МИФ ОБ УТРАЧЕННОЙ ПРАРОДИНЕ в РУССКОМ НЕОЯЗЫЧЕСТВЕ КОНЦА ХХ -НАЧАЛА XXI вв.
Яшин В.Б.
Омский государственный педагогический университет;
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского;
Центр гуманитарных, социально-экономических и политических исследований - 2, г. Омск, Россия
По мнению автора, популярные в русском неоязычестве представления об утраченной священной прародине предков призваны подчеркнуть сакральный статус русского народа как коллективного культурного героя и организатора священного порядка в планетарном масштабе. Тем самым преодолевается кризис этнокультурной идентичности, вызванный распадом СССР, и создается альтернативный русифицированный проект глобализации - обращенный в прошлое, но нацеленный на «возрождение» в будущем.
Ключевые слова: русское неоязычество, миф, неоархаика, сакральная география, символика пространства, священная история.
THE MYTH OF A LOST HOMELAND IN THE RUSSIAN NEOPAGANISM LATE XX -EARLY XXI CENTURIES
Yashin V.B.
Omsk state pedagogical University;
Omsk state Universit named after F.M. Dostoevsky; Centre of humanitarian, socio-economic and political studies - 2, Omsk, Russia
According to the author, popular in the Russian neopaganism views about the lost sacred homeland of ancestors are designed to emphasize the sacred status of the Russian people as a collective cultural hero and orga-
nizer of the divine order in the planetary scale. Thus overcome the ethnocul-tural identity crisis caused by the disintegration of the USSR, and created an alternative Russian project of globalization - converted in the past, but aimed at «Renaissance» in the future.
Keywords: Russian neopaganism, myth, neo-archaic, sacral geography, the symbolism of the space, sacred history.
Одной из ключевых тенденций динамики религиозности в современном мире выступает ремифологизация, реактуализация архаических психоментальных комплексов и ритуальных практик. Наиболее эксплицитно эти процессы нашли выражение в феномене неоязычества - религиозном, культурологическом и идейно-политическом движении, направленном на реанимацию и (ре)конструкцию доавраамиче-ских локально-этнических верований и культов, а также связанных с ними традиционных социальных институтов. При этом, как справедливо отмечает В.А.Шнирельман, в неоязычестве «миф играет инструментальную роль - он обслуживает совершенно конкретную современную задачу, будь то территориальные претензии, требования политической автономии или стремление противодействовать культурной нивелировке и сохранить свое культурное наследие» [5, с. 14]. Тем самым любая модификация неоязычества представляет собой продукт селекции архаического наследия: харизматические основоположники и идеологи неоязыческих движений отчасти планомерно, отчасти бессознательно отбирают из его исторического многообразия только то, что соответствует их вкусам и убеждениям, то, что способствует достижению целей, актуальных для них. Следовательно, неотъемлемой составляющей анализа неоязыческих концепций является выявление логики и направленности этого отбора.
Объектом анализа в данном исследовании служат этноцентрические версии русского неоязычества конца ХХ - начала XXI вв., предметом содержащиеся в них мифологические и квазиисторические представления о прародине русского народа.
Учитывая, что основной пафос неоязычества сводится к возвращению к истокам и реактуализации наследия предков, вполне закономерен повышенный интерес адептов данного духовного течения к этноге-нетической тематике (хотя одновременно этот интерес свидетельствует о несоответствии неоязычества аутентичной традиции, поскольку
в собственно архаической модели мира этногония не вычленяется из космогонии). В связи с этим для неоязычества принципиально важен образ прародины предков.
Относительно локализации русской прародины (как, впрочем, и относительно всего остального) в среде неоязычников консенсуса нет. В одних случаях речь идет о тех или иных реальных регионах: Русском Севере, Южном Урале, евразийских степях, Центральной Азии и т.д. В других - прародина русского народа помещается на гипотетических либо вовсе мифических материках типа Арктиды, Атлантиды или Лемурии; достаточно распространена в неоязыческой среде и версия об инопланетном происхождении русских. При всех различиях образ прародины в русском неоязычестве имеет две инвариантные черты. Во-первых, она отличается колоссальной протяженностью (так, по А. Асову, исконные владения гипербореев простирались от Северного Полюса до Кавказа [1; 2]), поэтому говорить о локализации русской прародины можно только условно. Во-вторых, эта прародина утрачена в далеком прошлом; перефразируя К.Э. Циолковского, можно сказать, что она исполнила роль колыбели русского народа и, как всякая колыбель, была им покинута.
Попробуем разобраться в причинах, по которым идеологи русского неоязычества предпочитают мотив утраченной прародины автохтониз-му, и для этого обратимся к символике архаических мифов.
