К Р И Т И К А И Б И Б Л И О Г Р А Ф И Я
ОБСУЖДЕНИЕ КНИГИ
Л.Б. АЛАЕВ. ИСТОРИЯ ВОСТОКА. ПЕРВОБЫТНАЯ ЭПОХА. ДРЕВНОСТЬ.
СРЕДНИЕ ВЕКА. НОВОЕ ВРЕМЯ.
Учебное пособие. М.: РОСМЭН. 2007.
© 2009 М.А. ЧЕШКОВ, А.М. ПЕТРОВ, Д.М. БОНДАРЕНКО,
А.В. ГОРДОН, Е.Б. РАШКОВСКИЙ, |С.М. ИВАНОВ]
М.А. ЧЕШКОВ (ИМЭМО РАН). Работа Л.Б. Алаева появилась вовремя, ибо в ней поставлен актуальный вопрос о необходимости поворота исторической науки к пониманию истории как единого процесса, где общие закономерности определяют особенности, или, короче, поворота к универсалистской версии истории вообще и Востока преимущественно. Ведь изучение Востока есть ключевой момент в проблеме "общего и особенного", этого вечного вопроса и марксистской, и постмарксистской историографии мировой истории.
Этот поворот реализуется Л.Б. Алаевым через критику западоцентристских версий универсализма, в том числе марксистских, что свидетельствует о самокритичности автора. Другой - позитивный - путь к обновлению универсалистской истории намечен в работе через соединение цивилиза-ционного и формационного подходов, а также через отслеживание оппозиции "Восток-Запад" как сквозной закономерности мировой истории. Насколько последовательно и продуктивно "работают" эти оба механизма обновления?
Первый механизм, где "цивилизации" есть смысловая ось (идея смыканий цивилизаций), что отличает подход автора от эклектического соединения этих фундаментальных идей (см., например, работы Р. Ланды), охватывает лишь доколониальный Восток: понятия и цивилизации, и формации останавливаются при описании Востока колониального. Л.Б. Алаеву стоило бы эту "остановку" объяснить (хотя бы учащемуся), но можно полагать, что Восток эпохи колониализма оказался - в силу своей неорганичности (происхождение извне) - объектом слишком сложным для обоих подходов, коль скоро они применяются автором в рамках идеи естественно-исторического развития человечества.
Напротив, другой инструмент обновления - оппозиция "Восток-Запад" - применен как сквозная конструкция исторического знания: охватывая Восток и колониальный, и постколониальный, эта оппозиция ныне воплощается, по автору, в отношениях между развитыми и развивающимися странами, осмысливаемых как противоречие Север-Юг (с. 453).
Непонятным остается различие обоих инструментов обновления в их временном назначении: здесь явное несоответствие логического порядка. Более серьезное замечание вызывает понимание Третьего мира/Юга как одной из форм исторического бытия Востока. На мой взгляд, Восток и Третий мир разнопорядковые мирообразования, ибо первый играл (до колонизации) роль исторического субъекта, второй родился как объект мировой истории, творимой Западом. Правда, Третий мир в процессе возрождения традиции, 1970-1980-е гг., и с ходом индустриального развития стремится обрести историческую субъектность, т.е. стать субъектом не только "своей", но и мировой истории. Однако возрождение традиции в современном мире порождает скорее подобие исторического Востока, а не оригинал. Не вдаваясь в дискуссию об оригиналах и подобиях, подчеркну: проблема соотношения Восток-Третий мир просто игнорируется автором, хотя это соотношение значимо и для политической практики, и для преподавания.
Можно полагать, что это умолчание и эта редукция (Третьего мира к Востоку) проистекает из-за отсутствия в работе теоретической формулы того, что называют геномом Востока (термин, предложенный А.М. Петровым). Точнее, таковой обрисован лишь косвенно - в его сопоставлении с Западом, но не в своей собственной логике и логике трансформации его исторических форм и метаморфоз (см. "подобия"). Более того, без четко сформулированного понятия "геном" история доколониального Востока рискует превратиться в страноведение в его цивилизационной версии.
Если такая критика обоснованна, то поворот к универсалистской версии истории в обновленном виде, предложенном Л.Б. Алаевым, выглядит не преодолением старого универсализма, а скорее отрицанием старого универсализма в сочетании со стремлением выйти за его пределы. Один из таких "выходов" видится в понимании истории как неизменно мировой по характеру и масштабам, что, однако, сводится к наличию связей, контактов, а не к их значимости для воспроизводства отдельных социумов и культур. Тема истории как изначально и неизменно мировой (А.Г. Франк) заслуживает особого обсуждения.
Однако, по автору, его методологическими основаниями и базовыми ценностями исторического знания остаются представление об истории как о "естественном" (детерминированном), стадиально-последовательном процессе с вектором прогресса. В силу такой методологии исторического знания сохраняются основания для возврата к той или иной разновидности марксистского универсалистского понимания истории (хотя и без присущего ему западоцентризма).
