ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2012 • № 6
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ НАУКА НА НОВОМ ЭТАПЕ
Н.А. МАКАШЕВА
Экономическая наука после кризиса: что изменится?
Автор анализирует современное состояние мировой экономической науки после кризиса 2008 г. Рассматриваются процессы как внутри самой науки, так и в ее взаимоотношениях с текущей экономической политикой, с действиями отдельных акторов в реальной экономической ситуации, включая этические аспекты этих взаимоотношений. Делаются предположения о путях дальнейшего развития экономического знания.
Ключевые слова: экономическая наука, научный кризис, экономический кризис, мейнст-рим экономического знания, мир экономики.
The author analyzes the state of world economic science after the crisis of 2008. Considered are the processes within science itself, its relations with the current economic policy, the actions of individual actors in the real economic situation, including the ethical aspects of these relationships. Assumptions are made about ways of further development of economic knowledge.
Keywords: economics, science crisis, economic crisis, the mainstream of economic knowledge, the world economy.
Пытаясь оценить долгосрочные перспективы капиталистической экономики на фоне кризиса 1920-1921 гг., Дж. Кейнс писал: "Никто не знает наверняка, находимся ли мы в нижней точке обода колеса истории, которое со временем вынесет нас наверх, или мы оказались в начале длительного периода стагнации" [Keynes, 1977, p. 243]. Подобный вопрос всегда актуален в периоды кризиса. Однако теперь он может быть обращен и к экономической науке, состояние и перспективы которой сегодня волнуют как профессиональное сообщество экономистов, так и широкую общественность.
Об экономической науке в современном мире: историческая перспектива
Сегодня с полным основанием можно утверждать, что современная экономическая наука не только исследует экономический мир, но в немалой степени его формирует. Как писал более 40 лет назад К.Боулдинг, "наука движется от чистого знания в сторону контроля, иначе говоря, в направлении реализации того, что она знает..." [Boulding,
Ма каше в а Наталья Андреевна - доктор экономических наук, профессор Национального исследовательского университета - Высшей школы экономики, заведующая отделом экономики Института научной информации по общественным наукам РАН.
1969, р. 3]1. По мнению Боулдинга, это утверждение справедливо для любой науки, но в отношении экономической - в высшей степени.
С момента своего возникновения экономическая наука была тесно связана с практикой, хотя в разное время и в разной степени. Важнейшие изменения в этом отношении имели место в XX в., когда связь между экономической наукой и миром экономики чрезвычайно усложнилась. Произошло это не только потому, что были предложены новые способы воздействия на экономику и сформировались новые представления о задачах, которые должна решать власть, но и потому, что объекты воздействия -экономические агенты, теперь обладают весьма значительными экономическими знаниями и информацией, в изобилии поставляемой экономистами. И сегодня политики уже не могут игнорировать обратные эффекты воздействия предпринимаемых мер, иными словами, свободная воля граждан становится фактором политики. Например, экономическим властям приходится учитывать то, что решения людей зависят от ожиданий относительно будущих мероприятий экономической политики, а власти, со своей стороны, вынуждены принимать во внимание ожидания людей относительно политических решений и учитывать, как их сегодняшние решения могут повлиять на их же решения в будущем [СЪап, КеЪое, 2006].
Активная созидательная роль экономической науки теперь все в большей степени осознается как экономистами, так и обществом в целом. Признавая за экономической наукой право, равно как и обязанность, давать советы и направлять политику, общество ожидает от нее не только надежных прогнозов, но и своевременной реакции на угрозы. Вполне закономерно, что в этой ситуации экономические кризисы воспринимаются как вызов не только политикам, но и экономистам, экономической науке в целом.
Сегодня стали общим местом обвинения в кризисе 2008-2009 гг. не только плохих политиков, алчных финансистов и недальновидных законодателей, но и экономистов. В адрес последних высказываются упреки (обоснованные или не очень) в профессиональной некомпетентности и даже в неэтичном поведении. Более того, речь идет уже не только о поведении экономистов, но и качестве тех идей, которые они предлагают обществу. Весьма показательно в этом отношении следующее высказывание: "...истоки этого кризиса находятся в области идей. И хорошо известно, что в этом отношении идеи экономистов особенно опасны" [ваШгакЬ, 2011, р. 37].
