20 Наиболее значительные из них - ферганский, ошский, осетино-ингушский конфликты, а также бакинский и сумгаитский погромы.
21 Как отмечается, "все вышеназванные конфликты являлись этническими конфликтами, поскольку противоборствующие стороны в них использовали национально окрашенную риторику и мотивацию, апеллировали к национальным чувствам и интересам, формировались по этническому признаку или боролись с определенной этнической группой". См.: Мукомель В.И. Распад России не грозит. Но опасность межнациональных конфликтов реальна // Общая тетрадь. Вестник Московской школы политических исследований, 2000. № 15. С. 37-42 (электронная версия: http://www.indem.ru/PUBLICATII/muko-melZMeznac11.doc).
22 Там же.
23 См.: Бызов Л. После Путина: стагнация или развитие? // От Ельцина до Путина: три эпохи в историческом сознании россиян. М.: ВЦИОМ, 2007.
© 2008 г.
В.И. СТАРОВЕРОВ
К ИСТОРИИ ВОЗРОЖДЕНИЯ РОССИЙСКОЙ СЕЛЬСКОЙ СОЦИОЛОГИИ
СТАРОВЕРОВ Владимир Иванович - доктор философских наук, профессор ИСПИ РАН, заслуженный деятель науки РФ.
Прежде, чем говорить о возрождении сельской социологии, хотелось бы сделать несколько оговорок концептуального характера.
Первая касается того обстоятельства, что история российской социологии имеет тот же алгоритм динамики, что и западная: зарождение, расцвет, упадок (вплоть до ухода накануне второй мировой войны в небытие), возрождение и последующее противоречивое развитие. Это обусловлено закономерностями общественно-исторического движения человечества эпох Нового и Новейшего времени, чередованием в нем стабильной динамики, кризисных и возрожденческих явлений, в том числе такими историческими феноменами, как мировые войны, экономические и цивилизационные депрессии, полосы идейно-мировоззренческих и политических реакций типа гитлеризма, маккартизма, тоталитаризма. В предвоенные и послевоенные годы социология, особенно эмпирическая, оказалась свернутой повсеместно как в СССР, так и в большей или меньшей степени на Западе. И тому были не только субъективные, но и объективные причины.
Вторая оговорка касается того, что сельская ветвь в истории становления, развития и возрождения российской социологии имеет для нее большую значимость, чем для западной. В российской социологии вплоть до недавнего времени преобладал акцент на приоритет коллективных, общественных интересов и прав. Западная деревня стояла на обочине социологических интересов осмысления магистралей утверждения нового общественного бытия, и сельская ветвь была своего рода дичком, привитым к древу социологии, взраставшему в городском социальном пространстве. Во втором случае само древо произрастало больше в сельском пространстве и именно от него отпочковывались иные ветви социологического познания. Запад расстался с общинной организацией за 4-6 веков до появления социологии, а в России зарождение и развитие классической социологии пришлось на эпоху такой зрелости в ней общинного бытия, которая позволяла многим обществоведам - А. Герцену, Н. Чернышевскому,
К. Марксу надеяться на возможность перехода из феодализма в социализм, минуя капиталистическую формацию.
Третья оговорка связана со спецификой характера возрождения сельской социологии на Западе и в России. Она вытекала из особенностей предыдущего развития ее в разных цивилизационных и общественных условиях, ибо в принципе как в России, так и на Западе, сельская проблематика была в центре внимания почти всех основоположников классической социологии. Западные классики К. Маркс и М. Вебер, Э. Дюркгейм и В. Зомбарт, Ф.Теннис и А. Радклифф-Браун, П. Сорокин и С. Циммерман, Ф. Знанецкий, У. Томас и другие имели труды, посвященные сельским проблемам или рассматривавшие в сельском социальном пространстве более общие процессы общественного развития. Их внимание к селу объяснялось острыми противоречиями, которыми сопровождался происходивший в данный период переход от традиционного крестьянского общества к индустриальному, раскрестьяниванием деревни, массовой миграцией в города, ростом безработицы и иными негативными явлениями.
В целом эмпирическое исследовательское поле классической прикладной социологии на Западе с самого начала концентрировалось на изучении рабочего класса, буржуазии и бюрократии. Деревня и аграрное дело интересовали социологов как источник капитализации общества. И поскольку парцеллярное крестьянствование укоренилось на Западе до возникновения социологии, то последняя имела объектом изучения индивидуальные субъекты аграрного хозяйствования, которые органично вписывались в парадигму капиталистического развития. По завершении перехода западной деревни в мало актуальную периферию капиталистического развития интерес к сельской социологии на Западе угас. Ее тематика вошла в предметное поле других наук, в основном этнографии, антропологии и социальной психологии отсталых народов и племен.
