Завершая рецензию, мне хотелось бы снова подчеркнуть, что, несмотря на все высказанные выше критические замечания и обнаруженные существенные технические недочеты, я полагаю монографию М. М. Макарцева чрезвычайно ценным научным сочинением, вносящим несомненный и большой вклад в изучение эвиденциальности, и убежден, что значение этой книги выходит далеко за пределы собственно балканистики. Возможно, автору следовало бы в обозримое время подготовить исправленное переиздание книги, которая, я уверен, еще долго будет востребована специалистами по балканским языкам и типологии глагольных категорий.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES
Плунгян 2000 — Плунгян В. А. Общая морфология. Введение в проблематику. М.: УРСС, 2000. [Plungian V. A. Obshchaya morfologiya. Vvedenie v problematiku [General morphology. Introduction to the problematics]. Moscow: URSS, 2000.] Храковский (ред.) 2007 — Храковский В. С. (ред.). Эвиденциальность в языках Европы и Азии. СПб.: Наука, 2007. [Khrakovskii V. S. (ed.). Evidentsial'nost' v yazykakh Evropy i Azii [Evidentiality in the languages of Europe and Asia]. St. Petersburg: Nauka, 2007.] Aikhenvald 2004 — Aikhenvald A. Yu. Evidentiality. Oxford: Oxford University Press, 2004. Aikhenvald, Dixon (eds) 2003 — Aikhenvald A. Yu., Dixon R. M. W. (eds). Studies in Evidentiality. Amsterdam: John Benjamins, 2003. Boye, Harder 2009 — Boye K., Harder P. Evidentiality: Linguistic categories and grammaticalization. Functions of Language. 2009. Vol. 16. No. 1. Pp. 9—43. Boye, Harder 2012 — Boye K., Harder P. A usage-based theory of grammatical status and grammaticalization. Language. 2012. Vol. 88. No. 1. Pp. 1—44. Chafe, Nichols (eds) 1986 — Chafe W., Nichols J. (eds). Evidentiality: The linguistic coding of epistemology.
Norwood (NJ): Ablex Publishing Corporation, 1986. Diewald, Smirnova (eds) 2010 — Diewald G., Smirnova E. (eds). Linguistic realization of evidentiality
in European languages. Berlin: Mouton de Gruyter, 2010. Friedman 2012 — Friedman V. Enhancing national solidarity through the deployment of verbal categories: How the Albanian admirative participates in the construction of a reliable self and an unreliable other. Pragmatics and Society. 2012. Vol. 3. No. 2. Pp. 189—225. Reichenbach 1947 — Reichenbach H. Elements of Symbolic Logic. New York: Macmillan, 1947. Wiemer, Plungian (eds) 2008 — Wiemer B., Plungian V. A. (eds). Lexikalische Evidentialitäts-Marker in sla-vischen Sprachen. (Wiener Slawistischer Almanach. Sbd 72.) München: Otto Sagner, 2008.
I. A. Serzant, L. Kulikov (eds). The diachronic typology of non-canonical subjects.
Amsterdam: John Benjamins, 2013. XXVI + 354 p. (Studies in language companion series, 140). ISBN 978-90-272-0607-7*.
Мария Валерьевна Шкапа
Институт языкознания РАН, Москва, 125009, Россия; МГГУ им. М. А. Шолохова, Москва, 109240, Россия
mashashkapa@gmail.com
Maria V. Shkapa
Institute of Linguistics, Russian Academy of Sciences, Moscow, 125009, Russia; Sholokhov Moscow State University for the Humanities, Moscow, 109240, Russia mashashkapa@gmail.com
Сборник «Диахроническая типология неканонических подлежащих» содержит 13 исследований, посвященных неканоническим подлежащим, а также предисловие, включающее теоретическое введение и обзор статей (авторы: И. Сержант, К. Федриани, Л. Куликов), и заключительную обобщающую статью И. Сержанта.
* Работа автора поддержана грантом РГНФ № 12-34-01345 «Синтаксис нефинитной глагольной предикации».
Во введении авторы дают определение неканонического подлежащего как аргумента, который обладает семантическим и дискурсивным приоритетом («scores highest with regard to its discourse related and semantic properties», с. xi), но при этом кодируется нестандартным для подлежащего образом: например, выражается предложной группой в языке с преобладанием номинативно-аккузативной конструкции или согласуется с глаголом не так, как согласуются прототипические подлежащие в этом языке. При этом такая группа может быть наделена любым набором признаков грамматического приоритета (или быть их вовсе лишена).
