© ЭО, 2004 г., < 2
Л.Р. Павлинская. Кочевники голубых гор. Судьба традиционной культуры народов Восточных Саян в контексте взаимодействия с современностью. СПб., 2002. 263 с.
Книга Л.Р. Павлинской строится в основном на результатах собственных полевых исследований в Окинском аймаке Республики Бурятия, поэтому позволю себе начать с нескольких общих замечаний по поводу практики написания такого рода работ. Сразу можно сказать, что монографическое описание культуры на основе полевых материалов - пожалуй, самый трудный жанр этнографической науки. Трудность обусловлена прежде всего необходимостью выполнить физически невыполнимую задачу -проводить синхронное, одновременное наблюдение во всех областях данной культуры. В свою очередь, это требование проистекает из тезиса о взаимосвязи всех частей отдельно взятой культуры. Сам характер изложения предполагает, что исследователь находится одновременно во всех точках пространства и во всех фазах временного цикла существования данной культуры. Как следствие, морфология текста монографии всякий раз оказывается идентичной морфологии изучаемой культуры. Но это означает, что уже простая фиксация и классификация полевых материалов несут в себе элементы концептуализации.
В известном смысле момент описания культуры совпадает с моментом ее создания в качестве предмета этнографического исследования. Автор этнографического труда не обязан стремиться к абсолютной безошибочности своих оценок и суждений. Объективность эмпирического исследования заключается не в безнадежных попытках автора отказаться от своего "Я", но в системности, "цельности и связности" текста описания, обладающего к тому же достаточной протяженностью, чтобы читатель имел возможность сопоставления различных частей и положений. Впрочем, это и есть то, что принято называть "критикой источника", и, следовательно, реальное использование того или иного текста как этнографического источника. Безусловно, труд Л.Р. Павлинской отвечает всем этим требованиям и тем самым выполняет свою главную задачу - представить традиционную культуру народов Окинского края Восточных Саян (сойотов и бурят) такой, какова она в конце XX в.
Здесь также следует обратить внимание на то, что проблема этногенеза ставится автором не совсем обычно. Л.Р. Павлинская пишет, что в результате "длительного этнокультурного взаимодействия автохтонных народов Восточных Саян и пришлых бурятских групп в Окинском аймаке возникла новая гармоничная форма культуры, в которой логично сочетались основы охотничье-оленеводческой и скотоводческой культур, создавая неповторимый специфический облик этнической культуры населения этого края" (с. 121). Следовательно, в роли объекта исследования для нее выступает не этноним, как это часто бывает, но действительно культура ("этнос"). С этим можно сравнить идею, согласно которой конкретное исследование в области этнической истории следует ограничивать территорией, а не этнической общностью1. Еще раньше о предпочтительности этого метода писал Р.Ф. Итс2.
Описание культуры как единого целого должно опираться на ареальные различия данной культуры. По крайней мере пространственные различия являются простейшей моделью эволюционных изменений. Видимо, на смену методу создания "среднеарифметических" представлений о той или иной культуре, когда локальные различия молчаливо или под каким-либо благовидным предлогом опускаются, приходит иная стратегия, направленная именно на изучение внутренних различий этнографической культуры, непрекращающегося взаимного "перетекания" составляющих ее элементов. Речь идет о переносе акцента на монографические описания субэтносов, т.е. в сферу того направления, которое можно именовать ареальной этнографией. Собственно говоря, на этом и должен строиться ныне столь популярный семиотический подход (суть которого скорее в раскрытии тотальной связи между элементами культуры, чем в трактовке культуры как "текста"). Сказанное означает, что ареальная этнография, хотя и не позволяет в полной мере использовать современные методики анализа отдельных элементов культуры, но является его естественной и необходимой предпосылкой.
На мой взгляд, и в разделах, посвященных современным этническим процессам, и в разделах, в которых рассматриваются различные виды хозяйственной деятельности, автору во многом удается преодолеть барьер "неэтнографичности". Вероятно, это происходит за счет базовой установки на изучение взаимодействия традиции и "индустриализации". С одной стороны, даже навязанные извне институты со временем становятся "аспектом" традиционной культуры, в той или иной степени ассимилируясь ею. С другой стороны, содержательная часть традиции продолжает существовать в самых "нетрадиционных" условиях. Далеко не все, что касается таких тем, как "сельское хозяйство", можно почерпнуть из архивных документов. Краткие "истории жизни" информантов в виде вставок в основной текст сами по себе являются этнографическими фактами, как бы изнутри освещая государственные структуры коллективного хозяйства подробностями древних форм жизнеобеспечения (с. 110). С этой точки зрения, может быть, излишне категоричным выглядит вывод автора о том, что, например, охота окинцев быстро утратила свои традиционные формы еще во времена Госпромхоза (с. 121). Отсюда тенденция говорить о традиционной стороне охотничьего промысла в прошедшем времени, например, о том, что "с охотой было связано большое число различных примет" (с. 206). Здесь автор противоречит себе, ибо в качестве иллюстрации к данному высказыванию приводит полевые записи 1999 г. Охота - это не только "способы охоты". В этом К. Леви-Стросс, кажется, совершенно прав: исчезновение
материальной основы традиционных обществ, например, орудия труда, делает объектом нашего
3
исследования их внутренний мир .
