4. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика - психология -когнитивная наука // Вопросы языкознания. - 1994. - № 4. - С. 34-46.
5. Langacker R.W. Concept, image, and symbol: The cognitive basis of grammar. -Berlin, 1991.
6. Краткий словарь когнитивных терминов КСКТ
УДК 82-145
МИФОЛОГЕМА «РАЙСКОГО САДА»: ЦЕНТР И ПЕРИФЕРИЯ В ПРОСТРАНСТВЕННОЙ КАРТИНЕ МИРА А.С. ПУШКИНА
Павел Сергеевич Иванов,
аспирант
Кемеровский государственный университет г. Кемерово, Россия pavel-9209@mail.ru
В статье рассматривается образ сада в пространственной картине мира А.С. Пушкина. Представлен мифопоэтический уровень ряда лирических текстов Южного периода, содержащих описания и упоминания садов. Мифопоэтическое содержание образа сада соотнесено с архетипи-ческими смыслами, библейской картиной мира, художественной символикой эпохи романтизма.
Ключевые слова: А.С. Пушкин, миф, художественная картина мира, мифопоэтика, стихии, романтизм.
Одним из первых к образам садов в поэзии А.С. Пушкина обратился Д.С. Лихачев, наметив перспективную проблему изучения творчества поэта. Однако предметом рассмотрения исследователя являлись главным образом сады в лицейской лирике, формируемые литературными вкусами эпохи, личными впечатлениями поэта и воспоминаниями биографического характера: «Лицейская лирика Пушкина своими темами и мотивами тесно связана с царскосельскими садами. Эта связь осуществлялась двоякими путями. Во-первых, и царскосельские сады, и лирика Пушкина в значительной мере зависели от общих им обоим поэтических «настроений эпохи», а во-вторых, само пребывание Пушкина в «садах Лицея», несомненно, воздействовало на его лицейскую лирику» [6, С. 321].
Но образ сада сопровождает Пушкина на разных этапах его творчества. Мы обращаемся к рассмотрению мотивов сада в лирике Южного периода, в которой мифопоэтическое содержание образов развивается на основе библейской символики райского сада.
Следует отметить, что в художественной парадигме поэта, по данным «Словаря языка Пушкина», слово «рай» как определение места блаженства первых людей не является частотным. Его место занимают поэтические парафразы, такие как «вертоград», «предел желанный», «райский сад», «полуденная земля», значительная часть которых появляется в лирике 1820-1824-х гг.
Библейские образы и мотивы в творчестве А.С. Пушкина давно стали предметом специального рассмотрения в исследованиях С. Давыдова, Ю.М. Лотман, Т.Г. Мальчуковой, М.Ф. Мурьянова, В.С. Непомнящего, В.П. Старка, И.Ю. Юрьевой и др. Однако образ рая, райского сада с актуализированным в нем библейским содержанием, насколько нам известно, подробного изучения не получал.
Прежде чем приступить к рассмотрению конкретных произведений Пушкина, обратимся к каноническому библейскому содержанию образа рая и райского сада. Рай как гармоничное творение Бога на земле описан в Библии: «Господь Бог создал землю и небо, и всякий полевой кустарник, которого еще не было на земле, и всякую полевую траву, которая еще не росла, ибо Господь Бог не посылал дождя на землю, и не было человека для возделывания земли, но пар поднимался с земли и орошал все лице земли» (Бытие 2, 4-6) [3].
«Рай, в котором пребывали первые человеки, был для тела вещественный, как видимое блаженное жилище, а для души — духовный, как состояние благодатного общения с Богом и духовного созерцания тварей» [4]. В энциклопедическом словаре «Мифы народов мира» представлена ветхозаветная интерпретация рая как божественного сада, Эдема, в котором человек блаженствовал и который им был навсегда утрачен. В переводе с древнееврейского языка «Эдем» означает «приятное, сладкое (место)» [1, С. 363].
Новозаветные смыслы рая, райского блаженства значительно изменяют ветхозаветные представления. Евангельское понимание рая выразилось в слове Христа о том, что Царствие Небесное внутри нас есть: «Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приятным образом, и не скажут: вот, оно здесь или: вот, там. Ибо вот Царствие Божие внутри вас есть» (Лук.17, 20.21).
Таким образом, райский сад в Ветхом Завете связывается с представлениями о вещественном, географически определенном пространстве вечного блаженства, а в Евангелии сад теряет свою семантику рая и через воскресение Христа связывается с идеей спасения души, искупления первородного греха, обретение божественной благодати. «На том месте, где Он распят, был сад» (Иоанн 19,
41).
Мотив ветхозаветного сада, навсегда утраченного, но напоминающего о себе в образе рукотворного гармоничного пространства, представлен в стихотворении А.С.Пушкина «Вертоград моей сестры» (1825). Перекличка с «Песнями песней» царя Соломона была давно отмечена исследователями [2; 8]. Пушкин использует развернутую библейскую метафору и создает образ сада, описанного самой героиней.
