ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
Славяноведение, № 6
J. DORUEA. Carovny svet a skutocny zivot v slovenskej rozprdvke. Bratislava, 2012. 124 s. Я. ДОРУЛЯ. Волшебный мир и реальная жизнь в словацкой сказке
Рецензируемая монография является результатом многолетней научной и просветительской деятельности авторитетного словацкого исследователя, активного деятеля и руководителя словацкой славистики, основателя Славистического института Яна Станислава Словацкой академии наук - доктора наук, проф. Яна Дорули, отметившего в сентябре прошлого года 80-летний юбилей.
Как указано в книге, ее содержанием стала проблематика, которой автор уделял внимание в 1982-1996 гг. Тогда 10 его статей были опубликованы в научных сборниках, а также журналах «Б1оуеп8ку пагоёор18», «КиМга в1оуа», «Б1оуеп8ка Шегайга», «Б1оуеп8ка гес», в альманахе «Литературно-музейная летопись». Перечисленные источники свидетельствуют о синтетическом подходе автора, выбравшего междисциплинарное направление исследования и придающего особую значимость общественно-культурной рефлексии научных результатов, практическому использованию интерпретаций и выводов при современном осмыслении классических словацких народных сказок. Таковыми являются сказки, изданные Павлом Добшинским вместе с Ав густом Гориславом Шкультеты в 18581863 гг., а потом самостоятельно в 18801883 гг.
Аналогией в русском культурном контексте являются народные сказки, изданные А.Н. Афанасьевым, к которым в некоторых случаях автор и обращается для обнаружения параллелей и общих лексических особенностей, учитываются также работы О.Н. Трубачева, П.Г. Богатырева, лексикографические труды В.И. Даля, С.И. Ожегова и данные этимологического словаря
М. Фасмера. По сути, можно говорить о культурно-языковой образовательной цели, преследуемой монографией, ее преемственности в этом намерении с деятелями словацкого возрождения XIX в. Издание сказок, собранных при существовании живой фольклорной традиции, они считали важным почином для культурной презентации словаков в доказательстве их права на существование как самобытного народа в условиях национального притеснения и отсутствия собственной государственности.
Идея преемственности культурно-языкового развития Словакии прослеживается и подчеркивается в монографии уже во «Вступительном слове к читателю». В нем автор, не называя имен издателей сказок, известных в современном словацком контексте, цитирует этих «жертвенных собирателей». Приводится данная ими в издании 1858 г. характеристика «словацких повестей» - «наших повествований», в которых «материя и предметы [...] взяты из чудесных языческих представлений (мифологии) наших предков, из их семейной и общественной жизни [...] При этом сказочность смешана с реальностью. - Вот так наш народ сам себя рисует, представляет свое древнее воззрение на Божество и мир, свои ошибки и достоинства, общественную и частную жизнь, права, обычаи и т.д. Он сам себе сказка». Эти концептуально существенные замечания автор монографии заключает поучительным императивом, пользуясь традиционной формой изложения: «Ну что же, читайте, словаки. Это не только о вас, но и для вас» (б. 5). Такой доверительный неофициальный тон отражает заинтересованный подход умудренного
опытом исследователя, небезразличного к современной духовной жизни и активно выступающего за сохранение культурно-исторических ценностей нации.
Названия глав сформулированы в виде тезисов, раскрывающих основные аспекты проблематики: «О чем говорят словацкие сказки», «Какой речью говорят словацкие сказки в изложении их собирателей и издателей», «Словацкий язык и словацкий мир в народных сказках», «Камни преткновения в модернизации текста словацких сказок», «Некоторые словацко-славянские зависимости и параллели». Заключает книгу регистр рассмотренных слов и понятий.
Основной текст сопровождается обширными и содержательными замечаниями, включающими 287 позиций. В них указываются источники и контексты словацких архивных материалов, художественной литературы, фольклорных публикаций, а также приводятся ссылки на многочисленные теоретические источники и толковые словари - на словацком и иных славянских и неславянских языках, перечисляются соответствия и параллели словацкого и иноязычного фактического материала.
Уже в первой главе, касаясь содержания сказок, автор формулирует вводный тезис, в котором содержится оригинальная интерпретация сути и связей языка сказочных текстов в культурно-историческом рассмотрении: «Проводимое исследование языка словацких народных сказок [...] показало, что это тексты, которые образуют ценную составную часть нашего культурного наследия. В них можно обнаружить много интересных сведений и о словацком историко-языковом развитии. Это особенно очевидно в тех случаях, когда язык словацких народных сказок сравнивается с древней письменностью Словакии, с фактами современного словацкого языка (в его литературной форме и в диалектах) и иных, в первую очередь славянских, языков, а также с народной словесностью.
