«И где, когда вне песен - негде?» Лирические вопросы Бориса Пастернака
© Т. А. ХАЗБУЛАТОВА
В статье анализируется тематика лирических вопросов трех книг Пастернака: «Близнец в тучах» (1914) , «Сестра моя - жизнь» (1922) и «Когда разгуляется» (1959).
Ключевые слова: тематика лирического вопроса, риторический вопрос, Борис Пастернак, «Близнец в тучах», «Сестра моя - жизнь», «Когда разгуляется».
Количество вопросов, как и разнообразие их тем, соотносится с эволюцией лирики Пастернака, в которой максимальное число экспериментов как в области рифмы и ритма, так и в области стиля приходится на лирику периода «Сестра моя - жизнь», а минимум - на последний цикл 1950-х годов - «Когда разгуляется».
Общее число вопросов в первой книге «Близнец в тучах» - 15. Все они без исключения о мироустройстве, которое часто представляется таинственным, загадочным:
День не всегда ль порошился щепоткой Сонных огней, угрызеньем угля? Ночь не горела ль огнем самородка, Жалами стульев, словами улья?
(«Ночью... со связками зрелых горелок...», 1913).
Но при этом обязательной чертой этого мира оказывается его связь со словом («словами улья») и с мотивом творчества («самородок»). Словесное начало в этом стихотворении предлагается обнаружить и читателю: «Слышите исповедь в пьяном поклоне?».
Вопросы соотношения мира и творчества звучат и в стихотворении «За обрывками редкого сада.» (1913):
Но что скажешь ты, вздох понаслышке, На зачатый тобою прогон, Когда ширью грудного излишка Нагнетаем, плывет небосклон?
Этот вопрос - часть диалога автора с творческим началом окружающего мира. По мнению Н.А. Фатеевой [1], творчество поэта оказывается ответом на призыв природы и Творца, ответом на обращение к нему «мой сын!», как в стихотворении «Когда за лиры лабиринт.» (1913, 1928) книги «Начальная пора». Причем связь мира и творчества как будто неизбежна, время и пространство как будто подчиняются законам поэзии:
Когда ж костры колоссов выгорят И покачнутся сны на рейде, В какие бухты рухнет пригород И где, когда вне песен - негде?
(Ночное панно, 1913)
Связь мироустройства и творчества еще отчетливее проявляется в вопросах, связанных с «я». Вопрос о своем месте в мире (с осознанием особого положения поэта) возникает и на метафорическом языке образов звездного неба, названий созвездий (в согласии с заглавием книги), причем в стихотворении «Близнецы» обыгрывается, видимо, и зодиакальное созвездие, под которым родился Пастернак - Водолей: «Чьея ж косы горящим Водолеем, / Звездою ложа в высоте я замер?».
В этом, очевидно, центральном стихотворении книги, в сложной метафорической форме (еще чувствуется влияние символизма) описывается место поэта в мироздании, и вопросы предполагают единство законов, по которым живет поэт, его звездный «близнец» и мир: «Не та же ль ночь на брате, на Поллуксе, / Не та же ль ночь сторожевых манипул?».
Поэт в городе в стихотворении «Встав из грохочущего ромба...» (1913) задается вопросом: «Тогда, не нареченный некто, / Могу ли что я потерять?».
Представление об особом положении поэта в мире (опять в связи с темой города) получает свое развитие и в стихотворении «Хор» (1913):
О, разве сам я не таков, Не внятно одинок? И разве хоры городов Не певчими у ног?
Когда, оглядываясь вспять, Дворцы мне стих сдадут, Не мне ль тогда по ним ступать Стопами самогуд?
При этом если в стихотворении «Встав из грохочущего ромба.» поэт как будто становится частью города, город начинает им управлять: «Даю проспекту моей походкою играть.», то в «Хоре» говорится о преображении окружающего мира по поэтическим законам.
В форме вопроса определяется и судьба поэта: «Кто я, как не встречи краткая стрела?» («Не подняться дню в усилиях светилен.», 1913).
Таким образом, вопросы дебютной книги Пастернака касаются законов мироустройства, при этом они рассматриваются в первую очередь в связи с темой судьбы поэта и творчества.
В книге «Сестра моя - жизнь», помимо общего увеличения количества вопросов (76), резко возрастает их число в рамках одного стихотворения (например, в стихотворении «Как усыпительна жизнь» их 14).
Основной темой вопросов в «Сестре моей - жизни» становятся любовные отношения и связанные с ними разнообразные эмоции (радость, тоска, ревность), в частности, непосредственно с эмоциональным состоянием поэта и его возлюбленной связано 29 вопросов, например: «Брось, к чему швырять тарелки, / Бить тревогу, бить стаканы?», «Что тебе еще угодно?», «Куда мне радость деть свою?», «Увижу нынче ли опять ее?», «Можно ль тоску разможжить о мостовые кессоны?» и т.д.
Вторая группа вопросов наделяет эмоциональным состоянием лирического героя окружающий мир, природу, предметы: «Когда еще звезды так низко росли / И полночь в бурьян окунало, / Пылал и пугался намокший муслин, / Льнул, жался и жаждал финала?» (Степь, 1917); «Что он плачет, старый олух? / Иль видал каких счастливей?» («Mein liebchen...», 1917); «Возможно ль? Те вот ивы - / Их гонят с рельс шлагбаумами - / Бегут в объятья дива, / Обращены на взбалмошность?» (Как усыпительна жизнь!, 1917).