Через эвфемизмы, тонко варьирующие чувственные переживания, описанный сад-«вертоград» предстает местом блаженства и полноты. Лирический герой испытывает состояние насыщенности, даруемой ему изобилием первозданной природы:
У меня плоды блестят Наливные, золотые; У меня бегут, шумят Воды чистые живые. Нард, алой и киннамон Благовонием богаты: Лишь повеет аквилон,
И закаплют ароматы. (II, 260). (Курсив мой - П.И.)
Пространство божественного сада названо «уединенным», то есть отграниченным, сокрытым от внешнего мира. Оно изображено во всем своем изначальном совершенстве: воздух наполнен прозрачностью света и разлитым повсюду «благовонием»; воды, «чистые, живые», «незамутненно» сверкают и переливаются на солнце; плоды, «золотые, наливные», спешат усладить вкус лирического героя. Насыщение при этом мыслится не только как услаждение плоти, но, прежде всего, как благостное состояние души.
Развитие художественной семантики сада на земле, уподобленного райскому саду, представлено в стихотворении «Кто видел край, где роскошью природы...» (1821). В центре данного произведения - образ Крыма, южной страны, воспринятой как поэтическая реализации рая, возможного на земле. Лирический герой воспринимает южный край как прекрасно возделанный сад. В отличие от садов в стихотворениях ранней поры, здесь сад представлен не как пространство воображения или воспоминаний о месте духовного становления поэта, а как «блаженный край», который реально посетил поэт, находясь на юге.
Размышляя об общих закономерностях «южного» пейзажа у А.С. Пушкина, М.Н. Эпштейн подмечает: «Кавказ - место романтическое, Крым - классическое. Эта разница обусловлена самим рельефом гор и их отношением к морю. Крымские горы сглажены временем, в них преобладают не острые, зубчатые формы, но округленные и плоские. Пологие их гряды - как бы всплески каменных волн, докатившихся с моря. Тут нет далевой устремленности русской равнины, но нет и высотной устремленности кавказских гор - бесконечное уступает место конечному, зримому. Мягкая лепка гор, ясность очертаний, приближенность далей, солнечная прозрачность воздуха придают Крыму классичность. Ибо суть классического в противоположность романтическому с его ускользающей таинственностью - воплощенность, отчетливость, осязаемость» [13, С. 164-166]. «Классическая» составляющая южного пейзажа, несомненно, отразилась в изображении сада.
Говоря о биографии поэта, которая неразрывно слилась с его творчеством, важно отметить, что с «полуденной землей» у Пушкина связаны лучшие воспоминания о прекрасных картинах природы, в описаниях которой он неизменно упоминает сады. В одном из писем к своему брату он называет «счастливейшими минутами своей жизни» то недолгое время, которое провел на берегах солнечной Тавриды: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, — счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение, — горы, сады, море: друг мой,
любимая моя надежда — увидеть опять полуденный берег...» (Л.С. Пушкину 24 сентября 1820 г. из Кишинева в Петербург) [11, С. 13].
Природный ландшафт в стихотворении «Кто видел край, где роскошью природы» представлен как вечно цветущий. Особенностью крымской панорамы является плодоносное соединение земли и воды в живой гармонии:
Кто видел край, где роскошью природы Оживлены дубравы и луга, Где весело шумят и плещут воды И мирные ласкают берега. (II, 50).
Лирический герой находится в окружении живительных сил природы, которые «питают» все его чувства: «веселый» шум моря; красочная «роскошь природы» во всей ее обозримости и полноте; ароматы цветущих трав, а вкус услаждает «янтарь виноградной лозы» - центральный символ южного сада. Вещественно-осязаемое ощущение передается через восприятие лугов, холмов, скал громады и выражается в желании лирического героя «уснуть на лоне мирной лени». Наслаждение жизнью, бьющей через край, переполняет лирического героя. Здесь нет зимы: «.на холмы, под лавровые своды // Не смеют лечь угрюмые снега» (II, 50): природа полна изобилия, роскоши, совершенства - все здесь «живо», все «очей отрада». Цветущий и благоухающий край сближается с представлениями о рае, в котором царит вечное лето. Полнота изображаемого мира начинает мыслиться пространственно в виде широко раскинутого ландшафта. Лирический герой наделяется зрением особого рода, которое позволяет ему свободно перемещаться по всем направлениям : в морскую даль, где «теряются суда»; под кров гостеприимных татар, живущих мирной жизнью, и даже шире, - в «селенья, города», к могиле Митридата, озаренной «сиянием заката».
В изображении могилы, в частности, Т.В. Алпатова видит элементы руинного пейзажа [12], мы же полагаем, что Митридатова гробница в данном стихотворении является, прежде всего, реальным свидетельством того, что благоухающие сады существуют на южной земле как бы изначально (поскольку гробница является памятником древности).
Примечательно, что в структуре художественного мира этого стихотворения не актуализова-ны пространственные образы вертикали, их заменяют преимущественно равнинные пейзажи: дубравы, луга, холмы, сады, селенья, города, раскинувшиеся в предела
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.