблемой как в метафизике и философии языка, так в философии науки и теории деятельности. Однако многочисленные дискуссии не приводят к формированию единого подхода к пониманию терминов "причина" и "следствие", но лишь порождают множество интерпретаций.
Нововременной этап проблематизации причинности связан с концепцией Юма. Она и сегодня, по убеждению представителей аналитической философии, является основой для обсуждения этой проблемы. До этого причинность долгое время считалась предметом исключительно метафизики. Даже Кант называл ее метафизической. По утверждению Г.Г. Шпета, "началом новой разработки проблемы надо считать вопрос о ценности
понятия причины как связующего отношения и закона или аксиомы причинности" [Шпет 1907, 13].
Юм пытался показать, что каузальность как необходимое отношение объективного порождения причиной следствия не обнаруживается в опыте, в котором не наблюдаются такие феномены, как "сила", "принуждение" или "необходимость". Человеческому представлению о причинности соответствует в природе лишь регулярная последовательность сходных событий. Восходящая к Юму аналитическая "теория регулярности"2 утверждает, что одно событие П является причиной события С тогда и только тогда, если а) события П и С имеют место; б) событие П имеет место раньше события С; в) всегда, когда имеет место П-подобное событие, за ним следует С-подобное событие. Впрочем, эта теория не решает проблемы, с которыми столкнулся сам Юм, поскольку основывает понятие причинности на понятиях времени и тождества, не менее сомнительных с точки зрения последовательного эмпиризма. Согласно же Юму, наше представление о причинности основано на опыте, но выходит за его пределы. Так происходит потому, что всякое суждение об отдельной ситуации причинности имеет общий характер (относится ко всем аналогичным ситуациям), но при этом основано лишь на индукции, не являющейся формой необходимо-истинного вывода. Хотя понятие причинности не может быть окончательно обосновано онтологически и логически, оно допускает психологическое оправдание того, почему определенные каузальные суждения рассматриваются как истинные: ожидание привычных последовательностей событий есть свойство человеческого ума, переносимое на природу. По Юму, общие принципы описания причинных событий не могут быть обоснованы именно в силу несовершенства индукции. Таковы принципы универсальности (всякое явление имеет свою причину) и единообразия (одинаковые причины постоянно продуцируют одинаковые следствия). До сих пор нет единого мнения о приемлемости этих принципов (в марксистской философии они рассматривались как основополагающие).
Вот как Юм ставит проблему, породившую трехсотлетние дискуссии: "... из трех отношений, не зависящих от самих идей, единственное отношение, которое может выводить нас за пределы наших чувств и которое знакомит нас с предметами (existences) и объектами, нами не видимыми и не осязаемыми, есть причинность" [Юм 2009, 142]. Уже в этой формулировке видна удивительная непоследовательность Юма, который, как известно, отказывался от возможности чисто эмпирического познания отношений. Что это за отношения, которые не зависят от идей? Это смежность и сходство (пространство), а иногда и порядок (время), и причинность. Юм полагает, что пространство и время - не идеи, т.е. комбинации впечатлений, но свойство, присущее впечатлениям самим по себе (отсюда прямой ход к объявлению их априорными формами созерцания, что и сделал Кант). Причинность же, которую Кант поместил в разряд категорий, дает и Юму возможность выхода за пределы чувственного сознания. Есть основание полагать, что причинность так сильно занимает Юма потому, что под ней на деле скрывается чуть ли не вся совокупность близких категорий (сущность, субстанция, основание).
Юм считает, что необходимо внимательно рассмотреть объекты и их качества, чтобы понять, что именно производит в нас впечатление, соответствующее идее причинности. Однако нигде не обнаруживается особое качество или перцепция причинности, т.е. нет ни одного качества, которое принадлежало бы всем существам вообще и давало бы нам право на подобное наименование, полагает Юм. Быть может, эта перцепция находится в отношениях между объектами? Но ведь сами отношения объектов не воспринимаются непосредственно, являясь лишь идеями. Осознание этого обстоятельства находит выражение в его пересмотре идей "Трактата". В его "Исследовании о человеческом познании" происходит фактически отказ от
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.