АНТРОПОЛОГИЯ ЦВЕТА
ЭО, 2010 г., № 1 © Л.В. Самарина
ГЕНДЕРНЫЙ ДИМОРФИЗМ В ЦВЕТОВОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ НАРОДОВ КАВКАЗА
Ключевые слова: антропология цвета, народы Кавказа, тендерный диморфизм, цветовая терминология, "цветовая женская субкультура", пол, возраст, абстрактные термины цвета, неабстрактные термины цвета, производные обозначения цвета
Введение
В 1992 г. в журнале "Этнографическое обозрение" была опубликована статья автора "Традиционная этническая культура и цвет". В ней впервые в отечественной этнологии обозначены основные на то время направления и проблемы зарубежных исследований в области функционирования цвета как феномена культуры. Были показаны многообразные связи между цветовыми представлениями, способами вербализации цвета и различными аспектами социокультурной жизни разных народов (Самарина 1992).
Нынешняя статья основана на личных полевых данных по региону Северного Кавказа, Дагестану и Грузии с 1989 по 1993 г., включает в себя материалы, опубликованные за рубежом (Samarina 2007), но мало известные русскоязычному читателю. Она посвящена теме корреляций пола и возраста респондентов с разными способами описания цвета и причинам гендерного диморфизма в них. В данном ракурсе, насколько автору известно, эти вопросы до сих пор не рассматривались. Тема является, по сути, продолжением дискуссии, предложенной в нашем сообщении "Этнический цвет и культурные универсалии. Случай Северного Кавказа" в рамках секции "Антропология цвета: Цвет как феномен культуры" на 7-й Конференции Европейской Ассоциации социальных антропологов (Копенгаген, 2002 г.). Тогда на базе докладов секции с привлечением других авторов было принято решение издать междисциплинарный сборник (Anthropology of Color 2007). С одобрения влиятельных в данной области ученых, в основу его названия легло предложенное нами в 2002 г. новое понятие "Антропология цвета". Судя по рецензиям и откликам, оно благожелательно принято научным сообществом, так что введение в международный научный обиход новой предметной области можно вполне обоснованно рассматривать как приоритет российской и постсоветской этнологической школы.
Поскольку со времени публикации 1992 г. прошел достаточно продолжительный период, имеет смысл предпослать основным сюжетам статьи краткое вступление. Тогда в обзоре зарубежных источников было показано, что история "хроматических" исследований в мировой науке - в культурной антропологии, психологии, лингвистике и на пересечении смежных дисциплин - составляет достаточно длительную непрерывную традицию (Самарина 1992). Совершенно иная ситуация сложилась в отечественной науке. Многие десятилетия в российской этнографии, а шире - в культурологии,
Людмила Всеволодовна Самарина - этнограф, искусствовед, специалист в области антропологии цвета (Москва); e-mail: ludasol@gmail.com
по умолчанию феномены такого рода, как цвет, не считались серьезной темой и аргументом для академической науки. Парадокс ситуации в том, что любому этнографу или специалисту в смежных областях различия в традициях использования цвета, его знакового и эстетического наполнения очевидны. Ни одна из культур мира от древнейших времен до настоящего времени не была "бесцветной", и их в основном "монохромное" отражение в отечественных этнографических работах неизбежно обедняет реальность, лишает объект исследования полноты описания.
О том, что цвет вопреки предубеждениям все же "проникал" в мир этнологии, свидетельствуют труды, посвященные одежде, украшениям, промыслам и ремеслам -ковроделию, ткачеству, вышивке, орнаменту - в темах, где обойти вопросы колори-стики тех или иных артефактов просто невозможно. Информация о цветовых предпочтениях и символике цвета обнаруживается в описаниях семейной и календарной обрядности, верований, культовой практики. По сути, большая часть классических этнографических работ содержит подобную "цветную россыпь" - перечень их огромен, известен в кругу специалистов и не нуждается в данном случае в подтверждении. Общим местом здесь является то, что информация о цвете носит чаще всего фрагментарный, вспомогательный характер, поскольку не включена в системный анализ той или иной темы.
Однако за последние десятилетия ситуация несколько изменилась, появились исследования, где разным проявлениям цвета как сущностной категории той или иной культуры посвящено отдельное внимание. Среди них монография Н.Л. Жуковской по монгольской культуре (Жуковская 1988: 153-169), С.И. Рыжаковой по латышскому орнаменту (Рыжакова 2002: 170-193), А.А. Шевцовой по казахскому орнаменту (Шевцова 2007: 197-205). Объем статьи не позволяет дать обзор других публикаций коллег, заметим только, что интересующие нас аспекты функционирования цвета в культуре на материалах хантов и манси можно найти у З.П. Соколовой, в статьях В.М. Кулем-зина и Н.М. Талигиной (Соколова 1976: 73-74; Кулемзин 1983; Талигина 1999: 92-96). По региону нашего исследования это прежде всего отдельный параграф по цветовой гамме народов Северного Кавказа в книге Е.Н. Студенецкой (Студенецкая 1989: 213226) и глава по комплексному анализу цвета в средневековом костюме народов того же региона в книге-альбоме З.В. Доде (Доде 2001: 95-100).
