ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2008 • < 4
РОССИЙСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
И.В. СЛЕДЗЕВСКИЙ
Ментальные образы в международных сопоставлениях и моделировании глобального будущего*
Анализ мирового развития и международных отношений предполагает изучение разнообразных социальных и политических факторов и нередко рассматривается в качестве междисциплинарной области исследований. Однако на протяжении большей части XX в., до окончания "холодной войны'', из него практически полностью исключались ментальные аспекты восприятия и упорядочения действительности глобализирующегося мира. В теории международных отношений доминировала идея "государ-ствоцентризма", согласно которой содержание международных взаимодействий определяется отношениями государств и правительств, а независимость и влиятельность собственного государства являются главными приоритетами внешней политики. Внешнеполитическое планирование также делало упор на вопросы межгосударственных отношений (управление международными кризисами, сдерживание, миротворческие операции, поддержание международного порядка силами государств) и не интересовалось ментальными (и шире - социокультурными) аспектами международных и глобальных проблем.
В познавательном плане теория международных отношений ориентировалась на классический идеал научного знания, отождествляя понимание мировых ситуаций с рациональными действиями политических акторов и структурно-институциональным воплощением внешней политики. Нормативная составляющая этого идеала сыграла особенно значительную роль в так называемых исследованиях проблем мира (Peace Research). В начале 1960-х гг. шведский политолог Ю. Гальтунг сравнивал исследование проблем мира с медициной и призывал исследователей-международников освободиться от "знахарства" в этой области (цит. по [Политическая... 1999, с. 394]).
Ситуация начала быстро изменяться лишь с окончанием "холодной войны". Структурно-институциональная парадигма политики столкнулась с вызовом когнитивного подхода, который уделяет основное внимание образу государства в контексте социально признаваемых идей, знаний, идентичностей (работы А. Вендта, Дж. Одела, К. Йонсона, Э. Хааса, Т. Франка, Дж. Рагги, Дж. Голдстайна и Р. Кеохейна [Wendt,
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда в рамках научно-исследовательского проекта "Идеи и идеалы российской цивилизации как фактор создания образа России" (грант № 06-01-02085а).
Следзевский Игорь Васильевич — доктор исторических наук, директор Центра цивилизационных региональных исследований Института Африки РАН.
2000; Odell, 1982; Jonsson, 1993; Haas, 1990; Goldstein, Keohanne, 1993])1. При этом обнаруживается важная, а зачастую и решающая роль, которую играют ментальные факторы в выработке и оправдании уже принятых решений, в обеспечении доверия к курсу внутренней и внешней политики. Выясняется, что политические мнения, которые обычно используются для обоснования того или иного курса, на самом деле выступают средством рационального объяснения той или иной установки, схемы, позиции, уже подсознательно сформированной и закрепленной в ментальности политиков или чиновников в целостных образах себя как субъектов принятия решений и столь же целостных образах внешней среды.
При видимой субъективности подобные позиции складываются отнюдь не произвольно или случайно, а на основе целого ряда мыслительных предпосылок, образующих в своей совокупности ментальную структуру того или иного вывода, решения, идеи. Необходимыми составляющими в этой структуре выступают устойчивые интуитивные образы реальной или воображаемой действительности, с которыми отождествляет себя человек (идентификационная составляющая). Жесткая упорядоченность этих образов может сниматься установкой на взаимодействие с Другим (коммуникативная составляющая)2.
В сфере внешнеполитического планирования и принятия решений значимую роль играют также когнитивные схемы (когнитивные или символические карты), придающие идентификационной и коммуникативной составляющим четкую пространственную упорядоченность, согласующие структурирование мира с той или иной моделью внешней политики. Тесная взаимосвязь когнитивных карт с установившимися моделями внешней политики и внешнеполитического моделирования обстоятельно раскрыта в известной работе С. Хантингтона "Столкновение цивилизаций". По его словам, «для вдумчивого анализа ситуации в мире и эффективного воздействия на нее необходима какая-то упрощенная карта реальности, какая-то теория, модель, парадигма. Без таких умозрительных построений останется... лишь "пестрое шумное смятение"... Мировоззрения и причинные теории являются неотъемлемыми ориентирами международной политики» [Хантингтон, 2003, с. 27-28].
Однако структурирующие мир когнитивные "карты" невозможны без наличия достаточно устойчивых, основанных на данных непосредственной перцепции ментальных образов "международного ландшафта". По сравнению с когнитивными схемами такие образы носят в большей степени интуитивный, чувственный, часто визуальный характер и нуждаются в языковом обозначении (лингвистическом кодировании) лишь при включении их в собственно когнитивные структуры.