Возвращение к той или иной форме марксистского универсализма можно если не избежать, то замедлить при наличии альтернативной версии универсализма. Такая версия, думаю, может и должна исходить из представления об истории как о параметре человеческого универсума, что вернет истории ее человеческое измерение. Данное измерение может быть осмыслено лишь через понятие "субъектность" как способ бытия, имманентный человеку, и через межсубъектные отношения, логика которых понимается как центральная в ее взаимосвязях с логиками структурной и институциональной. Через субъектность история мыслится как принципиально открытый процесс, творимый ее субъектами во всем разнообразии их деятельности, целей, проектов и практик. В таком контексте есть место и Востоку, и его современным - превращенным - формам, подобным своим историческим оригиналам... Такую ситуацию, как говорил Л.Д. Ландау, можно понять, но трудно вообразить, хотя именно воображение может показать ограниченность простых решений сложных проблем.
А.М. ПЕТРОВ (ИВ РАН). Книга Л.Б. Алаева, безусловно, явление, причем крупное и неординарное. Она совсем непохожа на стереотип учебных пособий. В ней сюжетная канва развивается не в привычном наборе очерков-ступеней - от страны к стране, от века к веку, а в сравнительном анализе западной и восточной макроцивилизаций, в масштабных внутривосточных сопоставлениях, опосредованных восходящей хронологией. Такой сопоставительный принцип - большая редкость и в обобщающих академических исследованиях, так что не мешало бы поработать с книгой и зрелому ученому, решившему заняться сквозными проблемами (хотя бы для того, чтобы поупражняться в понимании одновременно многогранного хода истории).
Я уже слышал, что у страноведов много замечаний об интерпретации того или иного явления или о вопиющем его пропуске. Ну, во-первых, знаем мы эту страноведческую болезнь не видеть ничего более важного, чем твоя тема, суть которой, кстати, зачастую совсем по-иному подается ближайшим твоим коллегой. Во-вторых, жанр такого типа книг сознательно идет на некое спрямление локальных зигзагов - иначе не вывести общих тенденций. По сравнению с Л.Б. Алаевым, например, Ф. Бродель просто слон в посудной лавке. Но ценят его за другое.
Иное дело явные ошибки. К досаде, они есть: и в отдельных датах (например, начало Реформации в Европе, с. 398), и как результат недостаточного знакомства автора с непривычным для него материалом. Физиократы (особенно Ф. Кенэ) - непростой предмет для разговора даже среди отечественных профессионалов (наследие сбивающей с толку советской школы истории экономических учений). Так что автору при подготовке нового издания книги в вопросе "Кенэ - частная собственность в Китае" неплохо бы обратиться к фундаментальному труду Л. Маверика (Maverick L.A. China a Model for Europe. Vol. I—II. San Antonio. Texas. 1946), а понимание конъюнктурно-наукообразной подтасовки почерпнуть у Ф. Листа (Национальная система политической экономии. СПб., 1891, гл. ХХХ).
Или вот такая неточность. Да, действительно, отток драгоценных металлов с Запада на Восток вплоть до середины XIX в. был огромен, из чего автор делает вывод: от этого "Европа в целом могла только беднеть" (с. 250). Все не так. С открытием Нового Света (с его феноменальным золотым и серебряным потенциалом) сформировалась достаточно сложная, но безубыточная для Запада система международной торговли. Француз Т. Рейналь пишет: "Серебро не родится на наших полях, оно американское произведение, доставшееся нам в обмен за наши продукты". И несколько ранее: "Я продаю Испанцу (т.е. владельцу новосветских рудников. - А.П.) на сто франков полотна и отсылаю сии деньги в Индию" (Рейналь Т. Философическая и политическая история о заведениях и коммерции европейцев в обеих Индиях. Ч. 2. СПб., 1834, с. 303, 296). Итак, активно торгующая с Востоком Европа, продав в Испании и Португалии, в их американских колониях неконкурентоспособную на азиатских рынках продукцию, шла туда уже с драгоценными металлами. Добыча золота и серебра в
Латинской Америке на рубеже XVIII-XIX вв. (и в физических объемах, и в стоимостном выражении) составляла более 90% общемировой, и около трех пятых ее даже в это время уходило в Азию, подсчитано по: [Humbodt A. De. Poltigue sur le royaume de la Nouvelle - Espagne. T. 3. Paris. 1827, c. 400, 398, 443]). Оценка А. Франка, правда только по серебру, дает за XVI-XVIII вв. величину, близкую к трем пятым (57.1% [Frank A.G. ReORIENT. Global Economy in the Asian Age. L., 1998, c. 143-149]). К сожалению, коснувшись темы об американском золоте и серебре (с. 245-246), Л.Б. Алаев не довел ее до логического конца.
Сказанное не преуменьшает исключительной исследовательской ценности такого показателя, как пассивность европейско-азиатского торгового баланса первых трех с половиной столетий после начала колониальной экспансии. Но это индикатор не "обеднения", а ничтожной степени западного вторжения в самобытный ритм экономического бытия Востока. Надо сказать, что понимание данной части есть у Л.Б. Алаева. Он умело и убедительно ее использует.
Благодаря Л.Б. Алаеву наконец в учебном пособии появилось очень взвешенное отношение к колониализму. Как совершенно справедливо считает автор, все эти "темные краски", "разоблачительный пафос"
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.