Сказочное действие происходит в словацком мире, т.е. в словацкой природе, в словацкой общественной среде с ее обиходными и правовыми нормами, учреждениями и многими реалиями. Сказка часто дает нам возможность заглянуть в словацкое прошлое, в реальную жизнь наших предков [...] Сказка бескомпромиссна. В ней всего в избытке» (б. 6).
Существенны коммуникативно-дискурсивные качества сказки в органической связи с представлением об идеальном
(умелом, искусном) рассказчике: «Сказка не делает вид, что она не заинтересована, половинчата. Она всегда сочувствует своему народному герою. У рассказчика в повествовании достаточно возможностей для выражения отношения, для привлечения интереса слушателя, которого он втягивает в действие как ангажированного участника, для выражения доверительного отношения между сказочными партнерами; у него неиссякаемое богатство фразеологических выражений, метафор и сравнений, частиц, местоимений, междометий, вторичных и модальных значений глагольных времен и залогов, деминутивов и синонимов» (8. 6-7).
Подчеркивая, что изданные в XIX в. сказки стали народным чтением и одновременно помогали закреплению литературного языка, автор останавливается на диалектных особенностях как отражении динамичного состояния нормируемого языка и его конкурентных средствах. Историзмы он рассматривает как реликты ранее активной лексики, широко отраженной в древней письменности. Этот факт приводит автора к выявлению языкового исторического контекста сказочных событий, незнание которого приводит к неточным и ошибочным интерпретациям, угадыванию значения на основе современного языкового сознания. Демонстрируемая автором историческая глубина и логика интерпретации направлена не только на критику современных обработок, но и на формирование у читателя научного представления о существовании реальной исторической основы многих сказочных деталей и характеристик.
Константным воплощением историзма являются многочисленные контексты анализируемых слов, употребленных в официальной письменности, которые в монографии приводятся с сохранением графических особенностей своего времени. Представляя сложность для обычного читателя, они при этом вводят его в историю не только посредством содержания контекстов, но и их графического оформления как элемента одновременно научности и занимательности. Логичным и уместным при таком подходе автора воспринимается его замечание, что модернизация текста сказок должна проводиться не только осторожно, но и при специальной подготовке, после основательного изучения результатов научных исследований (б. 8).
Автор заостряет внимание на дискуссионном вопросе: достаточно ли при совре-
менной обработке фольклорных текстов понять их содержательное наполнение, как это наблюдается в напряженных детективных или приключенческих сюжетах. Свое мнение на этот счет он доказательно высказывает в монографии на большом количестве контекстов, интерпретируя и приводя лексические параллели в разных сказках.
Научный интерес представляет интерпретация и определение понятия народной речи: «Народной речью мы называем язык народа, т.е. сельского, деревенского населения времен феодализма и позже. Для него характерна и особая, народная культура, включая словесную культуру. Она отличается от культуры городского населения и от культуры других привилегированных или образованных слоев. Народная речь состоит из говоров; в словесном творчестве включает и некоторые наддиалектные элементы» (s. 101).
Книга отражает цельность и основательность научного подхода, ориентирующего на практические вопросы современной презентации народного словесного богатства, уважение автора к собранию текстов, которые сыграли исключительную роль в становлении словацкого литературного языка и эстетических ценностей авторской литературы. Ракурс анализа словацкого лингвиста охватывает в параллельном представлении две сферы письменного отражения языка (народные сказки - «словацкие повести», изданные в XIX в., и деловую письменность XV-XVIII вв.), т.е. с хронологическим отступом в 100-400 лет, зафиксированных на разных территориях Словакии. Прослеживается и анализируется общая архаическая лексика (napravit' 'выровнять', krajec 'портной', polata/palota 'палаты', svetlica 'светлица', paripa 'выездной борзый жеребец', hospoda 'съемная квартира', hostinec 'трактир', pokon 'конец', strela 'молния',poklonit sa 'поздороваться') или архаические семы в активных до настоящего времени лексемах (pravo 'ровно', pravda 'справедливость'). Таких слов и словосочетаний в регистре представлено 163 (s. 121-123). Как правило, они отражают реальные в далекой истории правовые, денежные, семейные и другие отношения и понятия.
Спорадически автор обращается к соответствующим лексическим средствам авторской прозы, а также и к их диалектным рефлексиям (гемерским говорам, ставшим основой кодификации, восточнословацким говорам). Динамику лексических и некоторых иных языковых изменений Я. Доруля
прослеживает посредством сопоставления академически переизданных в ХХ в. «Словацких повестей» и их издания для детей (в обработке М. Дюри
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.