ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ
№ 2 2013
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Конференция «Природа эвиденциальности» («The nature of evidentiality») и круглый стол «Документирование эвиденциальности» («Documenting evidentiality»). Лейден, 2012
С 13 по 16 июня 2012 г. Лейден можно было по праву считать мировой столицей эвиденциальности. В эти дни в Университете Лейдена проходила конференция «П рирода эвиденциальности» («The nature of evidentiality»), перед которой состоялся круглый стол «Документирование эвиденциальности» («Documenting evidentiality»). По количеству представленных докладов (более двадцати докладов, пять лекций и три постера на конференции, шесть докладов на круглом столе), разнообразию тем и широте географии участников этот научный форум значительно превосходил все предыдущие конференции по эвиденциальности, включая самую первую, состоявшуюся в Беркли в 1981 г. [Chafe, Nichols 1986]. Нам уже приходилось говорить, что в последние три десятилетия мы наблюдаем значительное усиление интереса к этой грамматической категории, выражающей указание на источник информации [Макарцев 2009]: это выражается и в экспоненциальном росте публикаций по эвиденциальности, и в увеличении количества языков, в которых находят грамматические показатели эвиденциальности (до четверти от всего количества известных языков, по подсчетам А. Айхенвальд [Aikhenvald 2004: xii]), и в расширении спектра «эвиден-циальных тем» (см., например, исключительно активизировавшиеся в последние пять лет исследования неграмматических средств выражения эвиденциальности, которые позволяют обнаружить эту категорию, пусть и на семантическом уровне, в языках «среднеевропейского стандарта» [Wiemer, Plungjan 2008; Wiemer, Stathi 2010] и др.).
Круглый стол накануне конференции был открыт докладом Т. Петерсона (США) «Документирование эвиденциальности: современное состояние вопроса», в котором в сжатом виде была представлена история исследования эвиденциальности. Для настоящего
этапа Т. Петерсон совершенно верно указывает на совершающийся переход от поиска концептуальной рамки эвиденциальности и определения ее основных семантических признаков к систематическому рассмотрению эвиденци-ального маркирования на разных языковых уровнях (семантика, синтаксис и прагматика использования эвиденциальности; эвиденци-альность и дискурс). Исключительно ценным был опыт выделения «набора диагностических тестов для фиксации эвиденциальных значений» (a /basic/ toolkit for documenting evidential meanings): исходить было предложено из опробованных в лингвистике синтаксических и семантических тестов, и была представлена их классификация с примерами. В то же время Т. Петерсон справедливо указал, что такие тесты проверяют скорее статическое значение эвиденциалов, а реальная картина их использования в языке ускользает от взглядов исследователей. Заметим, что это, бесспорно, шаг вперед по отношению к ситуации, частой в недавнем прошлом, когда значение эвиденциа-лов выводилось не из тестовых контекстов, а из случаев употребления в некотором корпусе текстов (например, в художественной литературе). Здесь ни в коем случае не идет речь о преимуществе одного метода перед другим: всегда важно представлять себе, какой результат может дать тот или иной вид анализа, и исследования на основе корпуса текстов помогли заложить фундамент для создания набора тестов и определения ядерных значений эвиденциальности и ее концептуальных рамок; но теперь настает время двигаться дальше. А дальше перед нами открывается широкая перспектива, и исходить предлагается из функционирования эвиденциальности в дискурсе, нарративах и «естественных диалогах» [natural conversation - более подробно о перспективах этого направления говорил на круглом столе Д. Хинтц (Великобритания)], определения влияния на функционирование эвиденциаль-
ности социокультурных факторов, ее «шиф-терной» (по Якобсону) природы. Как несложно заметить, эти направления уже достаточно давно были представлены в исследованиях (в частности, в том же сборнике [Chafe, Nichols 1986]). Нам представляется, что в ближайшем будущем мы увидим скорее количественные, чем качественные изменения в спектре эвиден-циальных тем.
Остальные выступления круглого стола были посвящены более частным проблемам описания эвиденциальности в отдельных языках и генетически связанных группах языков. Отметим только доклад Р. Дэшен (Канада) «Что устные нарративы могут рассказать нам об эвиденциальности», в котором сравнивались записи разговорной речи носителей английского (по [Chafe 1986]) и носителей равнинного кри (алгонкинские языки). Как кажется, наиболее важным результатом сопоставления было то, что функционирование эвиденциальности может сильно варьировать от носителя к носителю, поскольку некоторые из них используют эвиденциалы для маркирования ключевых точек пространства текста; в частности, различия в стратегиях, используемых разными носителями, могут иногда быть сильнее, чем между английским и равниным кри в целом. Синтаксический анализ выявляет в «избыточном использовании репортатива» (reportative concord) достаточно четкую тенденцию: показатели репортатива отмечают конец составляющих в сложном предложении. Представляется, что это - проявление тенденции, известной на материале балканских текстов, когда эвиден-циальность маркирует ключевые места текста (начало, конец, границы между эпизодами - об этом см. нашу работу [Makartsev 2010]).
