ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
№ 3
2014
© 2014 г. А.С. ВЫРЕНКОВА, М.С. ПОЛИНСКАЯ, Е.В. РАХИЛИНА
ГРАММАТИКА ОШИБОК И ГРАММАТИКА КОНСТРУКЦИЙ: «ЭРИТАЖНЫЙ» («УНАСЛЕДОВАННЫЙ») РУССКИЙ ЯЗЫК*
В статье обсуждается природа ошибок в текстах носителей особого варианта русского языка: детей эмигрантов, выросших в иноязычной среде и унаследовавших свой русский от родителей. В англоязычной традиции такой вариант родного языка называется «heritage language» (в нашем случае «heritage Russian»), т.е. «унаследованный (эритажный) язык». Материалом послужил корпус текстов детей американских эмигрантов Russian learner corpus. Показано, что ошибки таких говорящих отличаются и от ошибок обычных носителей, и от ошибок иностранных студентов, а их механизм представляет существенный интерес для теоретической лингвистики.
Ключевые слова: унаследованный русский, эритажный русский, корпус, речевые ошибки, композициональность
The article gives an overview of mistakes made by a peculiar type of speakers - children of emigrants from Russia who grew up in a foreign linguistic environment and inherited their Russian from their parents. English tradition refers to this variety of Russian as «heritage Russian». The study is based on the data from the Russian learner corpus, which includes texts produced by children of emigrants to the USA. The results show that the mistakes made by this type of speakers are different from those made by both common speakers of Russian and L2 students, and the process of their emergence is of significant linguistic interest.
Keywords: heritage Russian, corpus, mistakes, compositionality
ВВЕДЕНИЕ
Обсуждая проблему ошибок в языковой системе, мы хотели бы начать с сугубо теоретического вопроса, который, на первый взгляд, не имеет к ошибкам никакого отношения. Речь идет об известном споре между сторонниками и противниками идеи композициональности, выдвинутой в свое время Г. Фреге: порождаются ли естественно-языковые конструкции по общим правилам или запоминаются целиком и строятся по готовым образцам.
Если первое, значит, правы те, кто представляет себе сочинение текста как конвейерную сборку из независимых друг от друга мелких деталей, которые постепенно складываются в нечто целое. Если второе, то для порождения текста нужна другая метафора - например, метафора танца, которую в свое время предложил Борис Гаспаров [Гаспаров 1996]: танцевальные па настолько связаны, что движения разных частей тела представляют собой некое единство, своего рода гештальт. Невозможно даже представить себе, чтобы восприятие танца или обучение ему разрывало это единство и описывало его элементы как независимые.
Переводя сказанное с метафорического на более строгий терминологический язык, возвратимся к Г. Фреге, который рассматривал композициональность как главный принцип существования человеческого языка, и его сегодняшним сторонникам:
* Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2013-2014 гг.
композициональность сложного выражения предполагает, что его значение сводится к значению частей и синтаксических отношений, их связывающих, см. [Фреге 1977; Partee 1995] и др. Соответственно, некомпозициональность добавляет к этому набору еще и значение самого целого, т.е. той конструкции, в которую эти части складываются и в которой функционируют синтаксические отношения.
В качестве простой иллюстрации к сказанному можно было бы разобрать расхожую просьбу: Поставь чайник! Ее композициональный анализ состоял бы в предложении привести чайник в вертикальное положение из горизонтального или перестать держать его в руках и поставить на опору - например, на стол. Именно такой будет буквальная интерпретация императива от каузативного глагола поставить, объектом которого оказалось имя чайник. Однако нужный нам смысл этого высказывания - т.е. тот, который мы, как правило, подразумеваем, когда его произносим, - радикально нарушает принцип композициональности и представляет собой сложную стяжку смыслов, а именно 'набери воды в чайник, поставь его на огонь, чтобы вода дошла до кипения (чтобы потом пить чай)'.
В современной лингвистической теории сторонников неполной композициональ-ности естественного языка или, в более радикальном варианте, его принципиальной некомпозициональности становится все больше. В последнее время к этой точке зрения склоняются не только теоретики (в первую очередь, авторы Теории грамматики конструкций, как Ч. Филлмор, А. Голдберг или Л. Микаэлис1), но и экспериментаторы, как М. Томаселло или Е. Домбровска [Tomasello 2003; D^browska 2004] и типологи, см. прежде всего [Croft 2001]. В пользу этого подхода говорят и известные прагматические постулаты П. Грайса [Grice 1975], согласно которым говорящий всегда стремится сократить свои усилия («переложив» основную коммуникативную работу на слушающего) и сжать всякое свое высказывание: он уверен в себе и в слушающем - эта уверенность дает ему возможность превратить свою речь в цепочку «нечленимых» конструкций.
