Славяноведение, № 1
© 2015 г. В.И. КОСИК
КОНСТАНТИНОПОЛЬ - РУССКАЯ ДОРОГА
Москва и град Петров, и Константинов град -Вот царства русского заветные столицы... Но где предел ему? И где его границы -На север, на восток, на юг и на закат? Грядущим временам судьбы их обличат...
Семь внутренних морей и семь великих рек... От Нила до Невы, лт Эльбы до Китая, От Волги по Ефрат, от Ганда до Дуная... Вот царство русское. и не пройдет вовек, Как то провидел дух и Даниил предрек.
Тютчев Ф.И. «Русская география»
«Константинополь рано или поздно должен быть наш»
Достоевский Ф.М.
Статья посвящена истории идеи «русского Константинополя» в философии, публицистике, политической, религиозной и военной мысли. Идеи, мечты, проекты по овладению Царьградом и водружению креста над св. Софией рассматриваются в сочетании с последующими планами России, особенно во время войн на Балканах конца XIX - начала XX вв.
The article displays the «Russian Constantinople» in philosophy, political and military, religion writings. Ideas, dreams, and projects of taking-over Tsargrad and raising the cross over the St. Sophia Cathedral are considered in the context of later Russian plans regarding the city, especially during the wars, Russia was carrying on in the Balkans in the late nineteenth - early twentieth centuries.
Ключевые слова: Константинополь, Восточный вопрос, православие, славянская конфедерация, славяно-азиатская цивилизация.
С идеей возвращения этого знаменитейшего города, столицы Византийской империи были связаны философские, политические и стратегические построения многих знаменитых ученых мужей, дипломатов, военных, царей и их преемников. Известна идея монаха псковского Елеазарова монастыря иосифлянина Филофея «Москва - третий Рим», сформулированная им в XVI в. в одном из посланий. В ней отразилась мысль о богоизбранности русского православного народа и одновременно нашла подтверждение теория «длящегося Рима». (В XV в. после падения Константинополя в 1453 г. митрополит всея Руси Зосима уже высказался в этом смысле о Москве как о «новом граде Константина» - новом православном
Косик Виктор Иванович - д-р ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.
центре мира.) Здесь можно традиционно вспомнить греческий проект, предполагавший восстановление Византийской империи во главе с правителем из русского царского Дома. Напомнить, что в 1787 г. во время известного крымского путешествия Екатерины Великой на воротах Севастополя по ее повелению была сделана надпись: «Дорога в Константинополь».
Имевшая религиозно-исторический характер, эта идея по мере продвижения России на Балканы приобретала ярко выраженную политическую окраску, особенно во второй половине XIX в. И совсем не случайно в тогдашних разговорах о политике России в этом регионе бытовала притча о черепахе, медленно продвигающейся к далекому ручью со светлой и чистой водой, перед ней встают различные препятствия, но она упорно движется к заветной цели. Здесь черепаха - Россия, ручей - Константинополь.
И дело тут не в одном историческом мессианизме - водружении креста над храмом св. Софии. Вспомним «русского ястреба» Николая Павловича Игнатьева, который подчеркивал, что его империи тесно в Черном море и она должна - прямо или косвенно - владеть Проливами для обеспечения безопасности и благосостояния юга страны. По его мнению, Россия вынуждена стремиться к господству в Константинополе уже только для того, чтобы хранить ключи от своего дома у себя, а не в руках турецкого султана [1. Кн. 7. С. 79].
Кстати, великий везир Фуад-паша в политическом завещании (1869) писал султану Абдул-Азису о том, что расширение России на восток есть фатум и «если бы он был русским министром, то перевернул бы мир для захвата Константинополя» [1. Кн. 7. С. 79].
Любопытно здесь привести и мнение англичанина Кобдена. В 1830-х годов в памфлете «Россия; лекарство против русофобии. Написано манчестерским фабрикантом» он, в частности, подчеркивал: «Если бы С.-Петербургское правительство было перенесено на берега Босфора, то на месте хижин, образующих сейчас турецкую столицу, менее чем через 20 лет вырос бы блестящий и богатый европейский город; здесь выросли бы великолепные здания, возникли бы ученые общества, процветали бы изящные искусства. Если бы русское правительство действительно достигло такой силы, оно прекратило бы войну с мечом в руках и начало бы борьбу против варварства, сооружая железные дороги, строя мосты, способствуя накоплению капиталов, росту городов и успехам цивилизации и свободы [...] Рабство, оскверняющее Константинополь, немедленно исчезло бы» [2. Т. 10. С. 45].
Здесь я хотел бы вначале представить видение Константинополя, его значения и судьбы в текстах Н.Я. Данилевского, Ф.М. Достоевского, К.Н. Леонтьева. Причем, сразу хочу отметить, что не вкладываю какого-либо сугубо отрицательного содержания в слово «панславизм». Для меня это, как и для многих других, есть идея объединения славянства.
