ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
2004 • < 1
И.В. МАЛЫГИНА
Национализм как форма культурной идентичности и его российская специфика
Несмотря на то, что история национализма насчитывает не менее двух столетий, этот феномен по-прежнему вызывает непримиримые разногласия среди исследователей. Отсутствие общепринятой дефиниции привело к самым противоречивым его интерпретациям и оценкам: от осуждения как кризисного явления культурно-исторического процесса до культивирования в качестве здорового признака идентичности и независимости народа.
В связи с этим выявление некой универсальной сущности национализма, осмысление его как целостного феномена - задача методологически важная. В противном случае мы всякий раз будем иметь дело с набором уникальных конкретно-исторических форм его проявления, не поддающихся какой-либо систематизации. Для решения этой задачи представляется продуктивным осмысление той эволюции, которую феномен национализма прошел с течением времени и которая, как мне кажется, позволяет зафиксировать некоторые универсальные закономерности.
Проблема этнической идентичности существует со времен первобытности (ее первое проявление - родовой тотемизм и его маркеры). Но до эпохи формирования наций этническая идентификация, как и этнофобия строились почти исключительно на наборе культурных атрибутов (язык, верования, обычаи, образ жизни и т.п.). Национализм же - это преимущественно политическая форма манифестации этнично-сти. Если вспомнить суть первых национальных теорий "одна нация - одно государство" [Лорд Актон, 2002], то выходит, что первоначальный национализм преследовал цель отождествления политических и этнических единиц [Гелнер, 1991].
В таком контексте национализм воплощал "идею нации" - принципиально новый подход к мировому устройству, к территориальному размежеванию народов, который в ХУШ-Х1Х вв. пришел на смену полиэтничным монархиям, построенным по династическому принципу. Иными словами, под национализмом подразумевались теория и практика строительства государства, характеризующегося этнической и культурной однородностью.
Однако идея нации изначально содержала в себе неразрешимое онтологическое противоречие. Поскольку абсолютно гомогенное в этнокультурном отношении общество возможно только гипотетически, постольку трудно абстрагироваться от очевидности, что процесс строительства наций, целью которого является этнокультурная однородность, почти всегда основан на культурно-политическом доминировании одного из этносов в более или менее гетерогенной популяции "национализирующегося" государства. При этом все прочие народы и этнические группы, оказавшиеся в границах данного образования, попадают в зависимое положение от "государствообразующе-
Малыгина Ирина Викторовна — кандидат философских наук, профессор Московского государственного университета культуры и искусств.
6* 147
го" этноса. В таких условиях выбор методов достижения этнокультурной однородности зависит от меры гуманности и цивилизованности властвующей элиты или определяется конкретными государственно-политическими интересами и историческими обстоятельствами.
Хорошо известно, что арсенал подобных методов не исключает принудительной культурной ассимиляции, ущемления прав национальных меньшинств, насильственной депортации неугодных народов, актов геноцида и т.д. Если добавить к этому активную колонизацию европейцами стран других континентов в ХУП-Х1Х вв., станет понятно, почему последующая трансформация понятия "национализм" привела к исключительно негативному его употреблению, а именно в значении идеологии, политики и социальной практики подчинения одних народов другими. Отмечу, что в отличие от научных исследований, рассматривающих все многообразие форм проявления национализма, в общественном сознании многих народов (в том числе и русского) преобладает именно эта негативная коннотация.
Конфликт (явный или скрытый) между титульным этносом или метрополией, с одной стороны, и национальными меньшинствами или коренным населением колоний -с другой, стимулировал дальнейшее смещение акцентов в интерпретации феномена национализма. Прежде всего он стал отождествляться с идеологией социального и культурного консерватизма, поскольку в процессе формирования национального самосознания не просто фиксировалось представление об уникальности собственного исторического опыта, культуры и социального порядка, но и осознавалась необходимость их сохранения и культивации вплоть до насильственного навязывания своих культуры, языка и самосознания иным народам. Одновременно происходила концептуализация прогноза будущего нации и национального мироустроения, осмысление той особой роли, которую нация как особый тип социокультурной организации призвана сыграть в мировом культурно-историческом процессе. Таким образом, происходила сложная трансформация "идеи нации" в "национальную идею".
Вместе с тем опыт "национального поражения" в истории некоторых народов стимулировал развитие "оборонительного" национализма, в котором доминировали поиски новых или дополнительных оснований для восстановления национальной независимости и самоуважения. Здесь национализм вновь выступает как "идея нации". Круг замкнулся...