Все сказанное, однако, касается стандартных говорящих и нормальных условий коммуникации. Именно в этих условиях растет число некомпозициональных высказываний, которые человек воспроизводит целиком, а не порождает. У говорящего, которого можно назвать нестандартным [Mustajoki et al. 2010: 5-16] - т.е. у не вполне полноценного носителя языка (например, двуязычного носителя, эмигранта, во взрослом состоянии оказавшегося в чужой стране, ребенка эмигрантов, выросшего в иноязычной среде) или не-носителя языка (т. е. человека, который этот язык только изучает), -по-видимому, задействованы другие механизмы. Такой говорящий, с одной стороны, не вполне уверен в своей собственной языковой компетенции, а с другой, не может в полной мере положиться и на общность своего языкового опыта с опытом слушающего. Риск быть непонятым для него слишком велик, так что он просто не может позволить себе быть сколько-нибудь идиоматичным. Именно у таких говорящих гораздо больше оснований для апелляции к принципу композициональности при построении текстов.
Эту идею мы хотели бы обсудить, обратившись к языковому материалу, собранному в рамках проекта «Учебный корпус русского языка» (Корпус с размеченными ошибками) в НИУ ВШЭ. Основная задача корпуса - дать новый, современным образом организованный материал для исследования разных типов нестандартных носителей, который позволил бы выделить и сравнить между собой их типичные ошибки, а также понять, какие стратегии они выбирают, чтобы преодолеть ощущаемое ими «расстояние» до слушающего. Планируется, что корпус будет включать в себя учебные тексты (прежде всего, письменные) нескольких типов:
• образцы академического письма студентов первых курсов (курсовые работы, эссе, рефераты, аннотации и пр.);
• записи текстов двуязычных носителей, представляющих региональный русский;
1 См. например, [Fillmore et al. 1988; Goldberg 1995; Michaelis 2005] и др., а также подробный обзор этой теории [Кузнецова, Рахилина 2010].
• тексты студентов-иностранцев (изучающих русский как иностранный, или РКИ) разных уровней;
• тексты так называемых эритажных говорящих - второго поколения эмигрантов из России, выросших и живущих за ее пределами, для которых родной русский язык перестал быть основным и имеет особый статус «унаследованного» от родителей (heritage Russian)2.
Настоящая работа опирается на данные Учебного корпуса русского языка3 (Russian learner corpus) в той его части, которая охватывает две последние категории нестандартных говорящих. Этот подкорпус создан как часть Национального корпуса русского языка в рамках сотрудничества с National heritage language resource center (UCLA) и Language science lab Гарвардского университета (под руководством М.С. Полинской) и исследовательской группы Направления фундаментальной и прикладной лингвистики филологического факультета НИУ ВШЭ под руководством Е.В. Рахилиной. Главный конструктор корпуса - Т.А. Архангельский. В состав корпуса входят тексты Учебного корпуса академической речи (Russian learner corpus of academic speech), разработанного О.В. Киселевой и А.А. Алсуфиевой, а также тексты, собранные И.Е. Дубининой и Е.С. Деньгубом.
Общий объем доступных в нем в настоящее время текстов такого рода составляет более 360 тыс. слов; все они снабжены метаразметкой, которая содержит сведения об их принадлежности к типу «эритажных» и об уровне владения автора русским языком в терминах универсальной классификации, принятой в США: IM (средний), AM (средний продвинутый), L (низкий) и др. Помимо метаразметки (данные для которой представлены американскими коллегами), тексты имеют автоматическую морфологическую разметку (с помощью программы MYSTEM), а ошибки разных типов размечены вручную. Уже в этом виде, несмотря на небольшой объем, они представляют достаточно интересный материал для исследования, однако Корпус продолжает постоянно пополняться.
1. ЭРИТАЖНЫЙ РУССКИЙ VS. РУССКИЙ КАК ИНОСТРАННЫЙ
Традиционно считается, что носители, в распоряжении которых есть две языковые системы, хорошо владея правилами основного для их повседневной жизни языка, часто совершают ошибки, обусловленные калькированием «знакомых» структур в язык, которым они владеют ограниченно. Калькирование всегда привлекало внимание исследователей процесса освоения иностранного языка (или SLA: Second language acquisition); подробнее см. [Ellis 2003]. Главная цель проводимых в этом направлении исследований -сделать обучение более эффективным, но есть и другая: понять сам процесс усвоения иностранного языка. Еще с 60-х годов прошлого века многие исследователи пытались
2 В русскоязычных работах речь наших соотечественников в иноязычном окружении уже была хорошо описана - см., например, известные труды [Гловинская 2001; Земская 2001], где такие говорящие названы «представителями русской диаспоры» и «русскоговорящими эмигрантами». В этих работах основное внимание уделяется эмигрантам первой волны, быстро теряющим знание родного языка. Нас же больше интересуют те люди, которые либо родились в семьях эмигрантов, либо эмигрировали в страну в раннем
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.