щ
Славяноведение, № 5
© 2015 г. Л.Н. ВИНОГРАДОВА
ГЛАЗА И ЗРЕНИЕ В НАРОДНОЙ МАГИИ И МИФОЛОГИЧЕСКИХ ВЕРОВАНИЯХ
В настоящем сообщении анализируются результаты новых научных исследований по вопросам изучения мифологических представлений о глазах, зрении и о силе человеческого взгляда, полученные авторами недавно опубликованного коллективного труда: «Сила взгляда: Глаза в мифологии и иконографии».
The report observes the results of recent scholarly research on mythological conceptions about eyes, eyesight and the power of human gaze, conducted by the authors of the recently published work «The power of gaze. Eyes in mythology and iconography».
Ключевые слова: антропологические исследования, мифология, фольклор, народная магия, демонологические представления, символика глаз, концептуализация зрения/слепоты.
Keywords: anthropological studies, mythology, folklore, popular magic, demonological conceptions, symbolic of eyes, conceptualisation of eyesight/blindness.
Комплекс представлений о глазах, зрении, о магической силе взгляда, способности видеть невидимое или самому быть невидимым для окружающих и т.п. - по масштабу распространенности в мировых культурах, по высокой степени значимости, включенности в широкий круг мифо-ритуальных контекстов, по уровню поразительной устойчивости, сохраняющей актуальность с глубокой древности до настоящего времени, - может быть признан одной из немногих антропологических универсалий. Недостаточная степень изученности этого фрагмента традиционной культуры в отечественных гуманитарных науках отмечается всеми исследователями. Пожалуй, лишь круг поверий, связанных с мотивом «сглаза/ порчи», чаще привлекал внимание специалистов, тогда как множество других проблем изучения языковой и мифологической «зрительной модели» по-прежнему остается на периферии научных интересов. Поэтому выход в свет сборника статей под названием «Сила взгляда: Глаза в мифологии и иконографии» был весьма позитивно воспринят научной общественностью (и широким кругом читателей) и оценен как важное событие.
Он включает девять статей, одна часть из которых посвящена практике символического «ослепления» (затирания или прокалывания глаз) персонажей средневековых икон, фресок, книжных миниатюр; другая - символике глаз и зрения в мифологиях: нганасан Таймыра, монголов, тюркоязычных народов Южной Сибири; в третьей - рассматриваются славянские верования, касающиеся особенностей глаз и взгляда демонических персонажей, а также нарра-тивы, связанные с мотивами «наказания слепотой за несвоевременную работу» и «дурного глаза».
Виноградова Людмила Николаевна -славяноведения РАН.
д-р. филол. наук, ведущий научный сотрудник Института
Непростую задачу объяснить прагматику зрительской агрессии (отмеченной в средневековых иконографических и книжных изображениях), которая проявилась в действиях прокалывания, затирания, зачеркивания глаз и лиц не только негативно оцениваемым персонажам (демонам, грешникам, христопродавцам), но и божествам высшего ранга или святым, - поставили перед собой авторы двух интересных статей, открывающих сборник.
В первой из них анализируется русский материал (Д.И.. Антонов. «"У святых очи вертел?": Фигуры без глаз на русских миниатюрах» [1. С. 15-43]). Автор признает, что почти все основные вопросы - кто, когда и с какой целью совершал эти акты «вандализма» - остаются для современных исследователей загадочными и труднообъяснимыми. Несомненным остается, во-первых, тот факт, что порче подвергались по преимуществу те места в изображениях, которые символизировали средоточие зла: лица и глаза негативных персонажей (а не вся фигура в целом); либо орудия убийства в руках злодеев, направленные на фигуры святых; часто вымарывались также «срамные места» бесов. Во-вторых, символическому «ослеплению» подвергались не только негативно оцениваемые образы, но и сакральные персонажи; и прагматика этих действий должна объясняться иными причинами, чем порча демонических образов. Наконец, в-третьих: повреждения глаз и лиц «антигероев» обнаруживаются (на русском материале начиная с XIV в.) как в уникальных рукописях с ограниченным кругом читателей, так и в более многочисленных старообрядческих миниатюрах, и в массовой печатной продукции. А с XVI-XVII вв. они встречаются уже повсеместно и распространяются даже на поздние лубочные картинки. Опираясь на данные исповедных вопросников XIV-XV вв. («выимал ли еси очи у святых?»), церковных поучений, исторических свидетельств иностранцев, народных обычаев «ослепления» икон, автор восстанавливает прагматику описываемого зрительского поведения. Сакральные образы, по его мнению, могли повреждаться: либо с магической целью (выскобленная краска с лика святого использовалась для создания оберегов-«наузов»); либо в знак символического «наказания» святого, не исполнившего просьбу человека, хотя тот принес ему подобающую жертву; либо в силу иконоборческих мотивов (уничтожение «неправильных» икон). А порча негативных образов может быть объяснена: во-первых, стратегией зрительского вмешательства в сюжет (попытка спасти позитивных персонажей, способом ослепления их врагов); во-вторых, стремлением наказать антигероев, навредить им, причинить реальный ущерб; в-третьих, боязнью зрительского контакта с демоном, т.е. как защита зрителя/читателя от вредоносного взгляда. Главным выводом автора является утверждение, что все приведенные мотивации объединяются особым отношением к глазам как к ключевому элементу изображения персонажей.
