Социальная Социальная
политика. структура
© 2014 г.
Н.Е. ТИХОНОВА
ФАКТОРЫ СТРАТИФИКАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ДИНАМИКА СРАВНИТЕЛЬНОЙ ЗНАЧИМОСТИ
ТИХОНОВА Наталья Евгеньевна - доктор социологических наук, профессор-исследователь Национального исследовательского института "Высшая школа экономики", главный научный сотрудник Института социологии РАН (E-mail: ntihonova@hse.ru).
Аннотация. На данных общероссийских опросов с середины 1990-х гг. до 2013 г. показано, что в силу завершения структурной перестройки экономики в России выросла значимость факторов стратификации, обеспечивающих межгенерационное воспроизводство классов, и уменьшилась роль тех из них, которые связаны с личной активностью человека. Сделан вывод, что сложившиеся механизмы мобильности всё дальше уводят страну от меритократического идеала общества равных возможностей.
Ключевые слова: социальная структура • стратификация • мобильность • неравенства • человеческий капитал • социальный капитал • здоровье
Факторы1 стратификации как отражение роли различных форм социального неравенства - одна из "вечных" проблем социологии. Ей посвящена значительная литература [Бурдье 1993; Kohn, Schooler, 1983, 1990; Giddens, 1984], в том числе и отечественная [Шкаратан, 2009; Черныш, 2011, 2013 и др.]. Однако до сих пор не вполне понятно, что же в современном обществе является главным при достижении определенной статусной позиции - структура или действие, система или актор. Интересной самостоятельной задачей выступает также сравнение факторов стратификации, действовавших в России в 1990-е гг.2, с теми, что определяют положение человека в социуме сегодня.
1 Понятие "фактор" я использую в его изначальном значении (нем. Faktor от лат. factor -делающий, производящий). Это значит, что под факторами стратификации в статье понимаются те внешние по отношению к индивиду, идущие от состояния социума или же присущие лично ему характеристики, которые влияют (воздействуют) на вероятность занятия им определённого места в стратификационной системе. При этом я рассматриваю факторы стратификации не с позиций жёсткого детерминизма, а как многокомпонентную систему взаимодействия с обратной связью: не как причины занятия индивидами определённых структурных позиций, а как обстоятельства и характеристики, в сложном взаимодействии друг с другом повышающие или понижающие для конкретного индивида шансы оказаться на определённой структурной позиции в системе стратификации.
2 Детальный анализ факторов стратификации в этот период дан мной в работе [Тихонова, 1999]. Учитывая это, некоторые сюжеты, связанные с ситуацией 1990-х гг., даны в настоящей статье лишь на уровне выводов.
Изначально я исходила в анализе этих проблем из гипотезы, что применительно к условиям трансформирующегося российского общества подход с позиций актора перспективнее. Вторая гипотеза, которую я тестировала в исследовании, предполагала, что соотношение роли системы (структурных ограничений) и активности актора в занятии статусной позиции на протяжении двух последних десятилетий в России неоднократно изменялось. Опережая изложение, отмечу: последняя гипотеза подтвердилась. Что же касается первой, то, как оказалось, будучи корректной для России 1990-х гг., она не соответствует реалиям современного общества, в котором решающую роль играют структурные факторы.
Эмпирической базой анализа стали данные общероссийских исследований Института социологии РАН 2005-2013 гг., общероссийских исследований Института комплексных социальных исследований РАН за 2001-2004 гг. и ежеквартальных мони-торингов Российского независимого института социальных и национальных проблем за 1994-1998 гг. - всего более 20 исследований3. Все они проводились одной и той же рабочей группой (рук. - М.К. Горшков), а полевую их часть осуществлял Центр социального прогнозирования (рук. - Ф.Э. Шереги).
Говоря о показателях статуса, избранных для анализа, надо отметить, что проблема выделения главного его индикатора (применительно к современному российскому обществу) в теоретическом плане достаточно дискуссионна. Так, например, учитывая характер социальной структуры обществ неоэтакратического типа (а я согласна с О.И. Шкаратаном [Шкаратан, 2009] в том, что современное российское общество относится именно к этому типу), в качестве индикатора статуса нужно было бы использовать объём властного ресурса. Но этот вид ресурсов распространён в России крайне незначительно. При анализе элитных и субэлитных групп он, несомненно, должен учитываться в качестве ключевого, но при анализе стратификации большинства населения страны - малоинформативен. Собственность, приносящая доход, как индикатор статуса, также не подходит - ею обладает очень ограниченное число людей (в отличие от обществ западного типа). Таким образом, обе эти характеристики (власть и собственность), при всей их несомненной важности, мало подходят для идентификации реального положения основной массы россиян. Спорны и любые попытки рассматривать как индикаторы социального статуса показатели классовой принадлежности, построенные в рамках различных классификаций [Тихонова, 2007]. Вот почему я выбрала два простейших показателя, позволяющих построить своего рода двумерное социальное пространство статусов. Первый из них относился к так называемому "субъективному статусу"4, а второй - объединил ряд индикаторов, под разными ракурсами описывавших такой показатель как уровень материального благосостояния.
