О. В. СОКОЛОВА
Томск
Л. В. Зубова. Языки современной поэзии
собая роль языка в современной поэзии, который стал не только инструментом, но и предметом поэтической рефлексии, не может не привлекать внимание лингвистов.
Герметичность современных поэтических текстов, их трудность для восприятия необходима для адекватного процессуального эстетического переживания. Процессы деавтоматизации восприятия и «активизации множественных семантических потенций слова» (с. 245) становятся объектом исследования в книге «Языки современной поэзии», за которую Л. В. Зубова получила Премию Андрея Белого 2010 г. в номинации «Гуманитарные исследования». В рецензируемой книге обращение к отдельным поэтическим системам вписывается в общелитературный контекст 2-й половины XX - начала XXI в. и отражает взаимовлияние поэтических и языковых процессов. Возможность обретения ключа к пониманию не только текстов, но и общеязыковых явлений обусловлена, по мнению автора, тем, что «поэты - самые внимательные к языку люди» и «филологам есть чему у них поучиться» (с. 5).
Книга состоит из девяти глав, посвященных поэтическим языкам современ-
М.: НЛО, 2010.
Соколова Ольга Викторовна, кандидат фи-лол. наук, докторант МПГУ. E-mail: faustus3000 @gmail.com
ных авторов, которых объединяет сосредоточенность на «рефлексии над словом, грамматической формой, строением фразы, логикой формирования значения, поведением слова в меняющемся мире» (с. 6), а также стремление к обретению лирического «я» в релятивной реальности и постановка вопроса о бытии (в отличие от большинства поэтов-постмодернистов с их установкой на «смерть автора» и «негацию» слова).
Несомненным достоинством книги Л. В. Зубовой является не только ее направленность на интерпретацию разных поэтических и эстетико-философских систем, но и параллельный анализ явлений, протекающих в других воплощениях языка (в разговорной речи, в языке СМИ, Интернета и рекламы). Важно отметить, что легкость чтения книги и проникновения в авторские поэтические миры достигается благодаря подробным комментариям к терминам из разных областей научного знания и хорошо разработанному справочному аппарату (обширный список литературы и именной указатель). Анализ поэтических языков основывается как на обобщении научно-теоретических материалов последних лет, так и на живом диалоге с поэтами (Л. В. Зубова вводит в текст цитаты из теоретических работ и собственной переписки с поэтами).
Согласно гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира и Б. Л. Уорфа, не только реальность влияет на язык, но
R Рус. яз. в шк. № II
и языковая система организует «калейдоскопический поток впечатлений» окружающей реальности. Таким образом, можно воспринять девять поэтических языков как девять художественных миров, которые раскрываются перед читателем в книге Л. В. Зубовой и вписываются в следующие координаты языковой картины мира: отношение к языку (мета-языковая рефлексия); выражение лирического «я» (грамматические формы местоимений); восприятие окружающего бытия (пространственно-временные параметры).
Экспериментальная работа со словом, призванная создать «предельную напряженность между разными значениями слова» (с. 245), осуществляется с помощью самых разных приемов в рассмотренных поэтических системах. Например, в главе «Виктор Соснора: палеонтология и футурология языка» ключ к пониманию «странностей» языка поэта скрыт в «истории слова» (с. 81): старославянизм крава «корова» оказывается не только элементом внутренней рифмы, но и основой лирического сюжета: «Горе тебе, Гермес, ты пальцами у Аполлона крав крал». В данном контексте существительное крав, омонимичное деепричастию глагола красть, в сочетании со звуковым подобием вороньему карканью (крав-крал) создает ощущение катастрофы, основанной на мифологическом сюжете о гибели соперника Аполлона (с. 83).
Отмечая сложность поэзии Сосноры как «философии языка», автор прослеживает отражение в ней современных динамических языковых процессов. Компрессия высказывания «муха мешала в глаза» помогает избежать стертого речевого штампа и порождает в сознании образ назойливой мухи гораздо отчетливее, чем стандартный эпитет. Большое внимание Л. В. Зубова уделяет анализу авторского эпитета - метонимия-синекдоха, объясняя, что конструкция «хирургией я резал живот» не сужает, а, напротив, расширяет понятие, замещая слова с конкретными значениями словами с абстрактными: «[хирургический инструмент] - хирур-
гия; [рука] - хиромантия...» (с. 112), что сходно с тенденцией к смещению таксо-нимических отношений в современном русском языке (кардиология вместо больное сердце) (с. 128).
Интерес к истории в сочетании с лингвистическими инновациями характерен и для В. Кривулина, ведущим приемом поэтики которого становится «метафорическое словообразование» (с. 130). Среди источников инспирации поэзии Кривулина рассматриваются как культурные ассоциации («у Чичикова лицо личинки»), так и новая лексика, технические новшества и социальные явления: «на своем языке собачьем / то ли радуемся то ли плачем - / кто нас толерантных разберет / разнесет по датам по задачам / и по мэйлу пустит прикрепив аттачем / во всемирный оборот» (с. 147).