Ментальные образы сыграли большую роль в репрезентации и интерпретации соперничества супердержав - СССР и США - времен "холодной войны". Собственно, ментальный образ "холодной войны", как и сопутствующие и усиливающие его образы "железного занавеса", "свободного мира", "социалистического лагеря", в значительной степени определили геополитическую картографию того времени. Благодаря этим образам, методы политической картографии легко трансформировались на Западе в объяснение и оправдание внешнеполитической стратегии сдерживания Советского Союза, а в СССР - в противоположную стратегию "защиты завоеваний мирового социализма".
В условиях глобализации значение ментальных образов и создания на их основе упрощенных парадигм и когнитивных "карт" международной политики усиливается. Естественной средой для этого становятся, с одной стороны, развитие системы международных сопоставлений и ее образной, информационно-виртуальной составляющей,
1 В российской науке когнитивный подход к условиям и факторам международных отношений развивается в [Егорова-Гантман, Плешаков, 1988; Киселев, 2002; Киселев, 2003].
2 Ментальные основания исторических идей (цивилизационных представлений) выделяет и подробно характеризует И. Ионов [Ионов, 2007, с. 79-121].
и с другой - быстрое нарастание глобальной неопределенности в мире, попытки приспособить стратегическое мышление и планирование в сфере внешней политики к модели вероятностных, неконтролируемых мировых изменений.
Ментальные образы в системе международных сопоставлений
Неотъемлемой чертой мировых трансформаций в XX в., оказавших огромное влияние на формирование внешней политики и стратегических приоритетов крупнейших государств, стало постоянное сравнение национальных образов, идей, моделей и проектов развития, производимое как на межгосударственном уровне (международное сопоставление), так и на уровне массового сознания и массовой культуры. Сопоставление национальных образов в этой системе резко усилило заключенные в них культурные модальности, например восприятие образа через призму должного, обязательного, превосходного (предполагающего заимствование, подражание) или плохого, ужасного, подлежащего преследованию и уничтожению. Достаточно вспомнить, как воспринимались идеи и модели германского "военного социализма" (в период Первой мировой войны), нацистского расового порядка, "русского коммунизма" и планового развития экономики и общества в СССР до Второй мировой войны, стратегия "нового курса" в США при президенте Ф.Д. Рузвельте, положившего начало западной модели "государства благоденствия", шведская модель социализма.
Становясь частью международной системы образных сопоставлений, все эти модели, стратегии, проекты в условиях господства классического идеала знания и эссенциализ-ма порождали сильнейший эффект культурной репрезентации, международного информационного резонанса, реификации идей, наделения их качествами самой социальной реальности. Идеи сопоставляли так же, как сравнивают наличную действительность. Более того, именно идеи (сущности, идеалы) задавали схемы и масштабы восприятия реальности. В сопоставлении с ними оценивали (сознательно и подсознательно) преимущества, недостатки, провалы, перспективы развития своих и других стран.
Возник столь характерный для XX в. процесс превращения национальных образов и проектов развития в образцы (или антиобразцы) мирового развития, "переделки социальной реальности". Значение ментальных образов при этом поднималось до уровня виртуальных образцов и проектов "возможных миров", строящихся при помощи воображения и воплощающих представления об альтернативном будущем. Как и человеческие (индивидуальные) "возможные миры", мировые проекты XX в. снимали -реформаторски или революционно - грань между чисто виртуальной реальностью мечты, надеждой на счастливое будущее и наличной социальной действительностью. Создавалось впечатление (и в этом заключалось их колоссальное ментальное, а не просто идеологическое воздействие), что при одном или нескольких поворотах событий в нужном и понятном направлении удастся сделать все, что угодно, - изменить ход истории, совершить героический рывок в будущее, переделать человека, преобразовать природу, сделать былью социальную или политическую утопию.
Мировые проекты переделки общества и государства опирались на совершенно разные когнитивные схемы и онтологии устройства мира (от мистического "чувства расы" в нацистской идеологии до тотальной классовой детерминированности социальной реальности в советском проекте или абсолютизации прав человека в проекте государства всеобщего благоденствия). Однако общей чертой всех этих проектов было органическое сочетание идентификационной и коммуникативной составляющих идей.
Как подлинная и часто жизненная реальность интерпретировались содержавшиеся в этих идеях образы самоидентификации и модели речевой деятельности ("языков
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.