Структуру конференции задавали пять лекций, которые открывали утренние и вечерние заседания. В лекции П. С пи с (США) «Эви-денциальные ситуации» была сделана попытка рассмотреть эвиденциалы как операторы отношений. По словам П. Спис, это связывает эви-денциальность с такими категориями, как время и вид, а различия между ними состоят в том, что если время и вид указывают на временные отношения, то эвиденциальность указывает на отношение между ситуациями (эвиденци-альной ситуацией ES, дискурсной ситуацией DS, информационной ситуацией IS). Это дает возможность классифицировать разные виды отношений между ситуациями: прямая эви-денциальность: IS С ES, IS С DS; ситуации, связанные с личным опытом говорящего (Ego): IS С ES, IS С DS; косвенная эвиденциальность: IS Ж ES, IS С DS; репортатив: IS Ж ES, IS Ж DS и так далее. Эта классификация может включать заведомо больше пунктов, чем выделяется
семантических параметров эвиденциальности. Существенно, что разные виды отношений между ситуациями могут разным образом воплощаться в языках, в частности, как показывает проведенный П. Спис анализ, в тибетском маркер 'dug указывает на включение эвиден-циальной ситуации в информационную ситуацию, а shag - на включение информационной ситуации в эвиденциальную. Это подводит ее к следующему выводу. Значения «косвенной эвиденциальности», «инференциальности», «визуальности» и т.д. на самом деле не являются определяющими в семантике форм, которые мы обычно называем эвиденциалами: разные отношения между свидетелем, говорящим, основанием для логического вывода (inference) и другими участниками эвиденциальной ситуации зависят от отношения между эвиденциаль-ной и информационной ситуациями.
Дэниел Х и н т ц (Великобритания) посвятил свою лекцию категории «общего знания», которую он рассматривает как «знание, совместно создаваемое в процессе языкового взаимодействия». Это явление неразрывно связано с дискурсом и кодируется через противопоставление маркеров, указывающих на новую для говорящего информацию, получаемую в процессе общения, и маркеров, указывающих на осуществившийся факт введения этой информации в круг общих знаний собеседников. Д. Хинтц приводит примеры из кечуа и корейского языков, перечисляя и другие языки, в которых, по всей видимости, можно выделить эту категорию. При всей нетривиальности этой категории у нас вызывает сомнения, следует ли ее рассматривать как вид эвиденциальности. По крайней мере, из слов автора следует, что основное значение этой информации связано не столько со способом получения информации, сколько с делением информации по (не) принадлежности обоим участникам коммуникации (shared knowledge! non-shared knowledge), то есть мы имеем дело скорее с дискурсивной прагматической категорией, чем с эвиденци-альностью в строгом смысле этого слова, у которой все-таки есть вполне определенные рамки. Было бы интересно проинтерпретировать категорию «общего знания» через толкование эвиденциальности как реляционной категории, предложенное П. Спис; возможно, такой подход позволил бы ввести «общее знание» в рамки эвиденциальности. Д. Хинтц предлагает опыт интерпретации отношения «общего знания» к эпистемической модальности и указывает, что, поскольку оба эти понятия конвенциональны, их связь на самом деле зависит от того, как мы их толкуем: так, если принять определение эпистемической модальности, данное Й. ван дер Ауверой и В.А. Плунгяном
[van der Auwera, Plungian 1998], то «общее знание» входит в ЭМ; если же обратиться к толкованию Я. Нёйтса [Nuyts 2001], то это две непересекающиеся категории. «Общему знанию» был также посвящен доклад Дайаны Х интц (Великобритания) - на материале языка кечуа (диалекты провинции Сихуас в центральном Перу) и Х. Бергквиста (Швеция) - на материале языка коги (колумбийские чибчанские языки).
М. Шеннер (Германия) в своей лекции «Структуры для интерпретации эвденциаль-ности» рассмотрел эвиденциальность с точки зрения формальной семантики и остановился на двух видах структур: (1) «эвиденциальное условие» (evidential condition), т.е. модель эви-денциальности как реляционной структуры; (2) моделирование функционирования эви-денциальности в контексте. М. Шеннер применил эти структуры для анализа эвиденциа-лов в подчиненных предложениях (embedded evidentials).
Ф. де Хаан (США) предложил опыт решения проблемы разграничения примеров с модальными и эвиденциальными значениями в корпусах голландского и английского языков, основанный на статистическом анализе всех возможных формально разграниченных конструкций.
Р. Дешэн (Канада) в лекции на конференции обращалась к некоторым темам, уже затронутым ею в докладе на круглом столе, но в основном соср
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.