Особое художественно-научное видение языка поэта-филолога ярко проявилось в главе «Лев Лосев: филологическая оптика». Поэт затрагивает самые разные лингвистические проблемы: рефлексирует процесс порождения гласных как мелодического рисунка («А - как рогулька штурвала»), погружается в историю языка и стилистику (озеро-езеро, осенью-есенью). Поиск лирического «я» проявляется в таком виде полисемии, как «би-лингвистическая игра со словом»: «Я ответил, что я я», где близость двух местоимений я позволяет рассматривать их как тему и рему. Тогда конструкция читается и как двусоставное предложение («я это и есть я»), и как экспрессивный повтор («конечно, я, кто же еще?»), и, более того, как немецкое выражение, означающее «да, да» и отсылающее к немецким философским системам. Так поэтический язык позволяет выразить «экзистен-циальность. максимально кратко» (с. 22). Анахронизмы и аграмматизмы в текстах Лосева не только являются смыс-лообразующими элементами, но и мотивируют перемещение во времени персонажа, говорящего на языке разных эпох («Дружинники скачут на синих конях / И красные жены хохочут в санях», где синий - «блестяще черный», а красный -«красивый») (с. 35).
82
Название главы «Генрих Сапгир: подробности сущностей» характеризует два основных мотива творчества поэта - пустоту и дробление. Проблема осмысления характерных для Сапгира «недописан-ных слов» решается автором через погружение текста в пространство древнерусского языка: «оборванные» глаголы прошедшего времени завяза, взлете совпадают с формами древнего аориста и по форме, и по смыслу, совмещая быстроту детской речи с замедленностью старческого забытья. Интерпретируя лингвопо-этическую систему Сапгира, Л. В. Зубова формулирует деонтологическую позицию поэта, связанную с представлением об «относительно свободном порядке слов в русском языке», которое должно основываться на ответственности за эту свободу (с. 79).
Другой вариант концептуалистской работы со словом представлен в главе «Дмитрий Александрович Пригов: инсталляция словесных объектов», в которой исследуется поэтика разрыва между клишированным словом и реальностью в контексте современного историко-литературного процесса: от соц-арта к концептуализму. Манипулируя словами, поэт стремится к обнаружению девальвации стоящего за ними смысла («терроризм с человеческим лицом»), что повсеместно распространено в наше время, когда «настоящим» называют не настоящее, а метафорически поименованное («Альпен-гольд - настоящее золото Альп») (с. 169). Способы выражения критического отношения к слову разнообразны: «этимологическое манипулирование» («птица козодой / что доит коз»), лексическая и морфемная избыточность («цепным оседланным конем», «сыночечка»), пародирование разговорной речи («из районного райцентра») и т.д. В отличие от критиков, поверхностно обращавшихся к поэзии При-гова, анализ языка поэта позволяет Л. В. Зубовой сделать вывод, что его языковая игра становится «предпосылкой и условием серьезного высказывания» (с. 199).
Позиция, основанная на противоречии между постмодернистской центонностью и романтической «горячечностью», ана-
лизируется в главе «Тимур Кибиров: переучет в музее словесности». Язык Киби-рова строится на преодолении энтропии стилевого, жанрового слова «гротескной актуализацией условности культурного ореола» (с. 204). Эквилибристика слов, перемещаемых из классической поэзии («Тройка» Некрасова, «Родина» Лермонтова и др.) в текст Кибирова «Исторический романс», раскрывает словообразовательные, фразеологические и другие возможности лексических единиц: слово чара, обозначающее соблазн у Некрасова, в постмодернистском тексте фигурирует как сниженный омоним чарка, поскольку для поэта важно отразить «условность поэтического словоупотребления», «объединив волшебство с посудой» (с. 214).
Основным приемом поэзии В. Строчко-ва является художественное и при этом во многом критическое представление многозначности слова. В названии главы «Странствие по семантическим полям» поэзия Строчкова обозначается как модель художественного мира, основанная на преодолении границы между своим и чужим пространством, на стремлении к открытию новых значений слова как особой ценности. Так, определение настоящее в строке «как стоит на часах настоящее время» обретает помимо прямого значения «то, которое имеется сейчас» и значение «истинное», этимологизируется, намекая, что стоящие часы - неисправные, отсылает к фразе Гете «Остановись, мгновение...» и, проецируясь на социополити-ческую ситуацию, характеризуют эпохи застоя. Конфликт несовершенства бытия в координатной плоскости времени-пространства компенсируется пониманием «ценностной относительности дефектного знака» (с. 239).
В главе «Александр Левин: грамматический театр» анализируется проявление онтологического смысла в языковой игре (с. 267): предикаты превращаются в субъекты речи и звуки становятся именами («важно карка
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.