РЕЦЕНЗИИ
Лебедева Г.Е., Якубский В.А. CATHEDRA MEDII AEVI: МАТЕРИАЛЫ К ИСТОРИИ ЛЕНИНГРАДСКОЙ МЕДИЕВИСТИКИ 1930-1950-х годов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. 123 с.
В 2007 г. в Петербурге появилась небольшая монография о судьбах медиевистики в Санкт-Петербургском университете в период 30-50-х годов прошлого столетия, написанная заслуженными профессорами кафедры, докторами исторических наук Г.Е. Лебедевой (зав. кафедрой истории Средних веков) и В.А. Якубским. Скромные размеры издания (7,5 печатных листов) не отразились на его научной значимости, вызвав несомненный интерес научной общественности по целому ряду причин.
Прежде всего потому, что в книге идет речь о старейшей кафедре, которая, подобно кафедре Московского университета, стояла у истоков отечественной медиевистики, по праву деля с ней ведущее место в развитии науки и подготовке кадров. В данном случае я имею в виду не только давние традиции и славные имена петербургских ученых, внесших огромный вклад в отечественное историческое знание и образовательный процесс, но исключительные знаки кафедры, связанные с ее местопребыванием в самом западноевропейском городе нашей страны, столь живо напоминающим о географическом ареале интересов медиевистов; с ее близостью к основным хранилищам отечественных фондов западноевропейских рукописных памятников и особой ролью ученых кафедры в развитии палеографических и источниковедческих штудий, приобщавших к этим богатствам наше сообщество.
Дополнительную значимость и острую востребованность работе сообщает ее характер историографического исследования, посвященного, пожалуй, самому трудному "советскому" периоду в истории отечественной медиевистики, существовавшей в условиях идеологической монополии "административного" марксизма. Авторы сумели отразить особенности пережитого, а по ряду показателей переживаемого еще сегодня кризиса в историческом знании, как, впрочем, и некоторые особенности процесса обновления науки, в частности в способах его реализации, что актуализирует рецензируемую работу.
Исследование отличает грамотный историографический анализ атмосферы и ситуации на кафедре, в целом типичных для других научных центров, с исходной установкой на возможно близкую к реальности картину. Условием для достижения этой цели, на наш взгляд, является уме-
ние авторов показать неоднозначность рисуемой ими картины, отделить в ней издержки, связанные с политическим и идеологическим режимом от собственно науки, способность к саморазвитию которой не могут перекрыть цензура и административные меры.
Расширяя временные рамки, обозначенные в названии работы и обратившись к начальному после революции периоду 20-х годов, авторы подчеркнули выраженный факт бережно хранимой преемственности традиций в качестве важного показателя и залога жизнеспособности исторической науки и кафедры как живого организма, реализующей союз трех поколений. Очерк органично соединяет проблемную характеристику поэтапного развития медиевистики в Петербургском университете (послереволюционный и довоенный периоды, война, послевоенный период с кампанией "против космополитизма"; направления в исследовании духовной жизни и Ренессанса; византиноведения, истории абсолютизма; проблем взаимодействия России и стран Западной Европы в эпоху Тридцатилетней войны) - с творческими портретами и судьбами ученых.
Толерантный характер анализа, в качестве отличительного знака истинно научного подхода к изучаемому явлению, сделал для авторов равно органичным неприятие как низкопробных спекулятивных сочинений, так и "партийной нетерпимости" в оценке прошлого отечественной медиевистики, которую к сожалению, не смогли преодолеть сегодня многие поборники обновления исторического знания. Таким образом рецензируемая работа встала в ряд редких еще попыток объективной оценки советской медиевистики и марксизма как исторической методологии1. Не желая "оправдывать" марксизм и сохраняя единственно правильную в данном контексте позицию научной оценки, авторы разделяют "трафаретный" и "живой" марксизм, имея в виду в последнем случае его место в развитии исторического знания и философии истории со своими обретениями и слабостями. Подобная установка не лишила анализ необходимой остроты и печальной правды, связанной с последствиями превращения марксизма в официальную идеологию, монополию которой обеспечивали административные меры. Их сопровождали тяжелые испытания в форме гонений на ученых ("проработки" с суждением позиций, похожие на погром; изгнание с работы, - И.М. Гревс, Н.Н. Розен-таль, М.А. Гуковский, супруги Люблинские; аресты и даже расстрелы -Л.П. Карсавин, В.Н. Бенешевич).
Вместе с тем, "оберегающий" науку внимательный анализ позволил авторам восстановить в нашей памяти более справедливый творческий образ некоторых ученых, часто искаженный бытующими в "советской" литературе жесткими ангажированными оценками, которые, как это ни парадоксально, оказываются подпиткой для современного негативизма
1 Хачатурян Н.А. Современная отечественная медиевистика в контексте мировой исторической науки // Средние века. М., 2001. Вып. 62. С. 194-212.