Прежде всего, образ прародины неотделим от архетипической символики сакрального Центра Мира, жизнетворной точки Начала Начал. Прародина наделяется атрибутами первозданного Рая на Земле и неразрывно связывается с мифологемой Золотого века: это территория с благодатным климатом и сказочным плодородием, населенное праведными и премудрыми людьми, подобными божествам. Оставление священной прародины дублирует в пространственном коде представления об окончании Золотого века, нарушении изначального благодатного состояния человека и природы.
С другой стороны, мотив утраченной земной, тем более - инопланетной прародины «вырывает» русский народ из жесткой системы географических координат, придает ему статус экстерриториальности и потому неотмирности. Утрата прародины по сути дела означает, что практически на любой территории русский народ является пришельцем. Но статус пришельца представляет собой непременный атрибут
архетипического образа культурного героя. Во всех мифологических традициях создатель социокультурного Космоса появляется откуда-то со стороны - спускается с неба, приплывает из-за моря и т.д. Тем самым маркируется принадлежность культурного героя к миру иному, то есть к сфере сакрального, акцентируется его надчеловеческая природа, дающая ему безоговорочное право учить людей и подчинять их священным законам. Между тем в исторических схемах русских неоязычников русский народ представлен именно как культуртрегер, как коллективный культурный герой - «святомудрые предки» изображаются создателями всех великих цивилизаций и государств древности, просветителями и учителями всех прочих народов.
Утрата прародины, необходимость покинуть ее, как правило, объясняется в неоязыческих доктринах некой вселенской катастрофой или серией катастроф. Чаще всего имеются в виду глобальное оледенение, потоп, столкновение Земли с какими-то космическими объектами. Следует отметить, что мотив космической катастрофы входит в число мифологических универсалий, выступая как рубеж, разделяющий сакральное время мифа от профанного течения повседневности [7, с. 671]. В архаической мифологии на этой катастрофе, собственно, все и заканчивается: после нее мир стабилизировался в наличном онтологическом статусе, дальше имеет место только «вечное возвращение». В неоязыческих же доктринах, наоборот, со всемирной катастрофы начинается самое интересное: героическая эпоха великих предков, их триумфальное шествие по планете, собирание и освоение ими все новых и новых земель. Не случайно в русском неоязычестве, как правило, именно с мировой катастрофы и последующего исхода предков из первоначальных мест обитания ведется хронологический отсчет [6].
В этом смысле русское неоязычество реанимирует не столько архаическую мифологию с ее акцентом на космогонической и этиологической тематике, сколько эпическое мировоззрение. Вместе с тем классический эпос призван перекинуть мост от вневременной сакральности мифа к текущему течению времени, переместить в центр внимания исторические реалии народной судьбы, тогда как неоязычество, напротив, растворяет историю в мифологических схемах. К историческим изысканиям неоязычников в полной мере применимы слова Г.А. Ле-винтона о том, что функция предания заключается «в мифопоэтиче-ском корректировании истории, превращении бессодержательной с
мифопоэтической точки зрения цепи событий в набор осмысленных, то есть канонических сюжетов, в приписывании историческим персонажам таких свойств, которые позволяют им быть значимыми персонажами и с фольклорно-мифологической точки зрения» [3, с. 332-333].
Парадоксальным образом неоязыческая мифологизация истории осуществляется, в первую очередь, посредством рационализирования мифологических сюжетов, а также их эвгемеризации. В значительной степени именно этим объясняется популярность в среде русских неоязычников мотива утраты священной прародины вследствие космической катастрофы, поскольку он дает именно логичное и рациональное объяснение «гипермиграционному синдрому» в (ре)конструируемой ими национальной истории.
При этом конкретная локализация прародины для русского неоязычества, по большому счету, не так уж важна. В какой-то степени это соответствует общей логике мифа: мифологическая реальность не тождественна географической, главное, что точка антропо/этногонии соответствует сакральному Центру Мира, точнее, символически им и является. С другой стороны, русское неоязычество выводит священную прародину за скобки, чтобы сконцентрировать внимание на последующей одиссее великих предков. Фактически эти героические странствия предстают в неоязыческих доктринах апофеозом космогонии: миссия предков связывается со структурированием мира, организацией пространства, повсеместным установлением священного космического порядка. В результате последствия мировой катастрофы преодолеваются и возвращается благодатный Золотой Век.
Отсюда - поэтизация и идеализация мобильного пастушеского быта, довольно широко распространенная в русском неоязычестве. Так, один из пионеров этого движения В.И. Скурлатов воспринимал мнение о земледельческом укладе прасл
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.