по истории консерватизма, книга не содержит ни апологетических, ни осуждающих презумпций. Такой сбалансированный, объективный подход к столь сложной теме можно считать характерной чертой сложившейся в последнее десятилетие в Воронеже научной школы, представители которой много и плодотворно занимаются связанными с консерватизмом сюжетами2. Книга А.О. Мещеряковой, несомненно, является достойным вкладом в дальнейшее развитие этой школы.
И.А. Христофоров, кандидат исторических наук (Институт российской истории РАН)
Примечания
1 Martin A. Romantics, Reformers, Reactionaries: Russian Conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. DeKalb, 1997; Вишленкова E.A. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в
России первой четверти XIX века. Саратов, 2002; Зорин А. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIX века. М., 2004; Против течения: исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX столетия / Отв. ред. А.Ю. Минаков. Воронеж, 2005; Альтшуллер М. Беседа любителей русского слова. У истоков русского славянофильства. М., 2007. См. также: Минаков А.Ю. Русский консерватизм в современной российской историографии: новые подходы и тенденции изучения // Отечественная история. 2005. № 6. С. 133-142.
2 См., напр.: Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее. Воронеж, 2001; Консерватизм в России и мире. Ч. 1-3. Воронеж, 2004; Российская империя: стратегии стабилизации и опыты обновления. Воронеж, 2004; Против течения...; Консерватизм в России и Западной Европе. Воронеж, 2005; и др.
К.С. Чернов. Забытая конституция: «Государственная Уставная грамота Российской империи». М.: Институт бизнеса и политики, 2007. 278 с.
Проблема реформирования государственного строя Российской империи в первой четверти XIX в. является одной из наиболее дискуссионных в отечественной историографии. Вот уже более полутора веков историки спорят о возможности (или невозможности) реализации конституционной альтернативы развития страны во время правления Александра I. При этом в центре их внимания находятся такие проекты государственных преобразований, как «Жалованная грамота российскому народу» 1801 г., «Введение к Уложению государственных законов» М.М. Сперанского 1809 г., «Уставная грамота Российской империи» H.H. Новосильцева 1818-1820 гг., разрабатывавшиеся по личному указанию и при непосредственном участии Александра I. Можно ли считать эти проекты конституционными? Какие цели преследовал Александр I при их разработке? К каким изменениям в политическом и социально-экономическом развитии России могла привести реализация этих проектов? Почему они все же не были опубликованы? Таков далеко не полный перечень вопросов, встающих перед исследователями реформ александровского царствования.
Стоит также отметить, что интерес историков к данной проблеме, как правило, обострялся в периоды, когда вставал вопрос об очередном реформировании политической системы и
выборе путей дальнейшего развития страны. В поисках аналогий взгляд исследователей невольно обращался к событиям начала XIX в. Таким был рубеж XIX-XX вв., когда вышли в свет фундаментальные труды Н.К. Шильдера, вел. кн. Николая Михайловича, А.Н. Пыпина, а также 1980-е гг., когда отечественную историографию обогатили монографические исследования Н.В. Минаевой, М.М. Сафонова, С.В. Ми-роненко, А.Н. Медушевского, А.Н. Сахарова и других ученых, с разных сторон рассматривавших реформы Александра I1. В последнее время интерес к этой теме несколько угас, хотя нельзя сказать, что вышеобозначенные проблемы получили полное и однозначное решение. Тем отраднее факт появления монографии К.С. Чернова, органически вписывающейся в историографию отечественного конституционализма. Учитывая незавершенность конституционного и политического реформирования современной России, избранная автором тема выглядит особенно актуальной и своевременной.
Рецензируемая монография состоит из двух частей и многочисленных приложений, составляющих около половины ее объема. В центре внимания исследователя находится подготовленная авторским коллективом во главе с Новосильцевым «Уставная грамота Российской империи», которая должна была стать своеобразным «финальным аккордом»
всей реформаторской деятельности Александра I, но в силу ряда причин так и не была введена в действие. В первой, источниковедческой части монографии Чернов тщательно анализирует все известные на данный момент редакции «Уставной грамоты» и их варианты: «список Шмидта» и «список Шеллера» первой редакции (так называемого «Краткого изложения основ»), «список Паскевича» и копии с опубликованной А. Гродынским второй редакции, являющейся основной, списки третьей редакции («Общий свод предметов, входящих во вторую и третью книги проекта "Органического регламента"»), впервые изданные Гродынским в 1831 г. в качестве приложения ко второй редакции. Автор приходит к выводу, что господствовавшая в историографии точка зрения, согласно которой 3 известные редакции «Уставной грамоты» датировались соответственно 1818— 1819, 1820 и 1823-1824 гг., не совсем верна2. На основе изучения корпуса текстов «Уставной грамоты» и примыкающих к нему сопутствующих документов Чернов предлагает иную датировку: первая редакция, по его мнению, появилась не ранее октября 1819 г. (при этом, в отличие от Г.В. Вернадского и С.В. Мироненко, он считает, что никакого прототипа первой редакции, датируемого 1818 г., не существовало); вторая редакция датируется концом лета - началом осени 1820 г.; третья, представляющая собой развернутое оглавление, - весной-летом 1824 г. (с. 47, 49, 51). Вопрос о языке оригинала решается Черновым следующим образом: если источником статьи является норма, взятая из французского или немецкого законодательства, то языком оригинала является французский; если же в основе статьи лежат русские правовые реалии, то языком оригинала является русский (с. 30). Подобный вывод следует признать вполне обоснованным и логичным.