В целом же ясно, что изучение феномена цвета в культуре не стало пока самостоятельным направлением в российской этнологии. Вместе с тем даже в советский период, находясь в условиях относительной изоляции от мировой науки, отечественные ученые внесли в освещение данного вопроса свой, достаточно ценный вклад. Развиваясь все же в близком к общеевропейскому русле, их исследования локализуются преимущественно в областях психологии, этнопсихолингвистики, психосемантики и на стыках этих дисциплин. Такой филологический "перекос" спровоцирован прежде всего дискуссией вокруг "гипотезы лингвистической относительности" Сепира-Уорфа (напр., см.: Сепир 1993; Уорф 1960; Звегинцев 1960). Тематическая библиография по указанным и другим направлениям в антропологии цвета с кратким авторским обзором источников помещена в сборнике "Наименования цвета в индоевропейских языках. Системный и исторический анализ" (Самарина 2007). Весьма симптоматично, что по объему источников наиболее скудным в нем оказался этнографический раздел, поэтому одной из задач данной статьи и дальнейших изысканий автор видит в преодолении прежней изоляции от методологических и теоретических наработок зарубежных коллег, во включении российских исследований по антропологии цвета в общемировой научный дискурс. Цель работы показать также, что исследования в данной области могут иметь наряду с академическим и практическое значение.
Некоторые результаты полевых исследований в области антропологии цвета на Кавказе 1989-1993 гг. опубликованы и представлены в докладах на конференциях (напр., см.: Самарина 1994а, 1994б, 1996а, 1996б, 1996в, 1999, 2004; Samarina 1995a,
1995b, 1996, 2007). Удалось выявить вполне самобытную и достаточно цельную, с учетом региональных модификаций, в прошлом весьма замкнутую, а в последние десятилетия все более открытую хроматическую культуру, где многие элементы - цвет в языке, обряде, фольклоре, материальные артефакты - тесно взаимосвязаны. Обнаруженный внутри этой культуры гендерный диморфизм проявлен многообразно: в способах категоризации цвета, в психоэмоциональном отношении к нему - и опредмечен во всем хозяйственном комплексе и в духовных сферах жизни изучаемых культур. Ценность исследований 1990-х годов в том, что предположение о социокультурных истоках обнаруженного феномена было сделано в основном на анализе личных полевых материалов, когда зарубежные источники по этой теме были наименее доступны. При последующем знакомстве с близкими по проблематике трудами коллег выяснилось, что собственная гипотеза во многом находит подтверждение.
Так, изучение цветового словаря среди англоязычных респондентов различного пола, возраста и рода занятий (Nowaczyk 1982; Rich 1977; Simpson, Tarran 1991) выявило, что в среднем женщины имеют более обширный цветовой словарь, чем мужчины. И это не только количественный, но и качественный показатель - расширение достигается прежде всего за счет включения наряду с абстрактными1 также значительно большего, чем у мужчин, числа производных2 - описательных - терминов цвета. Сходные, несмотря на культурную дистанцию, гендерные различия в описании цвета были обнаружены даже в провинции Ганьсу в Северо-Западном Китае (Я. Янг, цит. по: Zollinger 1999: 150).
Что касается сопоставления гендерного и возрастного параметров в стратегии построения цветового словаря, то есть ряд свидетельств, что респонденты постарше, безотносительно к их полу, используют производные, неабстрактные названия цвета значительно чаще, чем представители младших поколений. При этом старшие мужчины иногда имеют более разнообразный цветовой словарь, чем молодые женщины. Это весьма важный показатель, свидетельствующий о значимости возрастного критерия вне зависимости от гендерного показателя или наряду с ним. Описанные выше результаты были получены в ходе исследования англоязычной группы из 26 женщин и 24 мужчин (Simpson, Tarrant 1991). В другом случае тесты показали несущественную разницу между использованием цветовых терминов учащимися начальной школы обоего пола (США). В то же время девочки постарше по сравнению с младшими использовали значительно большее число таких терминов, как розовато-лиловый, бежевый, которые авторы назвали "импровизированными", исключив из числа базовых (Sleight, Prinz 1982). Единственное известное нам кавказское исследование в данном ракурсе выполнено у цахуров (малый народ Дагестана, язык относится к лезгинской подгруппе нахско-дагестанской группы северокавказской семьи). Здесь набор базовых цветовых терминов у подростков обоих полов от 10 до 15 лет оказался существенно ограниченней, чем у взрослых (Davies et al. 1999).
Важно подчеркнуть, что в приведенных и других исследованиях по идентификации и категоризации цвета признаки пола и возраста респондентов оказываются плотно связаны, взаимозависимы, что обусловлено, по нашему мнению, наличием у старших поколений большего оп
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.