Очевидно, что такое определение создает некоторые сложности. Во-первых, термин «неканоническое подлежащее» оказывается избыточным, поскольку его можно, как кажется, без каких бы то ни было потерь заменить на «агентивную / экспериенциальную группу». Во-вторых, как отмечают сами авторы, их «неканоническое подлежащее» может как быть, так и не быть подлежащим, что создает терминологическое неудобство. В-третьих, даже если группа наделена значительным грамматическим приоритетом, возникающая в таком случае возможность существования в предложении двух «подлежащих» противоречит интуитивному (а также вошедшему во многие определения) пониманию подлежащего как единственной в клаузе группы, наделенной максимальным грамматическим приоритетом (такая ситуация описывается, в частности, в рецензируемом сборнике в статье Л. Линд-стрём, посвященной эстонской экспериенциальной конструкции). Кроме того, не вполне понятно, зачем авторы используют также термин «подлежащеподобные косвенные объекты» («subject-like obliques») и что противопоставляет обозначаемые этим термином явления неканоническому подлежащему в их понимании.
Кажется, этой путаницы можно было бы избежать, называя неканоническими подлежащими такие группы, которые, будучи оформлены нестандартным способом (например, не номинативом и не эргативом в языках с соответствующими конструкциями в качестве «базовых»), оказываются при этом наделены не только семантическими и коммуникативными, но и грамматическими свойствами подлежащих и противопоставлены агентивным группам без грамматического приоритета — как это делается, например, в [Тестелец 2001: 347].
Продолжая говорить о явлении неканонического подлежащего, авторы приводят примеры, представляющие собой крайние случаи с точки зрения «подлежащности» этой группы: литовскую конструкцию (1), где ни один из двух «похожих» на подлежащее аргументов синтаксически подлежащим не является, и исландские экспериенциальные предложные группы, которые наделены полным набором признаков синтаксического приоритета, — а также примеры случаев, когда признаки приоритета распределены между несколькими именными группами.
(1) Man skauda galvq.
яЛАТ болит голова.АСС
'У меня болит голова' (с. xiii).
Авторы введения касаются также разницы представления неканонического подлежащего в различных синтаксических теориях; переходя к диахронии, упоминают несколько путей возникновения и развития неканонических подлежащих, описанных в литературе, и говорят о роли в этом процессе языковых контактов.
Представленная выше теоретическая часть введения (с. i-xvii) может быть использована как введение в проблематику неканонического подлежащего, поскольку рассказывает об основных исследованиях, наблюдениях и дискуссиях последнего времени, связанных с этой темой. При этом она будет понятна в том числе тем, кто раньше мало сталкивался с данным явлением.
Во введении говорится также о задачах книги: «Our idea is to present a selection of case studies on the history of non-canonical subjects from different language families and historical layers and, on the basis of the data gleaned from them, to offer diachronic and cross-linguistically valid generalizations. <...> This volume is, therefore, intended to provide a typological background for historical linguists working on syntactic reconstruction...». Однако, заявляя о создании
«типологического фона», авторы предисловия, как кажется, несколько преувеличивают: из 13 статей сборника 11 посвящены конструкциям языков индоевропейской семьи, одна — эстонскому и еще одна — языкам восточнокавказской семьи.
Основная часть сборника состоит из трех разделов о разных стадиях в развитии неканонического подлежащего: «Rise of non-canonical subjects or subject-like obliques» («Возникновение неканонических подлежащих и подлежащеподобных косвенных объектов), «Historical changes in constructions with non-canonical subjects or subject-like obliques» («Исторические изменения в конструкциях с неканоническими подлежащими или подлежащеподобными косвенными объектами»), «From non-canonical subjects or subject-like obliques to canonical subjects» («От неканонических подлежащих и подлежащеподобных косвенных объектов к каноническому подлежащему»).
Первая статья, авторства О. Фернандес-Сорьяно и А. Мендикоэчеа, написана в рамках минималистского подхода и посвящена сирконстантной предложной группе, выражающей в испанской декаузативной конструкции участника, невольно каузировавшего действие (далее называемого «ненамеренным каузатором» — «accidental causer»):
(2) A Juan se le ha roto el vaso
PREP Хуан REFL CLDAT AUX разбить.PTCP DEF стакан
'У Хуана (случайно) разбился стакан' (с. 5).
Авторы обращают внимание на то, что конструкция такого рода возможна не при любых переходных предикатах, а лишь при таких, которые обозначают смену состояния и включают два подсобытия (subevents): действие, каузирующее смену состояния, и результат смены состояния; при этом участник, выраженный в (2) предложной группой, является аргументом первого подсобытия, но не второго. Таким образом, если смена состояния происходит без каузатора, как в случае глагола palidecer 'побледнеть', предложная группа ненамеренного каузатора не может быть употреблена. Авторы показывают, что данная группа наделена некоторыми свойствами подлежащего: помимо коммуникативных свойств и линейной позиции в предложении, это способность становиться подлежащим при подъеме с глаголами типа parecer 'казаться', а также поведение наречий de nuevo и otra vez 'снова', которые могут оставлять данный аргумент вне своей сферы действия. Кроме того, тот факт, что в качестве объекта действия в декаузативной конструкции может выступать неоформленная NP — что невозможно в испанском языке для подлежащего — говорит о том, что это внутренний аргумент; следовательно, предложная группа ненамеренного каузатора может быть внешним аргументом. Таким образом, авторы полагают, что предложная группа занимает позицию подлежащего, тогда как номи
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.