Разумеется, вряд ли идеи экономистов - главная причина кризиса, но то, что при их участии в обществе были созданы представления о возможностях до известной степени управлять экономическими процессами, основываясь на достижениях экономической науки, не вызывает сомнения. Поэтому сегодня и ставится вопрос о надежности знания и инструментов, которыми владеют экономисты. Острая критика экономической науки и ее представителей непосредственно вызвана тем, что кризис стал неожиданностью не только для общества, но и для экономистов, не видевших его даже тогда, когда, казалось, все его признаки были уже налицо. Признавая эту критику отчасти обоснованной, нельзя не учитывать, что подобные претензии связаны не в последнюю очередь со сложившимися в обществе и в профессиональной среде высокими ожиданиями относительно возможностей науки и политики.
Прочная вера в экономическую науку сформировалась за несколько послевоенных десятилетий, когда рост благосостояния и отсутствие серьезных кризисов (когда еще была жива память о Великой депрессии) воспринимались как следствие политики и правильной теории, на которой она основывалась. Экономическая наука стала восприниматься как настоящая наука и одновременно признавалась ее особая общественная значимость.
1 Эта позиция Боулдинга вполне согласуется с идеей перформативности, которая в 1955 г. была высказана философом Дж. Остином применительно к языку, а затем уже в 1990-е гг. получила признание среди экономистов, социологов и методологов. События 2000-х гг., очевидно, дали дополнительный толчок исследованиям в этом направлении (см., например, [Do Economists... 2008]).
Из всех общественных наук только экономической присуждается аналог Нобелевской премии, установленной для естественных наук. Сам факт, что ее стали присуждать с 1968 г., то есть в период, когда экономика и экономическая наука были на подъеме, свидетельствует о признании научного статуса этой дисциплины. Причем утверждению представлений об особом месте экономической науки в ряду других общественных дисциплин активно способствовали и сами экономисты, сознательно или нет стремившиеся занять в обществе и политике особое место. Сегодня экономисты не видят себя в роли скромных, компетентных специалистов, вроде стоматологов, о чем, как о положительной перспективе, писал когда-то Кейнс [Кейнс, 2009, с. 67]. Экономисты активны и вовлечены в процесс устройства нашего мира и воздействуют на наши представления о нем.
Общее стремление к поддержанию высокого авторитета науки не исключало, конечно, разногласий среди экономистов. Более того, в послевоенные годы можно наблюдать колебания в отношениях между представителями различных школ и направлений: от относительного согласия к обострению разногласий и обратно. Причем эти колебания происходили и под влиянием внешних обстоятельств, и в силу внутренних процессов.
Во всей истории экономической науки самым ярким примером влияния внешних факторов естественно считать Великую депрессию - важнейший фактор формирования кейнсианства. Однако было бы чрезвычайным упрощением не учитывать процессов, происходивших в тот период внутри науки. Известно, что некоторые важные для формирования кейнсианства идеи были высказаны Кейнсом и другими учеными до Великой депрессии. Важную роль в становлении этого направления сыграли достижения некоторых других дисциплин, например статистики и математики. Нельзя не учитывать и того, что с середины 1920-х гг. до начала Второй мировой войны наблюдалась необыкновенная творческая активность, ознаменованная существенными достижениями в области чистой теории, не связанными непосредственно с внешними обстоятельствами, но изменившими сам характер экономической науки [Shackle, 1967, p. 5]. Что же касается маржиналистской революции, то найти для нее сколько-нибудь убедительную причину в экономической реальности вообще вряд ли возможно, за исключением, пожалуй, влияния других наук, например психологии.
1950-е-конец 1960-х гг. были временем относительного согласия среди экономистов, выразившегося в утверждении неоклассического синтеза, сложившегося в результате взаимных уступок неоклассиков и кейнсианцев. Это привело, в частности, к разграничению между микро- и макроэкономикой (и, соответственно, "разделению труда" между кейнсианцами и неоклассиками), были признаны провалы рынка и возможность их устранения посредством экономической политики, направленной на стимулирование совокупного спроса, и т.д.
В 1970-1980-е гг. достигнутый ранее консенсус разрушился под влиянием внешних обстоятельств, а также ряда нерешенных теоретических проблем, и неоклассика до известной степени отыграла позиции у кейнсианства, причем как в области теории, так и в сфере практической политики и идеологии. Доминирующие позиции в теории завоевала новая классика, или новая классическая макроэкономика, опирающаяся на строгие гипотезы эффективности рынка и рациональности. В политике и прикладных исследованиях заметную роль стал играть монетаризм, а в идеологии вновь обрела популярность либеральная доктрина.
Однако отступившее кейнсианство продолжало развиваться и трансформироваться. Кейнсианцы признали необходимость более развитой микроэкономической основы макроэкономики, важность проблемы поведения агентов в условиях неопределенности. Были учтены и другие обстоятельства, выпавшие из рас
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.