Главным идеологом всех трех редакций и общего замысла «Грамоты» Чернов считает Александра I. Работа над ее текстом велась в варшавской канцелярии Новосильцева, однако конкретных авторов, по мнению Чернова, установить невозможно (с. 49). Участие французского юриста П.И. Дешама и кн. П.А. Вяземского сводилось лишь к переводам зарубежных первоисточников и секретарской работе. Подобное мнение, особенно в отношении Вяземского, представляется весьма спорным. Автор ссылается на молодость Вяземского (27 лет) и равнодушное отношение к выполняемой работе над проектом «Грамоты», высказанное им в ряде писем к А.И. Тургеневу в 1818-1819 гг. Однако, во-первых, еще Мироненко доказал, что в данном случае равнодушие относилось не к работе над «Уставной грамотой», а к переводу Конституционной хартии
Царства Польского, который действительно представлял собой рутинный и чисто механический процесс, не вызывавший у князя особого воодушевления и интереса3. Во-вторых, автор не учитывает политические взгляды Вяземского, близкие к мировоззрению декабристов. К тому же Чернов использует переписку только с А.И. Тургеневым, тогда как в письмах к С.И. Тургеневу Вяземский недвусмысленно показывает свою заинтересованность и прямую причастность к разработке текста основной редакции «Уставной грамоты», сетуя на разногласия с Александром I по поводу ряда ее положений4.
Во второй части монографии («Конституция или администрация») излагается концепция автора, его видение сущности и назначения «Уставной грамоты». Эта часть работы состоит из трех глав: в первой главе («Теория мудреца на троне») рассматривается европейское понимание конституции, суверенитета и монархического принципа в 1810-х гг., а также их воплощение в тексте «Грамоты»; во второй главе («Теория общественного договора») анализируется место представительных органов в системе предполагаемого в «Грамоте» нового административно-территориального устройства Российской империи, юрисдикция сеймов, их организационная структура, порядок выборов; в третьей главе («Теория разделения властей») характеризуется структура административного управления империей, соотношение законосовещательных, исполнительных и судебных органов согласно проекту «Уставной грамоты».
По мнению Чернова, «Уставная грамота Российской империи» - не конституция, а всего лишь проект административного реформирования империи, в основном затрагивающий деятельность исполнительных органов власти в центре и на местах. Основная цель «Грамоты» -«законодательно закрепить самодержавный, ничем не ограниченный статус абсолютистской власти», завершить процесс его институциона-лизации (с. 80). Никакого ограничения власти монарха не должно было произойти. Предусмотренное в «Грамоте» народное представительство фактически таковым бы не являлось, а организация сеймов означала бы попытку «создать постоянно действующий институт сбора информации с мест... канал ретрансляции мнений, настроений, потребностей различных территорий державной власти». Это была бы своего рода «постоянно действующая Уложенная Комиссия» (с. 95). Принцип же разделения властей, по мнению Чернова, сводился в «Грамоте» к чисто формальному «отделению друг от друга различных частей административного управления» (с. 110). Автор не усматривает в «Грамоте» никаких признаков федерализации
административно-территориального устройства России, а создание наместничеств, в которых, по сути, копировалась структура центральных органов власти, воспринимается им как окончательная реализация принципа унитаризма (с. 112). Как считает Чернов, раздел «Уставной грамоты» о правах и свободах личности (глава 3) не свидетельствовал о внедрении в российское законодательство буржуазных правовых норм: произошла всего лишь четкая структуризация сословных прав и привилегий подданных императора, а сами права и свободы имели сословное значение или носили декларативный характер (с. 79-80).
Таким образом, по мнению автора, в случае реализации «Уставной грамоты» не должно было произойти никаких серьезных изменений ни в форме правления, ни в форме государств
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.