Безусловно, эта наиболее типичная дихотомия не отражает всего разнообразия реальных проявлений национализма. Другой опыт его осмысления и типологизации восходит к традиции разделения наций на "гражданские" и "этнические" (или "культурные"). Соответственно, и национализм, рассматриваемый под данным углом зрения, либо воплощает преданность и лояльность национальному государству, либо акцентирует общность происхождения, языка, религии, культурных традиций и т.д.
В контексте третьего подхода раскрывается сущность национализма с точки зрения его субъекта. Если речь идет об идеологии, политике и социальной практике, осуществляемой государством или политической элитой, то говорят об "официальном" или "государственном" национализме. Когда же подразумевается национализм как национально-освободительное движение, то за этой его разновидностью закрепилось наименование "массового" [Андерсон, 2001]. Следует заметить, что национальные эксцессы, приводящие к насилию, терроризму и т.п., могут носить разный характер.
Если попытаться выделить из всего многообразия интерпретаций феномена национализма некую универсальную сущность, то, вероятно, можно определить его как историческую форму универсального социально-психологического процесса обеспечения этнокультурной консолидации общества, возникающую на этапе становления буржуазных государств. При этом в каждой конкретно-исторической ситуации национализм актуализирует специфические основания, мотивацию, механизмы формирования и черты проявления этнокультурной идентичности.
* * *
Опыт национальной самоидентификации русских, бесспорно, в значительной степени универсален. Если же размышлять о его специфике, то, во-первых, необходимо охарактеризовать исторические и социокультурные условия, в которых формировался русский национализм, во-вторых, выявить различные формы выражения этнокультурной идентичности, развитие которых он стимулировал.
Как известно, отличительной особенностью российского социума во все времена являлась высокая степень его полиэтничности. Вся история России развивалась по пути наращивания этнического, а значит, культурного и конфессионального многообразия и, несмотря на активные ассимиляционные процессы, уровень его остается достаточно высоким, даже после распада Советского Союза.
Другая особенность русской культуры, важная для нашего анализа, состоит в том, что она, как правило, формировалась под сильнейшим внешним влиянием. На протяжении столетий славянские культурные традиции переплетались и синтезировались с византийской, западноевропейской, мусульманской и языческой кочевой культурами.
Еще одна специфическая черта российской истории - это длительное отсутствие общенационального языка и равноценное использование в разных сферах общественной жизни церковно-славянского, "приказного" ("подьяческого") и живого разговорного русского языка, на базе которого в существенной мере формировался и общенациональный литературный язык [Безлепкин, 2001]. Плюс к этому - устойчивость языков национальных меньшинств России, а также наличие диалектных говоров различных этнографических групп самих русских (северокавказских, уральских и сибирских казаков, некоторых групп старообрядцев, поморов, камчадалов и пр.).
А если к этому добавить огромную пространственную протяженность России при слабо развитой системе экономических и информационных коммуникаций, то вполне объяснима еще одна особенность - отчужденность основной массы населения от наиболее важных, "судьбоносных" для страны исторических событий и индифферентность по отношению к ним. Ведь концентрация социальной жизни, а соответственно, и формирование национальной общественной мысли осуществлялись в нескольких наиболее крупных центрах (Петербурге, Москве, Киеве).
Этими обстоятельствами во многом обусловлен значительный разрыв между сословными субкультурами российского общества. Он был настолько велик, что формирование общерусской национальной культуры, начавшееся в последней трети XIX в., завершилось лишь после революции 1917 г. Наконец, вспомним о том, что становление национального государства в России происходило в условиях военно-имперского режима, который препятствовал рождению открытого гражданского общества и формированию естественных для Европы общественных гражданских институтов.
По совокупности названных факторов появившийся в XIX в. на исторической арене феномен национализма обрел на российской почве две основные формы, уже отмечавшиеся мною выше.
В полиэтнической Российской империи мощное развитие получил "государственный", или "официальный", национализм, который реализовывался посредством политики "русификации" инородческого населения страны. Возможно, в качестве одного из существенных отличий русского национализма от европейских аналогов можно назвать именно определяющую роль государства. Очень точно это определил российский политический деятель начала XX в
Для дальнейшего прочтения статьи необходимо приобрести полный текст. Статьи высылаются в формате PDF на указанную при оплате почту. Время доставки составляет менее 10 минут. Стоимость одной статьи — 150 рублей.