В вопросительных предложениях возникает тема эмоциональной стороны творчества, чувств, в него вкладываемых, которые нередко метонимически приписываются самим стихотворениям. Здесь можно говорить об отмечавшемся в исследованиях о Пастернаке принципе отражения, когда предметы, реалии окружающего мира становятся «речегенными» [2, 3]: «Чьи стихи настолько нашумели, / Что и гром их болью изумлен? / Надо быть в бреду по меньшей мере, / Чтобы дать согласье быть землей» (Болезни земли, 1917); «Куда мне радость деть мою? / В стихи, в графленую осьмину? / У них растрескались уста / От ядов писчего листа» (Наша гроза, 1917).
Одной из тем, к которым относятся вопросы в «Сестре моей - жизни», оказывается тема познаваемости мира, способности видеть, чувствовать, понимать и восхищаться окружающим: «Это полдень мира. Где глаза твои?» (Воробьевы горы, 1917); «Не стог ли в тумане? Кто поймет? Не наш ли омет?» (Степь, 1917).
Вопросы о месте и времени звучат у Пастернака как вопросы о постижении мира: «Где? В каких местах? В каком / Дико мыслящемся крае?» (Мухи мучкапской чайной, 1917).
В поиске могут быть заняты не только люди, но и звезды - они словно принимают на себя умение людей в море определять путь по звездам: «У звезд немой и жаркий спор: / Куда девался Балашов? / В скольких верстах? И где Хопер?» (Распад, 1917).
Поисками пути в мире могут задаваться и грозовые тучи: «Гроза торчит в бору, / Как всаженный топор. / Но где он, дроворуб? До коих пор? Какой Тропой идти в депо?» (Как усыпительна жизнь!, 1917).
Вопросы о месте в пространстве оказываются в соседстве с вопросами о времени, причем время определяется в подчеркнуто субъективном, «лирическом», измерении: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» (Про эти стихи, 1917); и «Куда часы нам затесать? / Как скоротать тебя, Распад?» (Распад, 1917).
Речь идет одновременно о времени отношений героя с возлюбленной (так же, как в вопросе «Увижу нынче ли опять ее?»), о времени историческом - политической ситуации конца лета 1917 года в России, и о времени «мифологическом», внеисторическом: «Наяву ли все? Время ли разгуливать?» (Конец, 1917).
В диалоге с возлюбленной, продолжающемся в сознании лирического героя, появляются и вопросы о происхождении и устройстве мира («кто велит, чтоб?»). А цепочка из 14 вопросов подчеркнута повторяющимся «Возможно ль?», что позволяет автору выразить свое состояние влюбленности: «Как усыпительна жизнь! Как откровенья бессонны!».
Итак, главные темы вопросов в книге «Сестра моя - жизнь» - любовь, разрыв и шире - напряженные человеческие эмоции, связы-
вающие внутренний мир поэта с окружающей его природой, миром вообще.
В вопросах последней книги стихов Пастернака «Когда разгуляется» не появляется новых тем, это все те же законы мироустройства, состояние природы и мира в связи с темами творчества и смерти, переживание положения художника в мире, человеческие эмоции. Заметно снижается «познавательная активность», отмеченная в начале творческого пути (и, как следствие, уменьшается количество вопросов, их всего девять в этом цикле), эмоциональная напряженность сменяется спокойным, философским созерцанием мира.
Некоторые вопросы соединяют темы творчества и любви, взаимопонимания - невозможность выразить, что происходит в душе любимой и свою полноту чувства к ней:
Разве хмурый твой вид передаст Чувств твоих рудоносную залежь, Сердца тайно светящийся пласт? Ну так что же глаза ты печалишь?
(Без названия, 1956)
Одна из постоянных тем в вопросах всех периодов лирики Пастернака - единство законов природы, времени и творчества:
Снег идет, густой-густой. В ногу с ним, стопами теми, В том же темпе, с ленью той Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время? Может быть, за годом год Следуют, как снег идет Или как слова в поэме?
(Снег идет, 1957)
Еще одна сквозная тема - изменчивость природного мира: «Что сталось с местностью всегдашней?» (Пахота, 1958).
Наконец, вопросы, затрагивающие исключительное положение артиста, влюбленного, поэта в мире - к ним Пастернак обращался, начиная от «Близнеца в тучах», во всех книгах:
К смерти приговоренной, Что ей пища и кров, Рвы, форты, бастионы, Пламя рефлекторов?
Впрочем, что им, бесстыжим, Жалость, совесть и страх Пред живым чернокнижьем В их горячих руках?
(Вакханалия, 1957)
В этих риторических вопросах речь идет об актрисе и ее возлюбленном, они не требуют ответа. Но в «Нобелевской премии» ответ на вопрос, звучащий с горькой иронией (Что же сделал я за пакость, / Я убийца и злодей?) очень важен: «Я весь мир заставил плакать / Над красой земли моей».
Так Пастернак ответил на свой главный вопрос о миссии поэта в мире.
1. Фатеева Н.А. Поэт и проза: Книга о Пастернаке. М., 2003. С. 96-97.
2. Жолковский А.К. Книга книг Пастернака (К 75-летию «Сестры моей - жизни») // Звезда. 1997. № 2. С. 193-214.
3. Фарыно Е. Дешифровка // Russian Literature. 1989. Vol. XXVI-I.
Литература
A
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.