Технически для анализа сравнительной роли факторов стратификации использовались несколько методов. Во-первых, статистический анализ, основанный на показателях p-value в подпрограмме CHAID программы SPSS5, а также коэффициентах Спирмена и Пирсона (с учётом особенностей используемых шкал). В качестве зависимых переменных выступали самооценки россиянами своего социального статуса (места в обществе) как хорошего, удовлетворительного или плохого, различные признаки их материального положения, а также принадлежность респондентов к одной из 10 страт, различающихся по уровню жизни. Последние два показателя были
3 Выборочная совокупность во всех исследованиях репрезентировала взрослое население страны по региону проживания (территориально-экономическим районам согласно районированию Росстата), а внутри них - по типу поселения, полу и возрасту. Численность выборки составляла в разные годы от 1750 до 3000 человек в возрасте от 18 лет и старше.
4 На первый взгляд, таким образом замерялся лишь субъективный статус человека, однако, как показывают сравнения этих самооценок с реальным местом человека в системе стратификации при использовании различных её моделей [Тихонова, 2007], это достаточно точный и при этом удобный для статистического анализа показатель.
5 Описание программы CHAID, являющейся одной из разновидностей регрессионных моделей, см.: [SPSS, 1993]. Использовался метод Tree-Select.
выбраны с учётом убеждённости россиян в том, что именно уровень благосостояния является сегодня наиболее ярким индикатором социального статуса.
Однако статистический анализ был лишь отправной точкой исследования. Он дополнялся содержательным анализом: с помощью таблиц сопряженности для представителей разных социальных групп (возрастных, профессиональных, поселенческих и т.д.) рассматривалась вероятность оказаться на тех или иных структурных позициях. Кроме того, рассматривался механизм влияния различных факторов стратификации на занятие тех или иных позиций в социальной структуре российского общества.
Факторы самооценок россиянами своего социального статуса. Анализ ряда массивов второй половины 1990-х гг. показал, что среди переменных, имевших наиболее тесные корреляционные связи с самооценкой социального статуса, в порядке убывания значимости в тот период были: душевой доход, заработная плата, соотношение материального положения самого респондента и уровня благосостояния окружающих его людей, динамика изменения материального положения, структура потребления, социальное самочувствие, особенности социальных контактов, характер проблем, которые его тревожат и т.д. То есть это были те особенности жизни, которые, с одной стороны, прямо или косвенно отражали уровень благосостояния респондентов, а с другой - демонстрировали, что речь действительно идёт о принадлежности их к стратам, заметно различающимся по своему месту в обществе.
Кроме этих характеристик были и другие, которые могли рассматриваться как реальные причины занятия ими определённого места в обществе, в том числе - особенности норм, ценностей и установок. В порядке гипотезы, учитывая исследования зарубежных учёных и, прежде всего, М. Кона [Kohn, Schooler, 1990], я предположила, что эти особенности являются частью личностного ресурса акторов и в этом качестве могут рассматриваться скорее как причина занятия той или иной статусной позиции, чем как её следствие (хотя обратная закрепляющая связь здесь, несомненно, присутствует). И эта гипотеза действительно подтвердилась6.
Если сгруппировать переменные, устойчиво демонстрировавшие значимость для идентификации респондентами социального статуса, в определённые группы факторов, то в их числе во второй половине 1990-х гг. были: 1) место работы и особенности рыночной позиции человека, замерявшиеся в исследовании через такие индикаторы как тип собственности предприятия, где он работал, отрасль, наличие опыта руководящей деятельности и занятий предпринимательством, профессиональный статус и т.п.; 2) регион и место проживания, отражающие состояние локального рынка труда и неодинаковые последствия экономических реформ 1990-х гг. для различных территорий и поселений; 3) физиологические характеристики (индикаторы - возраст, здоровье, пол); 4) габитус (индикаторы - наличие индивидуалистически-достижительных (или конформистско-патерналистских) установок, мобильность психики и т.п.), а также место проживания в начальный период социализации, отражающее возможности усвоения норм городской или сельской культуры и влиявшее на траектории последующей мобильности; 5) поведенческие стратегии (наличие вторичной занятости, приобретение новой специа
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.