В 1864 г. русский дипломат, философ, публицист Константин Николаевич Леонтьев высказал несколько сумасшедшую идею о создании Фракийского или Фра-ко-Македонского княжества во главе с русским князем. По его мнению, это могло бы положить конец греко-болгарскому церковному вопросу.
Может быть, здесь следует еще добавить, что претенциозные мечты об этом городе витали и в головах болгар, и, в особенности, греков с их идеей воссоздания эллино-византийской империи. Нелишним представляется напомнить, что после поражения Турции в Первой мировой войне Греция рассчитывала получить «исторические» земли, захваченные ранее турками у Византии и расширить территорию страны на север и на восток [3. № 4. С. 230].
В отличие от балканских политиков с их национально-великодержавными построениями, Константин Николаевич Леонтьев в «восточных» построениях шел дальше и дальше, пока не остановился на образовании славянской конфедерации
под гегемонией России, призванной стать щитом против Запада с его революциями в области духа. Именно здесь он видел пути решения Восточного вопроса.
В чем же была его суть? Традиционное объяснение историков можно, грубо говоря, свести к разделу владений «разлагающейся» Оттоманской империи. Но здесь я хотел бы предоставить слово Федору Михайловичу Достоевскому, который писал: «Восточный вопрос есть в сущности своей разрешение судеб православия. Судьбы православия слиты с назначением России. Что же это за судьбы православия? Римское католичество, продавшее уже давно Христа за земное владение, заставившее отвернуться от себя человечество и бывшее таким образом главнейшей причиной «матерьялизма» и атеизма Европы, это католичество естественно породило в Европе и социализм. Ибо социализм имеет задачей разрешение судеб человечества уже не по Христу, а вне Бога и вне Христа, и должен был зародиться в Европе естественно, взамен упадшего христианского в ней, по мере извращения и утраты его в самой церкви католической. Утраченный образ Христа сохранился во всем свете чистоты своей в православии. С Востока и пронесется новое слово миру навстречу грядущему социализму, которое, может, вновь спасет европейское человечество. Вот назначение Востока, вот в чем для России заключается Восточный вопрос. Но для такого назначения России нужен Константинополь, так как он - центр восточного мира» [4. Т. 26. С. 85].
Для Леонтьева - это, прежде всего, священное наследство православной России. Воплощение идеи о русском Царьграде означало для Леонтьева силу и крепость православной, самодержавной империи, гибель которой откладывалась бы на неопределенное время. Захват Царьграда связывался им не столько с освобождением славян, сколько с «развитием своей собственной оригинальной славяноазиатской цивилизации» [5. Т. 5. С. 420].
Это был бы не крестовый поход, а своеобразная крестовая оборона. И здесь главная задача отводилась формированию восточноправославной политической, религиозной, культурной - но ни в коем случае не административной - конфедерации славянских стран. Именно эта конфедерация под гегемонией самой неславянской и в то же время славянской России должна была обеспечить «новое разнообразие в единстве, все славянское цветение», стать оплотом против пошлого европеизма и обеспечить себе духовную независимость» [5. Т. 5. С. 255].
В несколько ином ключе писал Николай Яковлевич Данилевский в знаменитом труде «Россия и Европа»: «Под этнографическим условием, славяне действительно должны составить федерацию; но федерация эта должна обнять все страны и народы - от Адриатического моря до Тихого океана, от Ледовитого океана до Архипелага [...] под водительством и гегемониею цельного и единого Русского государства» [6. С. 385].
Причем в названную федерацию должны «волею или неволею, войти те неславянские народности (греки, румыны, мадьяры), которых неразрывно, на горе и радость, связала с нами историческая судьба, втиснув их в славянское тело» [6. С. 386].
Здесь только можно заметить, что не так уж они были «втиснуты», та же Греция имела выход к морю. Да и сама идея, связанная с «обязательностью вхождения», несла в себе семена разрушения конструируемого «союза»: больше было разъединяемого, нежели соединяемого, достаточно вспомнить культуру.
В то же время Данилевский весьма трезво оценивал ситуацию, когда писал, что «дозволено, конечно, опасаться, чтобы Константинополь, сделавшись столицею России, не привлек к себе в слишком значительной степени нравственных, умственных и материальных сил России и тем не нарушил в ней жизненного равновесия.
Итак, Константинополь не должен быть столицею России, «не должен сосредотачивать в себе ее народной и государственной жизни - и, следовательно, не
должен и входить в непосредственный состав Русского государства [...] освобожденный Константинополь, преображенный в настоящий Царьград, должен быть сам по себе, чем-то больше, нежели столицею Русского царства, в отношении же к России быть меньше этого; не должен быть с нею в слишком тесной связи, иметь такое материнское значение, на которое имеет право только Москва. Одним словом, Царьград должен быть ст
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.