Эта же проблематика на западноевропейском материале рассматривается в статье М.Р. Майзульса «Ослепить святого и ослепить дьявола: Читательская агрессия в средневековых рукописях» [1. С. 44-124]. В этой культурной традиции факты порчи лиц и глаз персонажей, изображенных в книжной миниатюре и на иконографических образах, зафиксированы начиная с XI-XII вв. и исчисляются тысячами подобных случаев. Общечеловеческая интенция выражать враждебные чувства, нападая прежде всего на глаза в изображениях ненавистных персон, отмечается, - как об этом пишет автор, - во все времена (как по отношению к языческим идолам, так и к портретам свергнутых вождей или к фотографиям злейших врагов) и основана на восприятии глаз как средоточии жизненной силы изображаемого лица. «Ослепление» нарисованного персонажа символизирует либо его уничтожение, либо нейтрализацию его опасного взгляда. Поэтому естественно предположить, что порча иконографических образов могла мотивироваться страхом перед визуальным контактом с вредоносными образами либо стремлением наказать силы зла и отомстить им за преследование Христа и святых мучеников. Нельзя исключить и магическую агрессию читателей как одну из 60
мотиваций прокалывания глаз (т.е. попытку обезвредить злые силы). Из разряда негативных (опасных) персонажей чаще всего зрительской агрессии подвергались: дьявол, демоны и архигрешники (Каин, Ирод, Иуда, Пилат, палачи-мучители Христа и святых), а уже во вторую очередь - персонифицированные образы грехов и пороков (Вожделение, Похоть, Зависть, Измена). Многие случаи сознательного повреждения лица и глаз в изображениях святых могут быть подтверждены исторически зафиксированной практикой «наказания» небесных патронов со стороны верующих, недовольных отсутствием испрашиваемой у божественных покровителей реальной помощи. Кроме того, публичное поругание святых образов («католических идолов») приобрело массовый характер в период протестантского иконоборчества XVI в.
Надо признать, что сформулированные в обеих упомянутых статьях объяснительные модели выглядят весьма убедительными и надежно аргументированными. Однако, если допустить, что глаза и взгляд опасного персонажа (изображенного на картине, иконе, фреске) могли восприниматься как вредоносные для зрителя, то невольно напрашивается вопрос, почему древние живописцы не оставляли на иконах и книжных иллюстрациях лица негативных образов «пустыми», безглазыми? Ведь известна же в разноэтнических народных культурах практика не прорисовывать лицо при изготовлении кукол-игрушек - из опасения, что кукла с глазами может ожить, либо что в такую куклу вселяется злой дух. Может быть, приведенные в статьях данные свидетельствуют о нарастании во времена Средневековья массовой демономании и повышенной степени демонофобии, не столь свойственной для раннехристианского периода?
Сложный клубок проблем, связанных с концептами видимого/невидимого, зрячего/слепого, с идеей обоюдной незрячести представителей двух миров (земного и потустороннего) и т.п., успешно распутывается в связи с фольклорно-литера-турным мотивом «неузнавания» знакомого лица (С.Ю. Неклюдов. «Слепота демона и ее литературные перспективы») [1. С. 125-147]. Никак не мотивированные и чаще всего не связанные с дефектами зрения трудности узнавания одним персонажем другого в балладных и новеллистических сюжетах, позволяют говорить, по мнению автора, об особой ситуативной мифологической «слепоте», обусловленной особенностями контакта партнеров по зрительной коммуникации. Между мифическими существами и людьми пролегает своего рода барьер взаимной «слепоты», и для того, чтобы увидеть друг друга, им необходимо преодолеть «рубеж видимости». Соответственно, согласно мифологическому мышлению, достаточно человеку закрыть свои собственные глаза, чтобы выключить канал зрительного восприятия, который перестает «работать в обе стороны».
Высокая степень значимости и поразительная степень устойчивости категорий «зрительной модели» (глаза, слепота, сила взгляда, видимое/невидимое и т.п.) характерна для традиционной культуры народов-носителей самоедской и алтайской группы уральских языков (О.Б. Христофорова. «Земля, лед и глаза: Заметки к мифологии нганасан») [1. С. 148-173]; Д.Ю. Доронин. «"Правым, ласковым глазом взгляни!" Глаза и взгляд в актуальной мифологии народов Алтая» [1. С. 217-281]). Эксплицитно выраженная, не требующая особой исследовательской реконструкции, идея о том, что воплощением жизни человека и животного являются его глаза, составляет ядро мифологических воззрений нганасан, в языке которых одним из названий живого
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.