Возрождение интереса к сельской социологии произошло здесь после Второй мировой войны. Оно было вызвано необходимостью объяснить феномен активизации участия крестьянства в национально-освободительных войнах, поскольку именно крестьянство стало в то время во всех колониях и доминионах основной силой антиколониальных движений. Исследования Э. Вольфа, Дж. Вомак, А. Ноува, Р. Редфильда, Т. Шанина, X. Фридмана и других социологов, в основном крестьяноведов, проводились преимущественно в странах "третьего мира" или базировались на вторичном анализе данных об изменениях в деревне и в сельском хозяйстве социалистических стран.
Своим возрождением современная западная крестьяноведческая сельская социология во многом обязана английскому советологу, в дальнейшем - русологу, Т. Шанину. Именно он реанимировал в 60-70 годы XX столетия, - с целью активизации критики колхозно-совхозного строя, популярную некогда теорию устойчивости индивидуального крестьянского хозяйства А.В. Чаянова, с которой разошлась реализованная на практике концепция коллективизации советского крестьянства. Организовав выпуск многотомного собрания сочинений Чаянова, Шанин пробудил у западных социологов интерес к крестьяноведению.
И здесь коснемся третьей оговорки, связанной со спецификой развития российской, особенно сельской, социологии. Чтобы понять ее, придется, прежде чем говорить о послевоенном возрождении, кратко рассмотреть характер ее институализации. Если Запад к моменту создания теоретико-методологических основ прикладных социологических исследований был уже более чем наполовину урбанизирован, то Россия почти на 9/ю оставалась сельской, и потому как теоретическая, так и прикладная социология развивались здесь в основном в сельском социальном пространстве. Этому способствовала солидная предшествовавшая база опросных обследований. Они известны, согласно русским летописям, еще со времен домосковской Руси. Масштабные протосоциологические анкетирования "российских городов и весей" организовывал канцлер петровской эпохи Ягужинский. Во второй половине XVIII в. в Комиссии Уложения Законов были собраны сотни "сказок", представлявших собою мини-моногра-
фические описания социально-экономического положения отдельных сельских волостей разных губерний Европейской части России. Регулярные переписи податного населения и крупномасштабные обследования состояния сельской глубинки, подобные тем, какие были проведены правительственной Валуевской Комиссией во второй половине XIX в. и в больших количествах проводились земствами, логично переросли в практику социологических исследований.
И потому теоретическая социология в России началась с общинно-народнических рефлексий А. Герцена, М. Петрашевского, Н.Чернышевского, а прикладная - с фундаментальной монографии В. Берви-Флеровского "Положение рабочего класса в России" (1869 г.), в которой, несмотря на ее урбанистическое название, автор исследовал условия труда и быта сельскохозяйственного населения, особенно батрацкого, и анализировал общественные типы организации аграрного труда, производственных отношений в сельском хозяйстве, прежде всего, в помещичьем, крестьянско-общинном и кулацком хозяйствах.
До Октябрьской революции 1917 г. эмпирические социологические исследования различных сторон сельской жизни проводили П. Матвеев, В. Посников, А. Пругавин, М. Харузин, Н. Янчук и др. Князь В. Тенишев организовал уникальное по степени системности и масштабам исследование российской сельской глубинки (равного ему и впоследствии никто в мире провести не смог), а сельский врач А. Шингарев - столь же уникальное, имевшее большой резонанс в обществе, монографическое "социально-гигиеническое" обследование воронежских сел Новоживотинное и Маховатка. Подобные шингаревскому обследования проводили десятки и сотни других врачей, агрономов, писателей, земских деятелей, активистов дворянских собраний. Н. Успенский собирал материалы для своих известных очерков "Власть земли", используя, помимо направленных интервью с крестьянами, паспорта социальных обследований поселений. А. Чехов и Л. Толстой не только приняли участие в качестве переписчиков в первой Всероссийской переписи населения, но и сами провели ряд анкетных опросов: один на Сахалине и в калужских, другой в тульских деревнях. Накануне первой мировой войны каждый уезд европейской части России и большинство зауральских уездов имели основанные на этих обследованиях социальные (краеведческие) паспорта, благодаря чему Россия становилась "прозрачным" обществом.
После Октябрьской революции, благодаря энтузиазму А. Большакова, А. Чаянова, П. Литошенко и других известных аграрников старой формации, социологические исследования в стране возобновились с еще большим размахом. Массовой стала практика монографических обследований сел, волостей, уездов. Первое такое обследование было проведено А. Тодорским уже в 1918 г. в Пошехонье. А.Большаковым в рамках краеведения были организованы социологические обследования более 600 сельских уездов. Повторил шингаревское обследование воронежских сел К. Шуваев с коллегами. Широкомасштабные статистико-социологические обследования проводились в сельской местности В. Немчиновым, С. Струмилиным, А. Хрящевой, социоло-го-по
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.