198
Рецензии
по отношению к прошлому отечественной медиевистики (в качестве примера можно привести имя упомянутого авторами первого заведующего кафедрой в постреволюционный период Н.Н. Розенталя, которого должно было воспринимать только как сторонника недопустимой, с точки зрения культивируемого марксизма, теории "торгового капитализма", или имя О.Л. Вайнштейна, чье творчество отнюдь не исчерпывалось действительно политизированным исследованием по истории советской медиевистики).
Подчеркивая, таким образом, неоднозначность человеческой личности, живущей и творящей в непростых условиях цензуры и административного диктата, авторы очерка сумели показать как казалось бы безвыходную ситуацию спасали люди, часто сами бывшие на положении гонимых, не потерявшие способности и вкуса к научному анализу. У многих из них хватало мужества, сохраняя гражданское, точнее человеческое лицо, публично поднимать голос в защиту гонимых (И.М. Гревс, Н.Н. Розенталь, М.В. Левченко, В.И. Рутенбург). Объективный подход авторов к рисуемой ими ситуации объясняет для читателей тот несомненный актив, который накопила в те годы отечественная наука.
В заключение позволю себе высказать два соображения. Одно из них связано с весьма категоричной оценкой творчества Т.Н. Грановского, которое, по мнению авторов очерка, носило "вторичный характер" и поэтому не может рассматриваться в качестве "начала" отечественной медиевистики. Оригинальность исследования предполагает новые сюжеты; новые, хотя и не всегда, источники; новые, особенно в последнем случае, подходы и техники исследования; наконец, способности и возможности ученого и связанную с этими качествами глубину осмысления вопроса.
Отмеченные компоненты не чужды Т.Н. Грановскому: в любом случае мы имеем дело с исследователем, деятельность которого не ограничивалась только образовательным процессом. Более того, на наш взгляд, корректная оценка затронутого вопроса должна учитывать фактор "влияния" в развитии исторической науки. Ее обретения всегда являются результатом коллективных усилий разных специалистов и национальных школ, хотя начальные импульсы, мера и качество вклада могли быть неодинаковы. Философию позитивизма, декларированную Огюстом Кон-том, стимулировали деятели Просвещения и не только французские; достижения направления "социальной истории" и далее в течение XIX в. обогащали усилия представителей разных национальных школ, включая отечественных историков. Опыт немецких историков в разработке источниковедческого анализа и методики позитивизма был признан и использован сообществом европейских ученых, что не исключало их собственной активности. В контексте подобного рассмотрения вопроса поиски "первого" выглядят если и не праздными, то в известной мере условными, конечно, в случае, когда речь не идет об открытии. Начальный период требовал определенного времени и "накопительных" усилий не одного историка.
Второе соображение касается критического отношения авторов очерка к имеющим место в современной исторической литературе оценкам кризиса конца XIX - начала XX в., в частности, к необоснованным попыткам отрицать его или вывести творчество Л.П. Карсавина и культурологическое направление за его рамки (Л.П. Лаптева; Б.С. Каганович), что кажется нам безусловно справедливым.
Однако, разделяя с авторами очерка неприятие упрощающего ситуацию преувеличенного стремления некоторых исследователей подчеркнуть близость воззрений того же Карсавина к школе "Анналов" (А.Л. Ястребиц-кая), хотелось бы, тем не менее, подчеркнуть имевшую место и выраженную конструктивную сторону кризиса, особенно заметную как раз в деятельности представителей культурологического направления. Интерес к человеку как творцу истории, поиски связи социального и духовного факторов, попытки преодоления традиционной альтернативы материи и духа -все это подтверждало включенность отечественного исторического знания в общий контекст развития науки на рубеже XIX-XX вв. с формированием в ней элементов, предвосхищавших будущую новую философию истории.
Высказанные замечания не снимают высокой оценки значимости рецензируемого очерка, который вносит заметный вклад в историю отечественного исторического знания и имеет актуальное звучание для развития науки и сохранения высокого уровня образовательного процесса сегодня.
Н.А. Хачатурян
Лебедева Г.Е., Якубский В.А. CATHEDRA MEDII AEVI: МАТЕРИАЛЫ К ИСТОРИИ ЛЕНИНГРАДСКОЙ МЕДИЕВИСТИКИ 1930-1950-х годов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. 123 с.
В 2007 г. увидела свет небольшая по объему и, к сожалению, изданная малым тиражом (140 экз.) книга, посвященная истории кафедры истории Средних веков Санкт-Петербургского университета. Появление этой книги вполне закономерно и может быть объяснено сразу несколькими факторами. Во-первых, за последние 10-15 лет зримо обозначился интерес к прошлому научных отечественных школ и к судьбам конкретных исследователей. Появился целый ряд воспоминаний, многие из которых вызвали серьезную дискуссию на страницах на
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.