Конечно, особенно интересным представляется раздел "Традиционные верования и обряды в современной культуре", в котором автор часто приводит собственные материалы. В рамках этой темы решаются две взаимосвязанные задачи: 1) фиксация (сохранение) фактов традиционной культуры, которые, может быть, известны по исследованиям других районов, но неизвестны документально как факты, относящиеся к Окинскому аймаку, и 2) фиксация неизвестных оттенков хрестоматийно известных фактов культуры народов данной историко-этнографической области. На этой основе возникает единая картина духовной жизни, которая, следует думать, характеризует не только современное, но во многом и прошлое состояние рассматриваемой традиции. В этом разделе прием графически выделенных вставок фрагментов полевых записей автора выглядит особенно удачным. В рассматриваемом отношении вклад автора и актуальность научной задачи определяются ее же словами о малой изученности духовной культуры населения Окинского края, когда фиксация современного среза местных традиций "необычайно важна и для понимания сегодняшнего состояния культуры окинцев, и для будущих исследований истории ее формирования и развития" (с. 10).
Думается, на данном этапе автор ограничивает себя задачей ввода в научное обращение собранных этнографических фактов на метаязыке, принятом в современной литературе4. Здесь приходится посетовать на одно обстоятельство, которое несколько снижает общее благоприятное впечатление. К сожалению, в целом уместное и правильное по форме использование формулировок Мирчи Элиаде и научных клише вроде: "семантический центр Вселенной", "семантика Мировой оси", "Мировая река", "Мировое дерево", "сакральное Время" и т.п., в некоторых случаях не столько помогает, сколько мешает автору, сковывая собственный анализ весьма интересных полевых материалов. Остается лишь пожелать, чтобы в будущем появилась отдельная работа по традиционным верованиям населения Окинского аймака, в которой эта тема была бы "прорисована" более подробным и, если угодно, более независимым образом. В этом плане мне особенно импонирует подход Л.Р. Павлинской, когда она говорит о том, что расхождения в деталях между исследователями, чьи полевые материалы пересекаются, не опровергают друг друга, а только подтверждают сделанные ими наблюдения (с. 160). Это можно сформулировать как закон полевой этнографической практики: достоверность наблюдений различных исследователей обосновывается их расхождением, когда расстояние между двумя отдельными фиксациями культуры во времени амбивалентно расстоянию в пространстве. Этот источниковедческий закон имеет универсальное значение, о каком бы регионе Земли ни шла речь, Восточных Саянах, о-вах Самоа или Австралии.
Из бросающихся в глаза недочетов редакторского характера приходится упомянуть об отсутствии в библиографии имени М.Н. Хангалова, при наличии ссылок на его работы в основном тексте книги (с. 205, 214, 217, 219, 220, 232, 233, 234, 241).
В заключение хотелось бы наряду с точным научным стилем изложения отметить точность, продуманность структуры монографии. Эта структура, выраженная в оглавлении книги, сама по себе является средством выделения культурной общности окинцев. В этом отношении главы, которые посвящены современным реалиям (прозе "советской жизни") и которые, согласно одной из существующих теорий, могут интересовать этнографа далеко не в первую очередь5, играют весьма важную роль. Фактически в них показаны условия собирания материалов по традиционной духовной культуре. Без такого экскурса картина могла получиться не вполне достоверной именно с этнографической точки зрения. Все это подчеркивает возможность и необходимость использования труда Л.Р. Павлинской в качестве самостоятельного этнографического источника по традиционной культуре народов Восточных Саян. Таким образом стирается еще одно "белое пятно" на карте комплексных исследований по этнографии Сибири.
Примечания
1 Анфертьев А.Н. Пролегомены к изучению этнической истории // Этносы и этнические процессы. М., 1993. С. 64.
2 Итс РФ. Введение в этнографию. Л., 1991. С. 116.
3 Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1994. С. 36.
4 См., напр.: Мифы народов мира. М., 1980. Т. 1; 1982. Т. 2.
5 Байбурин А.К. Некоторые вопросы изучения объективированных форм культур
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.